Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 21



Все упомянутые личности и события тоже историчны - и Лютер, и его так называемый лейпцигский диспут с Экком, и Эразм Роттердамский, и Рейхлин. Виттенберг действительно был центром книгопечатания в то время, и цеховая структура тоже была именно такая.

========== Ремесленник или Брак по расчету ==========

Давешний подмастерье неуверенно переминался с ноги на ногу, а Катарина Вайнхаузер сверлила его придирчивым взглядом.

— Сколько платил тебе бывший хозяин?

— Рау-то? Да почти ни черта не платил, жил-то и кормился я у него… Жадная сволочь! А ведь в последние годы я делал за него всю работу!

— А у кого можно заказать печатный станок? Набор букв у меня уже есть. Только смотри: чтоб до времени держал язык за зубами!

— Есть такой человек, сделает… Только заплатить придется побольше — цеху не понравится, ежели узнают.

— Но ты ведь малый не из робких, так? Будешь жить с нами, на первом этаже — возможно, нам понадобится защита.

— От кого, госпожа?

— От тех, кто будет нам завидовать, Хайнц.

— Нам? А отчего вдруг они станут нам завидовать?

— Оттого, что мы разбогатеем, друг мой. Очень скоро и очень сильно разбогатеем.

— Это на книгах-то? И не мечтайте, цех никогда не примет вас.

— О нет, не на книгах. Книга — это редкая и дорогая вещь. Мы же будем печатать и продавать очень простые и дешевые вещи — популярные листки с карикатурами.

— У меня как раз есть приятель, который такие рисует!

— Великолепно! А еще я хочу попробовать кое-что совсем новое; это пришло мне в голову на днях.

И она рассказала ему о своей идее. Подмастерье был шокирован, но спорить не стал.

Договорившись с Хайнцем, Катарина отправилась на рыночную площадь, где ежедневно стояли пришедшие в город обнищавшие крестьяне: они искали поденную работу — за гроши, а то и за еду.

Катарина выбрала четверых, самых дюжих и выглядевших посмышленее других, и привела их к себе, в небольшой дом в центре города, недавно купленный по сходной цене. Они с няней поселились на втором этаже, а на первом поставили печатный станок. Новые работники должны были есть и спать здесь же, в мастерской.

Идея Катарины состояла в том, чтобы разбить процесс печати, который до сих пор осуществлял от начала и до конца один и тот же человек, мастер, на несколько простых этапов, с чем справился бы любой. По ее мысли, это не требовало особого навыка и долгого обучения, стоило дешевле и сильно ускоряло дело. Самые главные процессы — изготовление краски и матриц — поручили, разумеется, Хайнцу. Его приятель нарисовал с десяток забавных карикатур на папу и папистов, совместными усилиями к ним были придуманы остроумные подписи, и через пару дней матрицы были готовы.

Нанятые работники быстро освоили свои задачи: закрепить лист бумаги; губками, смоченными в чернилах, промокнуть матрицу; опустить на нее лист; дважды сильно дернуть за рычаг, прижимающий бумагу к матрице; вытащить лист и развесить его для просушки. Хайнц руководил процессом и следил за тем, чтобы бумага и чернила не переводились.

Голодранцы старались вовсю, боясь поверить своему счастью — еще бы, постоянная работа, с кормежкой и кровом над головой! Впрочем, хозяйка предупредила их, что, возможно, придется и кулаками помахать. Струсивших не оказалось.

Скорость печати поразила бывшего подмастерья — приноровившись, работники производили за день в несколько раз больше, чем было под силу одному мастеру!

Торговать на рынке отрядили няню. Когда Хайнц узнал, что цена листка будет вдвое ниже обычной, он пришел в ужас.



— Мы разоримся, госпожа! Мы могли бы требовать в два раза больше — вы забыли, во что обошлась нам бумага?

— Мы разбогатеем, друг мой, — она не забыла наставления Георга, — дешевое покупают охотнее. Покупатели не дадут нам разориться, поверь мне.

