Страница 3 из 4
Задать вопрос я не успеваю. Сын вываливает на меня свое горе:
– Мам, у Ники не один парень был. Трое.
Мне хочется сказать: «Очуметь! Когда только успела?», но я не даю словам сорваться с языка. Достаточно того, что осудила Кудряшку мысленно. Первое правило грешника: оправдывай другого, вини себя. Трудно, но возможно.
– Но ты же слышал,– возражаю сыну я,– она каялась на исповеди в этом. Властью, данной Богом, священник отпустил ей этот грех, так что…
– Да, но это слишком!
– А какая разница, сколько? Грех не измеряется в штуках. А что у нее кто-то был до тебя, ты знал с самого начала. Так ведь?
– Так,– соглашается сын. Но я-то знаю: это согласие внешнее.
В душе Сергея начинается борьба. В моей тоже…
– А чем занимаются родители Ники?
– Мама на пенсии уже. У отца какой-то бизнес. Вообще он врач.
– Интеллигентная семья,– замечаю я рассеянно. Меня волнует другое – душевное состояние сына.
– Мам, мне на литургии голос был. Сказал: «Оставь ее мне. Занимайся любимой историей».
Мое бедное материнское сердце катится в пятки.
– Сынок,– говорю я,– с нами, грешными, ангелы не разговаривают. Только лукавый.
Сын поражен:
– Даже в церкви?
– И в церкви тоже. Он с нами везде. Сынок, тебе пора причаститься. Постарайся на этой неделе.
Сын соглашается. Он вообще редко идет против моей воли. На моей памяти это случилось только дважды: когда Сергей уехал на работу в артель и сейчас, когда познакомился с Никой в интернете.
Разговор на какое-то время возвращает Сергею душевное равновесие. От меня, наоборот, спокойствие бежит. Я прощаюсь с сыном и сажусь читать акафист Николаю Чудотворцу.
«Отче Николае, если Ника – беда, отведи ее от сына!»,– прошу я.
… В скайп Сергей выходит из квартиры Вероники, чем приводит меня в ужас.
– Почему ты не дома?
– Так получилось.– Голос у сына трагический.– Мам, Вероника лежала в клинике неврозов. Ее лечат сильными препаратами. И у нее было шесть парней. Она мне сама во всем призналась. Сказала, что Бог хочет, чтобы я все знал.
Смута в душе разрастается наподобие пожара. Моего сына, а следом и меня затягивает, как в трясину.
– Где Ника?
– Спит. У нее был нервный срыв, она плакала, кричала, на пол упала. Я ее перенес на постель.
– Сережа,– спокойно предупреждаю я,– так будет всегда. Эти истерики – это будет всегда. Сходи в церковь. Прямо сейчас иди. Поговори с любым батюшкой. Что он тебе скажет, то исполнишь. Это будет воля Божия.
Скайп гаснет, и я кидаюсь читать акафист Чудотворцу. Мне уже яснее ясного, что Ника – это беда.
«Отче Николае…,– прошу со слезами,– отведи беду от сына».
Вернувшись из церкви Архангела Михаила, что рядом с домом Ники, сын снова выходит на связь. Кудряшка рядом с ним.
– Здравствуйте, Виктория Степановна.– Ника – воплощенная кротость. Голосок ангельский, как и личико.
– Здравствуй, Никуша. Как у вас дела?
– Плохо. Я ссорилась с Сережей.
– Да, я в курсе.
– Мы вместе ходили в церковь,– докладывает Никуша.
– И что сказал священник?
Вероника умолкает, предоставляя сыну право отвечать.
– Священник сказал, что это неважно, сколько мужчин было. Шесть или один. Грех он и есть грех. И сказал, что я пытаюсь пересмотреть отношения, поэтому ищу повод.
Я не могу обсуждать такие интимные подробности в принципе, а уж в присутствии Победительницы и подавно. Делаю усилие над собой.
– А ты сказал священнику, что Ника больна?
– Нет. Забыл,– отвечает сын.
Мне хочется закричать. Завыть. Но я снова молчу.
Из жалости, из соображений гуманизма, из этических соображений – Бог знает почему, но я ничего не могу сказать в присутствии Вероники.
Кстати, победительницей Ника не выглядит: крылышки поникли, глаза припухли. Не вызывает сомнений, что она плакала. Признание далось ей нелегко.
