Страница 11 из 13
http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Таранталлегра
11. Жалящее заклинание (англ. Stinging Jinx) – действует аналогично укусу пчел или ос. Гермиона обезобразила этим заклинанием лицо Гарри, когда стало ясно, что они окружены егерями. Однако при тщательном просмотре лица пораженного человеком, знающим лицо жертвы перед заклинанием, можно обнаружить настоящую личину пострадавшего. Также наличие примечательных черт на лице остаётся, но всё же немного раздувается.
http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Жалящее_заклинание
12. Дантисимус (англ. Densaugeo) – заклинание быстрого роста верхних резцов, после которого они становятся очень длинными, могут доставать до подбородка. Вероятно, будут продолжать расти, пока их не остановят заклятием. Для возвращения нормальной длины зубов требуется специальное зеркало.
http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Дантисимус
13. Риктусемпра или Чары Щекотки (англ. Rictusempra) – заклинание, вызывающее у противника неукротимые приступы смеха. Насылается в виде серебряной молнии. Используется в дуэлях. Заклинание подробно описано в книге Миранды Гуссокл «Учебник по волшебству, 2 курс». Изучается на втором курсе в школе Хогвартс на уроках по Заклинаниям или ЗОТИ.
http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Риктусемпра
14. Музей Лувра (фр. Musée du Louvre, часто используется просто название Лувр) – один из крупнейших и самый популярный художественный музей мира (9 260 000 посетителей в 2014 году, третий в мире по занимаемой площади: 160 106 квадратных метров, из которых на 58 470 располагаются экспозиции). Музей расположен в центре Парижа, на правом берегу Сены, на улице Риволи, в 1-м округе столицы.
Здание музея – старинный королевский дворец (Palais du Louvre). Конная статуя Людовика XIV обозначает точку начала так называемой исторической оси Парижа.
Лувр – один из старейших музеев с богатой историей коллекционирования художественных и исторических реликвий Франции, начиная со времён династии Капетингов и до наших дней.
В Лувре собиралось всё, этот музей можно назвать универсальным. Его коллекции покрывают огромные географические и временные пространства: от западной Европы до Ирана через Грецию, Египет и Ближний Восток; с античности до 1848 года.
Европейское искусство новейшего периода времени – с 1848 года и до наших дней – представлено в Музее Орсе и Центре Жоржа Помпаду, а азиатское выставляется в музее Guimet. Искусство Африки, Америки и Океании экспонируется в музее набережной Бранли.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Лувр
15. Орсе́, или Орсэ, музей Орсе, или музей д’Орсе (фр. Musée d’Orsay) – музей изобразительных искусств, находится в Париже на левом берегу Сены, одно из крупнейших в мире собраний европейской живописи и скульптуры периода 1850—1910 гг. Третий по популярности музей Парижа и десятый – в мире. Основу коллекции составляют работы импрессионистов и постимпрессионистов. Коллекция богата также произведениями декоративного искусства в стиле ар-нуво, фотографиями и предметами архитектуры.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Музей_Орсе
========== Глава 6 ==========
Глава 6
Целую волшебную неделю мы наслаждались Парижем. Музеи, конечно, были прекрасны, но я предпочитал любоваться не выставленными в них картинами и скульптурами, а Гермионой. Порой, когда ее рука случайно касалась моей, я чувствовал, что сейчас не выдержу и поцелую ее, а уж потом – пусть хоть Непростительным в меня бросает! С каждым днем я любил ее все больше и больше. Она стала для меня абсолютно всем: воздухом, которым я дышал, теплом солнечного света, Магией… И все же я изо всех сил сдерживал себя. Мне хотелось – глупо и наивно хотелось – чтобы она сама сделала первый шаг ко мне.
