Дочь меча

Тоаса всё время ходила туда-сюда.

— Ты, может быть, прав. Но покажи мне язык, обезьяна. Ты больше не любимец царицы. — Её глаза обратились к Анхсенамен. — А ты не первая госпожа царства. Пока ты со мной, ты одна из членов команды и будешь меня слушаться. Иначе я тебя брошу, где бы ты ни была.

Она застыла, и ответ её был холоден:

— Право, грубость не была частью того, за что тебе заплатили, капитан Тоаса.

— Проклинай меня, женщина, я капитан, и это дурацкое поручение достаточно безнадёжно без женского языка, приводящего вещи в беспорядок. — Её зубы сверкнули на освещённом солнцем лице, но это не было весёлой улыбкой. — Не бойся. Если я смогу, я доставлю тебя в целости на Кипр, и не слишком велика неприятность, что иногда могут понадобиться шлепки. Что бы вы делали без меня?

— Я должна положиться на тебя, чтобы ты отвезла меня к благородным, с хорошими манерами людям, — сказала она и не смогла сохранить свой голос совершенно твёрдым.

— Это не самая простая вещь — добраться до Кипра, но я попробую. Я предполагаю, что ты имеешь в виду кого-то, кто возьмёт тебя в свой гарем и будет бить тебя не слишком часто.

— Я имею в виду человека чести.

Тоаса пожала плечами.

— Очень хорошо. Старика.

Она говорила бы дольше, но её манеры были слишком чужды ей.

«А чего я могла ожидать?» — устало подумала она. Это из-за неё она стояла под мечом.

— Обидно, если ты пожалеешь об этом… — начала она. Тоаса снова усмехнулась, правда, в этот раз в голосе можно было услышать некоторую теплоту.

— Ты — бесподобна, Анхсенамен. Ты только слишком радуешься шансу выбраться из этой адской дыры живой. Неважно, что я сделала бы на твоём месте то же самое.

— Ты сейчас на месте моей госпожи, госпожа Тоаса, — хитро посмотрел на неё Пепи.

Тоаса замолчала, шагая, хмурясь и вздрагивая от каждого звука из-за гобеленов. Время тянулось медленно, прежде чем карлик встал и сказал:

— Я думаю, теперь мы можем идти.

Анхсенамен вышла сразу за Тоасой. Они шли по длинному коридору к выходу, к ослепительному солнечному свету.

Прошли через сад, и Анхсенамен глубоко вдохнула его густой пряный аромат. «Я никогда не увижу тебя снова, я никогда не погуляю снова в твоих сумерках. Нил будет течь, земля — лежать в зелени, а я буду пыльным ветром в чужой стране, о мой Египет. Прощай, прощай, прощай…»

========== 4 ==========

Перед ними замаячила внешняя стена. Под заходящим солнцем люди занимались своими делами, по тропинкам мелькали благородные и слуги. Она смотрела вокруг сквозь пелену, которая застилала ей глаза. Все как будто глядели на неё, все глаза в мире сверлили ей спину, и она не осмеливалась обернуться. В любой момент мог раздаться окрик, в любой момент стражник мог побежать, и она медленно шла в сопровождении моряков. Ей вспомнились ночные кошмары, когда она летела и летела сквозь серые тени, а ноги тянули вниз, так что она едва могла двигаться, и всё ближе и ближе слышались барабанящие копыта погони, пока их грохот не заполнял весь мир, и она с криком просыпалась среди ночи. Тогда к ней подходила мать, чтобы её успокоить, а иногда и отец с печальными глазами — чтобы пошептать ей на ухо. Но они были мертвы, и теперь она не могла проснуться.

Её взгляд упал на блестящую чёрную голову Пепи, который рысью бежал рядом с ней. Бедный маленький карлик, смелый уродец, он был всем, что у неё осталось, он был последним звеном, которое связывало её с реальным миром в этом затянувшемся сне. Вдруг она подумала, что Пепи был ближе её сердцу, чем Тутанхамон.

Они подошли к воротам.

— Позволь нам пройти снова, — сказал Пепи.

— Зачем ты идёшь с ними? — зевнул Амес.

— Не твоё дело, — огрызнулся Пепи. — Пусти!

— Почему, — состроил гримасу часовой, — вы могли украсть что-нибудь у её высочества. Я не поверю ни одному иностранцу, проходящему через мой пост.

Откройте ваши сундуки. Сейчас на ваших плечах они кажутся тяжелее, чем когда вы входили.

— Ну, — медленно сказал Пепи, — её высочество становится в эти дни несколько беззаботной. Тоаса, у тебя есть, что подарить этим солдатам?

Киприотка проворчала что-то и стала неохотно копаться в своём кошельке. Амес и три других стражника со смехом взяли её монеты.

