Страница 4 из 7
Я выбрался наверх, и мы отошли в сторону.
– Ты прости, я легла, а потом подумала, мы ведь никогда больше не увидимся. – Она помолчала. – Идиотство какое-то, у тебя сигареты нет?
– Ты же знаешь, я не курю.
– Ну, попроси у кого-нибудь! – раздраженно сказала Ольга. – Ладно, черт с ними. Может, поедем со мной на Сахалин? – Она заглянула мне в глаза, в самую глубину. – Я серьёзно. Сколько можно вокруг крутиться, и мне одной уже осточертело, каждый смотрит как на игрушку, вот и шебуршусь, а с тобой мне легко, покойно. Чего молчишь? Зачем тогда меня приручал и все время появлялся?
Я пожал плечами и отвернулся, у меня не было сил смотреть в её глаза.
Ольга вздохнула, тихо сказала:
– Ладно, двигай на свой, – она кивнула на теплоход, – а то еще разжалоблю.
– Ты напиши, я, может, выберусь.
– Заезжай, – сказала она, повернулась и пошла, звучно шлепая сандалиями по пустому причалу.
Мы тихо выбрались в открытое море, а потом, гордо вскинув нос «Комета» рванула вперед всей своей мощью. Солнце показалось из-за гор, и свет его широко разлился к горизонту.
Я стоял на гулкой корме, где рев воды, горбом рвущийся из-под корабля, глушил все красоты мира, и только там, дальше были сине-зеленый берег, горы и залитое солнцем море. Ни сожаления, ни раскаяния не было, какая-то пустота и лишь ощущение утраты и строки: «Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нем», крутились во мне, как заезженная пластинка. Ольга, Оля, Оленька! Через меся ты будешь на Сахалине, слышишь, напиши!
Поздней осенью в Москве
У станции метро «Рижская» он разыскал нужный ему дом, поднялся на шестой этаж и остановился у одной из дверей. Намерившись позвонить, Юрий в последний момент одёрнул руку от звонка и прислушался. Ему показалось, что в квартире заплакал ребёнок.
…Почти два года назад, в один из субботних дней в конце ноября он также стоял у этой двери, но только тогда без раздумий позвонил, и ему открыла дверь молодая, симпатичная женщина.
Уточнив, здесь ли квартира Кудряшовых, Юрий подал картонную коробку, перевязанную шпагатом, и сказал:
– Вот, ваш родственник просил передать, дядя Коля, знаете такого?
– Это мамин брат, – сказала женщина и позвала. – Мама, тут посылку от дяди Коли принесли.
В прихожей появилась седенькая женщина, поздоровалась и спросила:
– Ну как он там?
– Вроде бы ничего, выглядит бодренько.
– Да вы проходите. Наташа, что же ты человека в дверях держишь?
Потом он сидел в уютной комнате с видом на старинную церковь из красного кирпича. Наташа принесла чай и конфеты и, устроившись с чашкой в кресле, с неподдельным интересом повела с ним беседу.
Короткая стрижка, темно-синие глаза и припухлые губы на овальном приятном лице, делали её весьма привлекательной, а джинсы и рубашка в клеточку с подкатанными рукавами, похожей на подростка.
Голос мягкий, ровный. Слова она произносила четко и правильно, расставляя их в последовательную и своеобразную цепочку, что очень понравилось Юрию.
Наташа была весьма говорлива, и через полчаса Юрий знал, что живут они с матерью вдвоём, что у неё был муж «так себе», что работает она в хитрой конторе, связанной с химией и пишет диссертацию под руководством «сдвинутого дядьки». Любит летом ездить на экскурсии, особенно по историческим местам.
Узнала и она, что Юрий женат, имеет двоих детей, а в Москву приехал на курсы по программированию.
Был выходной, середина дня, и когда с чаем было покончено и чувствовалось, что надо бы уже и уходить, Юрий предложил прогуляться по Москве.
– Покажете мне город, а то я был здесь всего два раза и то один раз, можно сказать проездом, практически не знаю Москву, – сказал он и добавил, – разумеется, если вы не против – и есть время.
А Наташа была не против, с готовностью согласилась и быстро собралась.
