Дочь меча

— Позже, — сказала она мягко и радостно. — Но ненамного позже, моя дорогая.

Пепи, ухмыляясь, поднялся по лестнице.

— Это призвание — быть капитаном, моя госпожа Тоаса! — сказал он. — Это умение руководить людьми, — если они не идут за тобой сами, — побить некоторых из них по их толстым черепам. Хи-хи! Слушай раба, наставляющего капитана. — Он сидел на корточках перед ними — чёрный паук на солнечном свету. — Но что теперь, а? Как мы избавимся от наших друзей?

— Мы не сможем этого сделать, я думаю, пока ты не придумаешь какой-нибудь план, — сказала Тоаса.

Пепи почесал в затылке.

— Нет. Нет никакого плана, моя госпожа, ни одного. Мой бедный ум совершенно притупился из-за этой тошнотворной качки. Я могу только предложить, чтобы мы снова начали грести, вместо того чтобы говорить об этом.

— Хм, да. Дай людям минуту-другую отдохнуть. Я думала, однако, об этом. Ты достаточно хорошо знаешь Египет, Пепи. Каковы наши шансы проскользнуть на берег под видом простых крестьян?

— О, как и шансы выбросить тысячу шестёрок подряд, играя в кости. Ты не думаешь, что весь Египет выйдет на улицы ради нашей крови и награды, назначенной фараоном? Как ты обманешь даже глупейшего из феллахов, обрядив кого-то из нас в его наряд? Нет, я умру на борту корабля, спасибо, и потом кто-нибудь ещё съест рыбу, которая съест меня. Хи-хи!

Тоаса устало кивнула. Ветер шевелил перо на её шлеме — ветер, жаркий, сухой ветер Египта, проклятый ветер, дувший с севера.

— Мы можем снова отправиться дальше, — уныло сказала Тоаса.

— Мы можем убежать от них даже сейчас, ты знаешь, — сказал Пепи. — Или, если мы должны принять бой, — ну, если ты можешь сделать так, как сделала только что, моя госпожа капитан, я не возражаю. Кого вы, критяне, называете Аписом — быка Миноса? Да, ты стояла, смотрела на них и пронзала их клинком, как сам бык Миноса.

Тоаса снова обратилась мыслью к Кипру, к крупному рогатому чёрному скоту, который пасся на диких высокогорных пастбищах её отца, и к священным боям быков, ещё устраиваемым некоторыми из изгнанных критян каждый год.

«Если он был единственным быком, если остальные были людьми, которые бежали, кричали и падали под копыта и рога, доставь Анхсенамен домой на Кипр…»

Вдруг Тоаса встала совершенно неподвижно, и они смотрели на неё, ничего не понимая. И девушка думала, что ей знакомо такое выражение лица, выражение лица человека, который видит божественное откровение. Её отец бывал таким очень часто, возвращаясь из храма Атона, — но у Тоасы был более сильный Бог, и она, дрожа, перебирала пальцами амулет на шее.

— Бык, — тихо сказала Тоаса. — Эй, эй, ради всех богов, чёрный бог со старого Крита!

— Что? — сказал Пепи.

Тоаса повернулась и крикнула своим людям. Бросили якорь, блеснул металл. «Но это плотнические инструменты», — изумлённо подумала Анхсенамен.

Они распиливали каюту и палубы, они толпились в смятении тел и голосов, а Тоаса носилась среди них подобно разбушевавшемуся урагану.

— Что это? — закричала она. — Почему мы не плывём? Что ты делаешь?

Тоаса бросила на неё неожиданно яркий, весёлый взгляд.

— Мы вместо этого будем сражаться, — провозгласила Тоаса, — и я строю маленький храм в честь Миноса!

========== 7 ==========

Длинный египетский день подходил к концу. Стоя на остатке кормы Тоаса смотрела на солнечный диск, красный и огромный на западе, отбрасывающий по воде к её кораблю мост света. Река текла широко, спокойно меж заросших тростником берегов. Лишь слабая волна от северного ветра, против которого с трудом шла по течению галера, рябила поверхность воды.

Кругом лежала египетская равнина, плоская зелёная земля до горизонта и пустыни вдали.

У неё было ощущение замкнутости этого царства, ограниченного пустынями из камней и песков под величественным небосводом. Ей казалось, что душа людей должна походить на пейзаж, который породил эти кости, плоть и мысли.

