Похождения Селины

— Ты… собираешься выдать меня за нее?! — изумилась Селина.

— Ты же актриса! Я видел — ты можешь сыграть кого угодно.

— Ты хочешь, чтобы я заставила одного из братьев жениться на мне?

— Я хочу, чтоб ты правила Йеверландом, как наследница Эдо Вимкена, Селина. Я хочу спасти эту страну от негодяев, разоряющих ее.

— А почему ты сам не захватишь власть?

— Я лишь дрост и вассал братьев Цирксена. Я не имею никаких родовых прав на эту землю, меня никто не поддержит. А тебя — да, ты законная наследница. Все твои вассалы стонут: они уже распробовали угощение братьев. Если ты покажешь, что намерена возглавить сопротивление и не отказываешься от своих прав, тебя поддержат. И я встану на твою сторону, помогу тебе во всем.

— Но ты утратишь дворянскую честь, если перебежишь от сюзерена на противную сторону.

— Я утратил честь, когда смотрел, как два мерзавца унижают законную наследницу государства. Больше я не намерен служить им, мне все равно, как это называется. Если меня не будут уважать другие — переживу; главное, сам я снова начну себя уважать.

— Бойнг, у меня здесь наконец-то налаженная жизнь, покой, богатство, процветающее дело… Кроме того, я отвечаю за благополучие более сотни людей!

— А я предлагаю тебе куда более масштабное дело — отвечать за благополучие нескольких тысяч людей. Навести порядок в разоренной стране, дать отпор тем, кто покушается на нее, править и судить, строить и торговать… Возможно, воевать. Покоя я не обещаю, Селина. Счастья и благополучия не обещаю тоже — только попытку… и свою жизнь.

— Но у меня ничего не получится! Я не знаю, как править страной, я не училась этому!

— Ты умна и находчива, ты умеешь рисковать и виртуозно лжешь, а самое главное — ты знаешь, как завоевать доверие людей. А уж они сделают для тебя все, каждый на своем месте.

В волнении она поднялась, прошлась по комнате, встала лицом к окну. Мысли неслись вскачь, чувствам не было названий.

Он долго смотрел на ее хрупкую спину и вдруг спросил:

— Ты… счастлива?

Ответом было молчание. Она не шевелилась.

— Селина…?

— Госпожа фон Йевер, я бы попросила… — холодно и с долей высокомерия произнесла она, и к нему повернулась Мария, законная наследница Эдо Вимкена. Бойнг фон Олдерсум почтительно отвесил ей низкий поклон.

***

— Сколько туда добираться?

— Ты хорошо ездишь верхом?

— Не очень.

— Тогда поедем на моей лошади, за неделю успеем.

— А они продержатся так долго, твои люди?

— Они сделают все для этого.

— Тогда в путь!

— А ты не хочешь… ну, собрать вещи, попрощаться?

— У меня не должно быть никаких вещей, которые могут связать меня с Виттенбергом. Отныне все мои вещи — это вещи Марии.

Единственное по-настоящему ценное — кольцо императора — всегда было с ней, висело на шее на прочной цепочке. Она промолчала об этом, а ему пояснила:

— Прощаться мне не с кем: мой муж Ульрих любит свою железную птичку куда больше меня, мой помощник Хайнц вполне готов заменить меня в деле, а моя единственная подруга умерла. Когда я исчезну, они увидят, что деньги, драгоценности, дорогие наряды — все на месте, и не заподозрят, что я сбежала. Ну какая женщина в своем уме оставит по собственной воле золотые побрякушки? Они решат, что со мной случилось несчастье. Поищут, посокрушаются, да и забудут.

Она храбрилась, и он невольно восхитился силе ее духа.

Хозяин гостиницы понял, что поступил правильно, разрешив пареньку разбудить рыцаря: письмо-то, видать, было важное, если тот собрался в дорогу прямо посреди ночи. У городских ворот никто не обратил внимания, что рыцарь, только вчера въехавший, выезжает со слугой. Подумаешь, нанял мальчишку — подумали бы стражники, если бы вспомнили об этом. Но они не вспомнили.

