Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 35

Ил. 2.1. Архетип вида. Gladiolus foliis linaribus. Carolus Li

Глава 2

Истина-по-природе

До объективности

В 1737 году молодой шведский натуралист Карл Линней опубликовал роскошную «флору»[107] растений, выращиваемых в богатом саду Джорджа Клиффорда – амстердамского банкира и директора Голландской Ост-Индской компании: «Сад Клиффорда» (Hortus Cliffortianus)[108]. На создание книги – столь же прекрасной, сколь и полезной – средств не жалели. Богатый патрон Линнея воспользовался услугами немецкого мастера ботанической иллюстрации Георга Дионисия Эрета для подготовки рисунков образцов (как свежих, так и засушенных) и известного голландского художника и гравера Яна Ванделаара для изготовления по этим рисункам гравюр (ил. 2.1). Все участники предприятия – патрон, натуралист и художники – рассматривали его как эпохальное событие в истории ботаники. Фронтиспис книги был украшен аллегорическим изображением континентов, подносящих растительные дары Аполлону, нарисованному с чертами Линнея (ил. 2.2). Менее помпезно, но более значимо по последствиям работа над Hortus Cliffortianus, предполагавшая доступ к принадлежавшей Клиффорду богатой ботанической библиотеке, его саду и оранжерее, обеспечила Линнея практической основой последующих публикаций, посвященных ботаническим номенклатуре, классификации, описанию и иллюстрациям, что до сих пор оказывает весомое влияние на развитие ботаники[109].

Ил. 2.2. Аллегория реформированной ботаники. Фронтиспис, Carolus Li

И все же описания Линнея и иллюстрации, которые он заказывал для Hortus Cliffortianus и выполнение которых строго контролировал, не могут быть названы объективными. Это не просто придирка историка и желание поспорить об анахронизмах или излишний педантизм, не желающий допустить использования термина, который Линней и его современники в середине XVIII века сочли бы затейливо схоластичным, если бы распознали его вообще[110]. Не является это и утверждением, что работа Линнея была «ненаучной», полной предрассудков, невежества и некомпетентности. Линней, как и другие ученые эпохи Просвещения, следовал скорее стандарту истины-по-природе, чем объективности. Последствия данного различия далеко не только вербальные: метафизика, методы, мораль – все было поставлено на карту. И истина-по-природе, и объективность – эпистемические добродетели, в равной степени достойные уважения, но они отличаются друг от друга тем, как делается наука и какой тип характера при этом предполагается. Как свидетельствует пример Линнея, сначала появляется истина-по-природе, которая отличается от объективности.

Поиск истины является первичной эпистемической добродетелью со своей длинной и разнообразной историей, и разыскание истины-по-природе – лишь одна из ее ветвей[111]. Среди создателей научных атласов истина-по-природе возникает в качестве различимой эпистемической добродетели в начале XVIII века (Линней – один из наиболее ранних и влиятельных ее сторонников) как реакция на чрезмерное внимание, которое ранние натуралисты уделяли изменчивости и даже, как мы увидим ниже, уродствам природы. Как большинство разновидностей истины, истина-по-природе имела метафизическое измерение, стремление открыть реальность, достижимую только с помощью усилия. Для натуралистов эпохи Просвещения, таких как Линней, это стремление к реальности не предполагало приверженности платоническим формам ценой отказа от чувственных свидетельств. Напротив, пристальное и продолжительное наблюдение выступало необходимым предварительным условием для распознавания истинных видов растений и других организмов. Глаза тела и разума объединялись для того, чтобы открыть реальность, скрытую от каждого из них в отдельности.

Взгляд натуралиста нуждался не только в остроте чувств, но и во вместительной памяти, способности разделять и соединять впечатления, терпении и таланте извлекать типичное из сокровищницы природных деталей. Идеальный натуралист эпохи Просвещения, иногда описываемый как «гений наблюдения», был наделен «проницательным умом, который владеет собой и не принимает ни одного впечатления, не сопоставив его с другим; который ищет в двух разных предметах то, что в них есть общего и отличного… Такие люди, переходя от наблюдения к наблюдению, приходят к правильным выводам и устанавливают лишь естественные аналогии»[112]. Иоганн Вольфганг фон Гёте, рассуждая в 1798 году о своих исследованиях по морфологии и оптике, описывает поиск «чистого феномена», который может быть выделен только в результате последовательности наблюдений и никогда – в отдельном частном случае. «Чтобы его представить, человеческий ум определяет все эмпирически колеблющееся, исключает случайное, отделяет нечистое, развертывает спутанное, даже открывает неизвестное…»[113] Это были конкретные практики абстрактного разума, как он понимался натуралистами Просвещения: отбор, сравнение, суждение, обобщение. Преданность истине-по-природе требовала погружения в природу, а не порабощения ее явлениями.

Линнеевские способы рассматривания, описания, изображения и классифицирования растений были откровенно и даже вызывающе избирательными. Ботаники должны научиться сосредотачивать свое внимание на характерных признаках – «постоянных, определенных и органических»; они не должны позволять себе отвлекаться на несущественные детали растения, тем самым умножая без необходимости количество видов: «93 [вида] тюльпана там, где есть только один»[114]. Они должны предостерегать своих иллюстраторов от изображения случайных свойств (цвет) в отличие от существенных: число, форма, соразмерность и положение. «Сколько томов было исписано видовыми названиями, заимствованными у цвета? Сколько меди было переведено на ненужные пластины для гравюр?»[115]

107

Здесь: жанр обзорного труда, посвященного растительному миру той или иной территории. – Примеч. пер.

108

Carolus Li

109



Carolus Li

110

Об истории слова «объективный» и родственных ему слов см. главу 1.

111

Joachim Ritter, Karlfried Gründer (eds.), Historisches Wörterbuch der Philosophie (Basel: Schwabe, 2004), s. v. «Wahrheit», vol. 12, cols. 48–123. Насколько нам известно, исчерпывающей истории истины до сих пор не опубликовано, однако для XVII в. см. классическую работу Шейпина: Steven Shapin, A Social History of Truth: Civility and Science in Seventeenth-Century England (Chicago: Chicago University Press, 1994), а также стимулирующий набросок в: Lorenz Krüger, «Wahrheit und Zeit», in Wolf Lepenies (ed.), Wissenschaftskolleg zu Berlin: Jahrbuch 1987–1988 (Berlin: Nicolaische Buchhandlung, 1989), p. 72–75. Английское выражение «истина-по-природе» (truth to nature) означает «соответствующий, подобный природе», но слово «истина» сохраняет здесь прежние коннотации «верности» (как в выражении «верный друг» – «faithful friend»). Ср. с французским оборотом «d’après nature» («в соответствии с природой»), особенно в его нормативном значении в XVII в. как эстетической модели для живописи, и с немецким оборотом «naturgetreu» («верный природе, естественный»).

112

«Génie (Philosophie & Littér.)», in Jean Le Rond d’Alembert and Denis Diderot, Encyclopédie, ou, Dictio

113

Joha

114

Ср. с русским переводом: «Турнефор… узрел как в многограннике в одном [роде] Hyacintus на 63 вида больше, а в роде Tulipa на 93 вида больше, чем это есть на самом деле» (Линней К. Философия ботаники. М.: Наука, 1989. С. 186). – Примеч. пер.

115

Carolus Li