Крит, где горы спускались к морю, был полудикий, весёлый и дерзкий, светлый, как полёт чаек. А душа Египта была прижата пустынями к могучей реке, и душа эта стала сильной и узкой, как спускающаяся вниз бесконечная дорога к вечности без поворотов и рукавов.

Это был древний и могучий дух хмурых с юности царств, занесённых теперь пылью, и он будет таким, когда империи сегодняшнего дня будут лежать разрушенными и сожжёнными. Но это не был дух Людей Моря и жителей северных морей. Это был не её дух.

Анхсенамен вышла, чтобы встать рядом с ней там, где она держала рулевое весло. Тоаса взглянула на её небесную красоту и вспомнила, что в её жилах течёт кровь Азии и что сама она была полуиностранкой на этой земле.

Она какое-то время помолчала, подставив лицо ветру, и наконец сказала:

— Ты страшный человек, Тоаса. Люди умрут, я знаю, из-за того, что ты сделала сегодня.

— Если это сработает, — та пожала плечами.

— Если нет, мы вернёмся к отцу Нилу, — пробормотала она. Её голос стал твёрдым: — Ещё, Тоаса, я рада, что мне не пришлось выходить замуж за принца хеттов. И я не очень жалею, что покидаю свою страну с тобой.

Тоаса взяла её руки в свои.

— Спасибо тебе, моя маленькая. Ты будешь матерью царей.

Она вспыхнула.

— Ты уверена? — прошептала она. — Все знахари Египта не могли сделать так, чтобы у меня был ребёнок от Тутанхамона.

— Зная, что у него не было детей ни от кого в его огромном гареме, я думаю, ясно, где искать этому причину, — сухо ответила Тоаса.

Она вздохнула.

— Я надеюсь. Бедный маленький царь! Пусть он спит спокойно.

— Ты не заботилась о нём?

— О, он был вполне царём, но больным, слабым и напуганным. Кроме жестокого старого Хоремхеба, моего врага, ты — единственная настоящая женщина, которую я знала, Тоаса.

Тоаса усмехнулась так, что таа вспыхнула вновь.

— Корабль сзади нас, капитан, сзади!

Тоаса обернулась и посмотрела на юг, вниз по долгой, пламенеющей на солнце дороге Нила. Судно было трудно различимо за выступом берега. Нет — два, одно за другим.

Было трудно разглядеть многое на таком расстоянии, но это были явно большие для Нила лодки, и они быстро двигались.

Тоаса закричала, и в воздухе прозвенел клич:

— К оружию, люди, готовьтесь к битве!

— Ох… — Анхсенамен вздрогнула, и Тоаса обняла её за талию. — Ох, Тоаса, это солдаты?

— Я не знаю. — Её лицо покрылось сетью морщин. — Я не знаю, но, кажется, так. Иди вниз под палубу, любимая, иди вниз и укройся щитом.

— Если они схватят нас…

— Пусть рядом с тобой будет Пепи с его ножом. Он, наконец, окажет тебе эту услугу. — Тоаса поцеловала её долго и страстно. — Иди!

Моряки шумели, надевая доспехи, но это был шум предстоящей драки, и Тоаса с удовольствием ему внимала. Она прошла сквозь толпу людей, поместила нескольких с защитными щитами на вёсла, оставив других стоять с оружием в руках. И она подняла парус. Тот хлопнул на мачте, корабль заскрипел и развернулся кругом, снова на юг.

Преследующие их судна приближались. Теперь до них было меньше мили. Возвращаясь к рулевому веслу, Тоаса посмотрела на преследователей. Это был враг.

Солдаты толпились на палубах, свет заката сверкал на их оружии, и они двигались как пауки. На верхушке мачты был поднят царский флаг.

— Минос, — прошептала Тоаса. — Минос, будь с нами.

— Грести! — орал Ахмет, и его кнут свистел. — Грести, братья по крови!

Корабль устремился вперёд, пена разбивалась у носа, парус был натянут, и мелькали вёсла. Из оскалённого рта Тоасы вырвался рык.

Ближайшее из египетских судов замаячило перед ней. Голос доносился с его палубы, слабый из-за встречного ветра:

— Кто вы? Остановитесь, прежде чем вы будете уничтожены!

— Что вы хотите от нас? — крикнула Тоаса. — Какое вам дело до нас?

— Остановитесь, именем фараона! Мы хотим обыскать ваш корабль в поисках беглецов.

Тоаса крепче схватила весло. Это был последний шанс пройти на чистом обмане. Теперь пусть бык Миноса встретится лицом к лицу с Аменом Египта.