Когда уже через пару часов няня вернулась с кучей денег, Хайнц только рот открыл. Он уже представил было, как купит шляпу с пером и пройдется мимо дома скряги Рау, но Катарина удивила его еще раз, сказав:

— Мы заплатим обещанное работникам, а на остальное закажем еще пять станков.

— Но мы же можем…

— Деньги должны работать, Хайнц. И самое лучшее им применение — пустить на расширение дела. И еще — скажи работникам, пусть обзаведутся дубинами и будут готовы защищать мастерскую. Завистники не заставят себя долго ждать: могу поспорить, мы наделали шуму. Да, и самое главное — заведи собаку, покрупнее.

Пес-то, можно сказать, и спас их. Он вовремя залаял, когда глухой ночью, с факелами и дубинами, к дому явилась ватага учеников и подмастерьев печатников. Но Катарина не зря была щедра к своим людям — защищая ее, они спасали себя от голодной смерти, от убожества и нищеты. Раз в жизни получив шанс на достойное существование, они сражались как львы. Не ожидавшие такого отпора печатники быстро и позорно отступили.

— Они не успокоятся, госпожа, — Хайнц, морщась, потирал ушибленный бок.

— Им придется, — она ожесточенно зыркнула на него своими яростными светлыми глазами.

Для нее началась сумасшедшая, невероятно интенсивная жизнь, в которой не хватало времени даже дух перевести. Она поднималась еще затемно, а к вечеру валилась с ног от усталости. Весь день она трудилась, не покладая рук: заказывала бумагу и чернила, ибо при такой скорости печати Хайнц не успевал их готовить, занималась расчетами и деньгами, нанимала новых людей. Пришлось нанять также и кухарку — они с няней уже не справлялись с хозяйством. В особенно горячие деньки Катарина не чуралась, засучив рукава, снимать с веревок высохшие листки, сортировать их, а потом сама отправлялась с товаром на рынок.

И все это время приходилось преодолевать сопротивление цеха. Они запретили продавать ей бумагу, и Катарине приходилось безбожно переплачивать, да еще и организовывать тайную доставку. Они ловили и колотили ее продавцов, уничтожали товар — спасибо хоть, до нее самой пока не добрались… Все эти укусы изматывали, но вместе с тем, добавляли ей веселой злости. Несмотря ни на что, объем продаж рос, а вместе с ним росли и ее доходы. Своим людям она платила, не скупясь — и те души в ней не чаяли.

Однако в глубине души она понимала, что в состоянии войны не удастся прожить долго — цех, с его влиянием в магистрате, найдет способ изгнать ее из города. И она не спала ночами, напряженно раздумывая, как этого избежать.

***

Выход нашелся неожиданно — в виде пожилого благообразного человека, который темным вечером постучался в ее дверь.

— Чему обязана столь поздним визитом, господин…?

— Лоттер. Мельхиор Лоттер, к вашим услугам.

— Катарина Вайнхаузер. Что же привело вас ко мне, господин Лоттер?

— Никакая ты не Вайнхаузер. Я справился о тебе у своих знакомых в Ройтлингене. Нет там никаких Вайнхаузеров и не было никогда.

Сердце ее бешено застучало. Но голос оставался спокоен, когда, распрямив плечи, она выговорила с ноткой презрения:

— Я понятия не имею, в каком кругу вращаются ваши знакомые, господин Лоттер, но здесь я — невеста ганзейского купца Георга Гизе. Он лично представлял меня многим уважаемым жителям Виттенберга.

— И отчего же он оставил свою невесту здесь, а сам уехал домой, в Данциг? Девочка, не морочь мне голову. Я не знаю, кто ты. Может, ты беглая мужичка, может, воровка и убийца, а может, вообще — ведьма!

Каждое его слово будто вколачивало очередной гвоздь в ее гроб. Если он донесет на нее…