***

Они решили, что купят ей лошадь по дороге, а сейчас она сидела, прижавшись к нему сзади, обхватив руками широкую спину. Чувство было странным — она очень давно не была так близко к мужчине; кроткий Ульрих не в счет. Селина подумала, что Бойнг фон Олдерсум уже во второй раз вот так круто меняет ее жизнь. Вспомнила, как вечность назад взлетела в седло, приняв молчаливо протянутую руку. А ведь тогда он спасал ведьму, вдруг дошло до нее. И она припомнила, как добрейший Лукас Кранах, ее поклонник, будучи бургомистром, приговорил к смерти ведьму и троих ее сыновей. Несчастные мучились на высоких деревянных дыбах, а великий художник запечатлел сие поучительное действо на своей гравюре. Гравюра прекрасно продавалась, а в ушах Селины еще долго раздавались вопли казнимых.

Она прижалась щекой к спине рыцаря и почувствовала, как тот напрягся.

— Интересно, каково это — быть высокорожденной, — проговорила она. Спина расслабилась.

— Я наблюдал за тобой на рынке. Ты раскланивалась с каждым встречным, как это делают горожанки. Аристократка кланяется редко: она нечасто видит тех, перед кем ей следует склонять голову; все кланяются ей. Поэтому она привыкла ходить прямо и не вертеть головой — все, кому нужно ее внимание, сами найдут способ попасться ей на глаза.

— Интересно… я учту. Что еще?

— Ты сама берешь все, что тебе нужно. Если уронила что-то, поднимаешь сама. Аристократка же с рождения привыкла, что ей подают все, что необходимо. Она выросла под устремленными на нее внимательными взглядами: слуги знают о том, что ей нужно, раньше, чем она сама, и спешат подать, приподнять, опустить, повернуть, закрыть или раскрыть. Если они не угадали, она приказывает вслух, но ей никогда не придет в голову взять самой. Если тебе понадобился кубок, который стоит перед тобой на столе, ты звонишь в колокольчик. Но не оттого, что ты зла и ленива, а потому, что не знаешь, как иначе.

— Не очень-то веселая у них жизнь, как я погляжу.

— Ты привыкнешь. Кстати, я полагаю, как жена печатника, ты грамотна?

— Могу поспорить, я прочла не меньше книг, чем твоя аристократка, — обиделась она. И продолжала торжествующе:

— И латинских, между прочим, тоже!

— Вот это да! Ты посрамишь ученостью нас всех! Но не очень-то напирай на это поначалу — Мария не любила читать, да и письма всегда диктовала.

— Это хорошо, не придется подделывать ее почерк.

— Ты уже сейчас продумываешь все, на ход опережая меня, — восхитился он.

Она покраснела от удовольствия — хорошо, что он не видел этого.

***

Путешествие было даже приятным. Они разговаривали, не переставая. Бойнг объяснял Селине устройство ее страны, рисовал словесные портреты придворных и слуг, давал им остроумные характеристики. Она мигом схватывала все — названия общин и имена старост, историю и особенности городов, родословное древо Вимкенов и подробности жизни бедной Марии.

Чем больше она узнавала о привычках своего нового «я», тем больше недоумевала — отчего такой умный и хороший человек любил и, видимо, любит до сих пор такую пустышку? Но она не касалась этой темы — еще не время.

Когда рыцарь в черном и его мальчишка-слуга прибыли на место своей последней перед Йевером ночевки, уже стемнело. Удивительно, подумал трактирщик: добрый господин разрешил пареньку ночевать с собой в одной комнате, а не отправил на сеновал. Селина же знала — Бойнг, как всегда, уступит кровать ей, а сам будет спать на полу, завернувшись в плащ.

Но в этот раз она никак не могла уснуть, нервничала перед окончанием их путешествия: а вдруг всем уже известно, что Мария мертва? Тогда она просто вернется в Виттенберг, придумает что-нибудь — похищение, чудесное спасение… Хуже, если ее разоблачат потом. Чудовищная казнь… ее пробрал озноб, думать об этом не хотелось. А ведь это последняя ночь, когда они вот так — только вдвоем и свободны от всего…

— Ты любил ее, да?

— Как сказать… — он тоже не спал. — Когда был юнцом — влюбился как дурак, да. Я был не ровня ей — старик Вимкен был вроде графа, моего сюзерена, ему принадлежало целое государство, хоть и небольшое. А у моего отца — только Олдерсум, селение у моря с маленькой крепостью. Я и мечтать-то о ней не должен был… но мечтал. Когда мы с тобой повстречались, я, наверное, сказал ей не более дюжины слов — «с добрым утром», да «великолепная погода». А она, скорее всего, вообще не отличала меня от других людей Эдцарда.