— И взглянуть на вашу женщину, — сказал капитан. — Покрывало и тяжёлая мантия — странное одеяние для Египта, чьи женщины, как правило, ходят с открытым лицом. Я бы посмотрел, что ты так хорошо прячешь от чужих глаз.

— Нет. — Голос Тоасы стал твёрдым и холодным. — Позволь нам пройти, или будут неприятности. — Она сбросила свою мантию, показывая меч. — Мы все вооружены. Мы пройдём или будем здесь драться?

Тут Амес открыл ворота, и они вышли. Как только Анхсенамен прошла мимо, капитан стражников быстрым движением руки сорвал с неё покрывало.

Мгновение он стоял, уставившись на неё, и его лицо вытянулось от удивления. Раздался скрежет металла — это Тоаса вытащила свой меч. Вспышка на солнечном свете — и Амес, споткнувшись, упал.

Тоаса повернулась, рывком освободила клинок и вонзила его в лицо другого часового. Ужасный хруст костей был не слышен из-за страшного вопля.

Один из крепких критян поднял свой нагруженный ящик и обрушил его на голову ещё одного стражника. Череп и ящик раскололись пополам, и драгоценности рассыпались в луже крови. Пепи по-обезьяньи прыгнул — сверкнул его огромный кинжал, поразив последнего противника, как будто он сам был одним из моряков.

— Идём! — Тоаса спрятала свой окровавленный меч и подхватила за талию женщину, которая была близка к обмороку. — Бросьте тот ящик, оставьте по одному на двоих. Бежим!

Они неслись по широкой улице, пятеро мужчин и две девушки с оставшейся у них половиной драгоценностей царицы. Народ, увидев бегущих иностранцев, с воплями бросился врассыпную.

Сзади в садах послышались звуки горна.

— Сюда! — выдохнул Пепи.

Вниз по другой улице, в узкую вонючую аллею, через неё на внутренний двор и дальше, в лабиринт столпившихся грязных хижин. Они вклинились в массу людей, суетящейся бедноты Фив, кипящей вокруг. Рёв голосов стоял в воздухе. Они с трудом прокладывали путь сквозь толпу.

Много позже Тоаса остановилась.

Анхсенамен, покачиваясь, стояла рядом с ней, и она увидела, как та задыхалась от рыданий, а её лицо побелело. Тоаса грубо схватила её за плечо и встряхнула.

— Иди! Иди! Ради Миноса, и исполни свою роль!

Пепи сказал жалобным голосом:

— Нет способа помочь моей госпоже. Она не привыкла к кровопролитию.

— Ей лучше привыкнуть к этому, или оно само решит её судьбу. Идём!

Они медленно прокладывали себе путь сквозь водоворот толпы.

Фивы проснулись от дремоты, весь город вышел на улицы, и люди занялись своими делами. Купцы на базарах, напоминающих кирпично-глиняные пещеры, предлагали свои изысканные товары; носильщики спешили, задыхаясь под своей ношей; нищие и проститутки навязывали свои услуги. Было тяжело проталкиваться сквозь толпу на узких, извилистых улицах между грязными стенами, а смерть шагала по пятам.

Анхсенамен тесно прижалась к Тоасе, подталкиваемая толпой, кричащей на пьяных. В какое-то мгновение она испуганно подумала, что если кто-то её узнает, крик тогда усилится, и солдаты бросятся на них.

Будто прочитав её мысли, Тоаса вдруг наклонилась к её уху и прошептала:

— Не бойся, что тебя узнают. Люди из царского дома всегда так далеки от этих людей, что они не могут представить тебя без золотого балдахина и множества рабов.

Она попыталась говорить, но горло её пересохло, и она смогла только кивнуть. Тоаса заметила, как её волосы светились на солнце иссиня-чёрным цветом. «Ради всех Богов, — подумала она, — какая приятная девушка!» И теперь, когда у неё была только половина причитающейся ей платы, она могла бы поспорить, что в силе оставалась лишь половина её сделки. Но сначала они должны были выбраться из этого крысиного гнезда — города.

«Странная это страна — Египет», — продолжала она свои размышления. Она никогда не понимала её. Египет был царём мира и его золотой казной, он был полон жизни, люди смеялись здесь чаще, чем в других местах, которые она знала. Египетские женщины были сладки и желанны, египетское пиво было кровью жизни. Но даже здесь носится тень смерти — пирамиды и сфинкс на Гизе, могилы в Долине Царей на том берегу реки, отвратительная темнота пещеры изготовителей мумий, изумительные колонны и колоссы, построенные в честь звероголовых богов, когтистая власть жречества, которое высасывало всё ради своей жизни, не задумываясь о вечности.