И снова я жалею Нику по-женски и по-матерински. И как грешница грешницу.
– Ника,– ласково говорю я,– не расстраивайся. Сергею нужно время все обдумать.
– Да!– Сын с благодарностью кивает мне в камеру.
– Почитайте вместе акафист Богородице Целительнице,– прошу я.
Нике предстоит разочарование: Сергей слушает свою маму, а не ее.
Дальнейшее я знаю со слов сына: Ника снова рыдает, отказывается читать акафист Целительнице.
– Тебе нужнее Бог, чем я!– выкрикивает она.
Снова слезы, снова катание по полу и звериный вой, от которого у сына кожа становится гусиной…
Гл.3
… Вопреки здравому смыслу следующий сеанс связи проходит снова из квартиры Победоносной.
Для меня это полная неожиданность – ведь мы условились, что сын возьмет тайм-аут.
Из-за плеча Сергея выглядывает кудрявая головка:
– Здравствуйте, Виктория Степановна!
– Здравствуй, Ника.
– Мам, Ника пригласила меня на дачу,– сообщает сын.– Хочет познакомить с родителями.
Не могу удержаться от замечания:
– Ваши отношения развиваются слишком стремительно!
Кудряшка воспринимает замечание как комплимент и весело хохочет.
Что-то мелькает у меня в голове. Смутная догадка о чем-то… В сознании вспыхивает предостережение: осторожно!
– Мне родители запретили привозить на дачу парней,– выкладывает Ника.– Папа сказал, что будет знакомиться только с моим женихом. Но я очень хочу на дачу, и уговорила родителей, чтобы они разрешили Сергею приехать.
Испытываю крайнюю степень смятения.
При девочке, которая сидит на антидепрессантах, сказать сыну «нет»?
К тому же он спит с ней!
Как специально, сын требует от меня откровенности в присутствии Вероники:
– Так я поеду?
– Ты же готовишься к причастию,– вспоминаю я.
– А мы вместе будем причащаться,– заявляет Ника.
Слова эти ласкают мой слух и убаюкивают бдительность.
– А там церковь есть?
– Есть! Там мужской монастырь в семнадцати километрах. Я попрошу маму, она нас отвезет на службу,– радуется собственной сообразительности Ника.
Сомнение отступает, как зверь по команде дрессировщика, становится ручным.
Я благодарю Бога за то, что у сына верующая девушка, и что они будут причащаться из одной чаши, с одной лжицы. Именно об этом были мои молитвы.
И я отдаюсь на волю Божью:
– Поезжай, конечно, сынок!
Гл.4
… На дворе июнь. Петров пост.
В воскресенье я исповедуюсь и причащаюсь.
Своему духовному наставнику и руководителю, настоятелю церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери иерею Николаю, рассказываю о своих терзаниях, о том, что сын познакомился с девушкой, а девушка больна.
– Болезнь, – говорит о. Николай,– это милость Божья. Молись. Все Господь управит.
После причастия на сердце у меня мир и покой. Я верю в промысел Божий и доверяю Отцу Небесному своего сына.
Читаю благодарственные молитвы, пью чай с медом и устраиваюсь под пледом на диване.
Позывной скайпа раздается в тот самый момент, как я погружаюсь в приятную дрему.
Едва сын успевает сказать «привет, мам», вступает Ника.
– Ой, Виктория Степановна! Здравствуйте! Мы такое пережили!– В голосе возмущение, личико возбужденное.
– Что такое?
Ника подобна шутихе.
– Мы были в Ферапонтовом монастыре,– выстреливает она.– Сережа хотел причаститься, его не допустили. Сначала меня тоже не допускали, но я сказала, что я болею, и меня причастили. Это ужас какой-то!
– А в чем ужас?
– Сейчас Сережа вам расскажет.
Сын получает возможность изложить свою версию событий:
– На исповеди я сказал, что живу с девушкой, а священник сказал, что это грех, что нужно воздерживаться до свадьбы. Спросил, готов я жениться или нет. Если нет, то надо прекратить отношения.
Сын выглядит обескураженным. Я испытываю мгновенную и острую радость, на смену которой приходит удовлетворение. Слава Богу за все.
Наконец-то!