Между тем незаметно подкрался сентябрь. Начались занятия, и теперь мы с Гермионой виделись только поздно вечером, когда оба, утомленные и измученные, еле доплетались до нашей квартирки. Мне было страшно неловко, что она вынуждена работать, тогда как я мог позволить себе скромное, но безбедное существование на деньги, выделенные бабушкой, поэтому я нашел место помощника продавца цветов в оранжерее на отшибе магического квартала Парижа, а Гермиона устроилась официанткой в одном из многочисленных кафе рядом с Сорбонной. Готовиться к занятиям у нас получалось лишь ночью, и мы оба ужасающе выматывались от недосыпа. Невзирая на усталость, Гермиона находила время подтягивать мой французский – увы, все еще далекий от идеала. А ее слова: «Скажи это по-французски», – стали для нас чем-то вроде пароля.
Наши отношения, к моему глубочайшему сожалению, не претерпели за прошедшие недели никаких изменений. Для Гермионы я по-прежнему являлся преданным другом, человеком, которому можно доверить любые тайны, но и только. Иногда мне казалось, что все совершенно безнадежно. Возможно, она так и не сумела полностью излечиться от своей любви к Рону, и в таком случае у меня вообще не было ни малейшего шанса… А порой она смотрела на меня так, словно… «Нет, – говорил я себе, – наверное, у меня просто разыгралась фантазия, и я потихоньку схожу с ума от неразделенной любви».
Мое положение осложнялось еще и тем, что у меня, как ни странно, появилась поклонница. Хорошенькая француженка по имени Каролин, учившаяся со мной на одном курсе и буквально не дававшая мне проходу. С истинно французскими бесцеремонностью и самоуверенностью она то пыталась пробиться к моему сердцу через желудок, угощая пирожными собственного изготовления, то подкарауливала после занятий, предлагая «пойти где-нибудь посидеть». Я, разумеется, оставался глух к ее заигрываниям, и это несмотря на то, что, по слухам, среди предков девушки имелись вейлы. Каролин сердито надувала губки, а на следующий день меня снова ожидало какое-нибудь лакомство. Однажды, к моему вящему ужасу, она стащила мои конспекты и изрисовала пергамент легкомысленными сердечками и затейливой вязью, складывавшейся в слова: «Невилл плюс Каролин равно amour (1)», – которые мне никак не удавалось свести. Конечно, проще всего было бы уничтожить компромат, но в том-то все и дело, что конспекты требовались мне для сдачи зимней сессии, и я оставил все как есть, старательно пряча свиток на самое дно сумки. Я надеялся, что он никогда не попадется на глаза Гермионе, но этого, естественно, не произошло.
– Кто такая Каролин? – осведомилась она как-то за ужином, столь поздним, что его можно было спокойно счесть ранним завтраком.
– Каролин? – переспросил я, прикидываясь ничего не понимающим простофилей.
– Да. У тебя на столе лежал свиток, я позволила себе заглянуть. Прости, мне стало интересно, что ты изучаешь.
Отпираться было бесполезно. Я покраснел как рак и, кляня свою рассеянность, выдавил:
– Она моя сокурсница.
– И премило рисует, – безжалостно подсказала Гермиона, и в ее голосе почему-то зазвенели металлические нотки. – Те завитушки на пергаменте… Вероятно, ты ей небезразличен. Вот и пригласил бы ее на свидание. Она, должно быть, хорошенькая.
«Немедленно скажи ей, что тебе не нужна никакая Каролин, а только она», – завопило мое подсознание, но в тот же миг я, внутренне содрогаясь от последствий собственных слов, произнес:
– Да, ты права! Она уже давно за мной бегает… Пожалуй, я так и сделаю!
– И замечательно, – металла в голосе Гермионы сразу поубавилось. Она словно сжалась на стуле. – Назначь ей свидание в нашем кафе. Мне будет любопытно на нее поглядеть.
***
Целую неделю я собирался с духом, переживал и злился на самого себя и Гермиону. Я совсем не разбирался в женской психологии и недоумевал, зачем Гермиона с таким маниакальным упорством толкала меня в объятия Каролин. Неужели она не понимала: мне ни к чему эта хорошенькая пустышка.