Дочь меча

Стража подозрительно оглядела фигуру иностранки. Она носила короткую критскую тунику с фригийской шапкой на голове и голубую мантию с морскими пятнами на плечах. Под шапкой у неё был бронзовый шлем, а короткий меч, скрытый под мантией, висел у левой руки. Она улыбалась с нахальной простотой.

— Я ни о чём таком не слышал… — неуверенно начал капитан.

— Она послала за мной своего карлика — Пепи, как они его зовут. Где эта маленькая обезьянка? Он скажет вам.

Словно по зову одного из меньших дьяволов Пепи появился за воротами.

— Эй, эй, это тот человек, — сказал он. — Пропусти их, Амес.

— По виду это не команда купчихи, — сказал капитан. — Они видели множество битв, и я держу пари, что большинство из них они сами и начали.

— Конечно, нам приходилось биться! — прорычала Тоаса с возмущением. — Невозможно быть гордой морячкой, не рискуя в лиге от берега быть схваченной кем-нибудь из пиратов. Когда ваш дорогой фараон собирается что-то сделать, чтобы защитить порядочных людей, а? Ну, позволь мне пройти, я не могу весь день стоять и спорить.

Амес упрямо покачал головой.

— Господин Эй велел быть особенно осторожным в отношении разбойников. Сейчас неспокойные времена.

— Четверо мужчин и две женщины — грабить царицу всего Египта! — усмехнулся Пепи. — Ну, если бы все солдаты были твоего калибра, Амес, я посмел бы сказать, что это возможно.

— Что здесь собирается делать женщина?

В глазах у Пепи заплясали хитрые огоньки.

— Она будет демонстрировать применение некоторых иностранных вещей из косметики, так?

Амес хихикнул.

— Я не думаю, что госпоже Анхсенамен нужно заботиться о себе больше, чем остальным. Однако, пусти их, пусти их.

— «Будто ветер подул», — подумала Тоаса, как только они вошли внутрь. Ну, она могла это предвидеть. Ненависть жречества Амена к Эхнатону не умерла вместе с человеком, и теперь, поскольку они не могли найти применения его дочери, жене Тутанхамона, им было бы слишком приятно избавиться от неё.

Кровь Фараона в Египте священна, и для простых людей мысль, что даже женское дитя династии может быть убито, была худшим из богохульств. Но знание того, что Анхсенамен нужно было спокойно убрать с пути, стало, кажется, главным для изощрённого двора, и, казалось, никто об этом не беспокоился. Действительно, старые времена прошли.

Она свирепо прожужжала карлику:

— Ты соврал мне насчёт стражников, которые идут по моему следу. Мне не нужно было этого делать!

Пепи пожал плечами и состроил гримасу.

— Ну, может, и так. Но это будет правдой, как только мы выйдем из этого большого дома, так что я действительно не врал. Я лишь отчасти предупредил о факте.

— Ах ты, проклятый, я ведь могу сейчас же уйти…

— Попробуй, и посмотрим, что получится. Я закричу: «Кровавая убийца», да. Моя госпожа будет отрицать, что знает тебя. В Египте с разбойниками не церемонятся. Нет, нет, моя госпожа Тоаса, тебе лучше остаться верной нам и заработать награду, которую мы тебе обещали.

В приступе ярости критянка потянулась за мечом. Тот блеснул рядом с расслабленным телом, но Тоаса справилась с собой.

Маленький человечек обманул её очень ловко, и теперь ей ничего не оставалось, кроме как делать то, к чему так хитро её подталкивал Пепи. Вот если бы однажды они оказались на свободе, и она встретила бы Пепи в море, это было бы другое дело.

Они прошли через огромные прохладные сады к самому дому.

Он долго и низко тянулся за галереей с колоннами в ослепительной белизне с проблесками меди и необработанного золота. Он был построен из глины, а значит, через одно-два поколения или даже раньше, в случае непогоды, мог сравняться с землёй. Тоаса вспомнила обшитую деревом галерею, построенную её отцом на диких холмах Кипра, обдуваемые ветром деревья, долгие склоны гор к морю, думала о солёном воздухе и стоящих на якоре кораблях, о чайках, летающих над головой.

Вдруг Египет показался ей душным.

Они прошли во дворец, мимо безучастной нубийской стражи, вниз по длинным тусклым коридорам, где передвигались в полуденной дремоте только мягко ступающие рабы, и подошли к дверному проёму, закрытому гобеленами богатого шитья. Пепи без церемоний вошёл внутрь и сделал остальным знак следовать за ним.

— Моя госпожа, — сказал он, слегка кланяясь, — это Тоаса Кипрская, чьи товары ты хотела посмотреть.

Вошедшая остановилась в изумлении, пока хихиканье карлика не вернуло её к действительности.

Это была Анхсенамен, вдова фараона и пешка империи? Она была совсем молоденькой, ей было едва восемнадцать лет от роду, и очень хорошенькой. Тоаса смотрела на её стройную, гибкую фигуру, изящную голову, на тёплую золотую кожу и вспоминала, что она была дочерью Нефертити, чья красота была ещё не забыта в Египте. Вдруг она подумала, что её миссия могла получить другую награду, чем та, на которую она сторговалась.

Что до неё, то она смотрела на женщину среднего роста, хорошо сложенную, с коротко стриженными волосами, обрамляющими загорелое лицо в шрамах. Хорошее лицо с правильными чертами, хотя на нём было выражение жестокости, к которой она не привыкла, а светлые глаза её были холодны.

Её люди за её спиной были того же сорта, но грубоваты и неприятны, и она, вздрогнув от удивления, поняла, что, пожалуй, это был лучший вариант из всех.

— Нет времени сомневаться, моя госпожа, — сказал Пепи. — Если милый господин Эй, пусть его кости гниют в навозной куче, придёт сюда, ковыляя, нам придётся ему что-то объяснять. Удача, что Хоремхеб, который умел управлять сутью вещей, сейчас в Мемфисе и нам не опасен.

— Да… — Тоаса отвела свой пристальный взгляд от продолговатых чёрных египетских глаз Анхсенамен. Она вспомнила, что здесь должны быть деньги. — Как насчёт оплаты?

— Сейчас. — Пепи открыл огромный сундук в углу, и солнечный свет проник и разлился по золоту, серебру и драгоценным камням, поблёскивая в сумерках комнаты. — Сюда, наполняй свои ящики да побыстрее.

Моряки с жадностью бросились к сундуку, и драгоценности загремели в ящиках. Тоаса повернулась к девушке Нефер из таверны, сняла с неё покрывало и длинную мантию. Затем она протянула руку к Анхсенамен и коротко сказала:

— Надень это. Мы выведем тебя вместо этой девушки, когда будем уходить.

Девушка задрожала, и на глазах у неё появились слёзы.

— А я? — прошептала она. — Ты обещала, Тоаса, ты обещала

— Успокойся! — она слегка шлёпнула её. Тяжёлый, глухой шлепок раздался в тишине комнаты, а её серые глаза были полны презрения. — Я сказала тебе, что делать. Если кто-нибудь спросит тебя, скажи, что навещала мужчину, одного из дворцовых слуг. Они поверят этому из-за твоей привлекательности. Но если тебя схватят из-за твоего просчёта или по какой другой причине, то сдерут с тебя живой кожу на рыночной площади и продадут твоё мясо каннибалам. А сейчас успокойся!

Она отошла в угол, пытаясь остановить дрожь.

Тоаса повернулась и встретила тяжёлый взгляд Анхсенамен.

— Это не лучшее обращение с девушкой, — сказала она.

— Надевай это снаряжение, или тебя я тоже оставлю здесь, — огрызнулась Тоаса. — О Боже, эти женщины! — Она отошла и помогла наполнить сундуки сокровищами.

Царица молча надела верхние одежды другой женщины и в ожидании села на кровать. Пепи подполз к ней ближе.

Тоаса выпрямилась.

— Готово, — сказала она. — Теперь мы можем идти.

— Не так быстро, — сказал Пепи. — Вспомни, ты — купчиха, предлагающая свои товары. Ты будешь торговаться, хвалить мастерство ювелиров и пробу металла, звать всех своих предков в свидетели, что твои поделки лучше, чем товары Осириса в Аменити. Сядь, моя госпожа, сядь и займи нас ложью о твоих воинственных подвигах.

— Этому карлику нужно отрубить голову, — проворчал один из моряков.

— Чтобы быть похожим на тебя, мой красивый? Хи-хи! — Пепи сидел на корточках у ног Анхсенамен и качался на пятках взад-вперёд. — Нет, моя госпожа, я думаю, тебе лучше ещё немного поволноваться. У этого охранника Анеса — низкая и очень подозрительная натура.