– Я вам покажу старую Москву, – сказала она, когда они оказались на улице.
В шубке и высоких сапогах, вязаной шапочке, она была ещё привлекательнее и милее, и Юрию было приятно находиться рядом с нею.
Сначала на метро, потом пешком они обошли многое в Замоскворечье, затем побывали и на Арбате, возле Кремля.
Наташа хорошо знала Москву и рассказывала о ней интересно. Только изредка, спохватившись, спрашивала:
– Я всё говорю, говорю, вам хоть интересно?
– Да, да, – поспешно кивал Юрий, – вы так занимательно рассказываете.
– Когда-то увлекалась историей, у нас в школе кружок был, и мы тут всё излазили.
Пошёл дождь вперемешку со снегом, и они зашли в кафе с итальянской кухней, сели за столик у окна. Наташа притихла, а Юрий стал рассказывать анекдоты, байки, но улыбка, чуть тронув её губы, исчезла и он примолк.
В красном зале с затейливым орнаментом по стенам пахло сдобой и терпким вином. Ребята официанты в тельняшках и передниках принесли по бокалу красного итальянского вина и пиццу.
Наташа оживилась, стала вспоминать свою поездку в Италию, и весело подтрунивала над своими приключениями.
Они ушли с кафе, когда уже совсем стемнел. Дождь со снегом продолжал идти и машины сплошным потоком, разгоняя слякоть, проносились мимо. В метро они стояли рядом, молчали, а у дома Наташа сказала:
– Хороший был день. В последнее время у меня было мало таких дней, – и, помолчав, добавила, – спать буду как убитая.
В её глазах Юрий увидел вопрос и ожидание. Хотел взять за руку, но Наташа, почувствовав это, чуточку отстранилась, а Юрий, переступив с ноги на ногу, предложил:
– Может, завтра встретимся, у нас занятий всё равно ещё нет.
– Хорошо, в два часа, здесь, у входа в метро.
Ночью выпал снег, тонким покрывалом укутав дома и улицы, но уже к полудню, всё снова превратилось в слякоть.
Полдня Юрий один ходил по Москве, прошёл почти всю Тверскую сначала по одной стороне, а затем и по другой, побывал в соборе Покрова, пообедал в блинной. Но чтобы он не делал, ожидание встречи постоянно присутствовало в нём, наполняя желанием поскорее приблизить это время.
Он заранее приехал на станцию «Рижская», купил три розовых гвоздики и, спрятав их под куртку, стал прогуливаться неподалёку от выхода из метро. Ходил и думал о том пути, что ей предстоит пройти от дома и до этого мета и прикидывал время, когда она может появиться здесь, как вдруг услышал за спиной:
– А вы почему здесь стоите?
Обернулся – Наташа.
– А где мне стоять, – удивлённо спросил он.
– Мы же договорились у входа, а вы стоите у выхода.
И тут он рассмеялся и рассказал, как бродя по Москве, почувствовал, что уже вписался в уличный ритм и легко ориентируется в метро, и полагал, что уж здесь у него проблем не будет и так оплошал, посчитав, что вход и выход в одном месте.
В кино они не пошли, хотя изначально собирались. В одном из баров сели за столик, заказали шампанское и фрукты. Пили, разговаривали, и Юрий посматривал на Наталью уже по-другому. Её губы, маленькое ушко с завитушками, открытая шея волновали его. А она, чувствуя это и, быстро взглянув на него, замолкала, поправляла шарф, мельком трогала завиток и тревога, тенью проскальзывала в её лицу.
Возвращались пешком, в промозглом сыром воздухе кружились редкие снежинки. Холодно светились белым светом витрины. Сбиваясь в плотное стадо у перекрёстков, машины резко срывались с места, наполняя сизой дымкой улицу и волной, катились дальше, к следующему светофору.
У подъезда Наташа спросила:
– Чаю хотите?
Юрий, не рассчитывал на подобное, поэтому вопросительно посмотрел на неё и уточнил:
– А мать как к этому отнесется?
– А никак, у неё своя комната и своя жизнь, а у меня своя, пойдёмте.
Незамеченные, они тихо прошли в её комнату. За стеной работал телевизор. Наташа принесла чай, повернула ключ в двери, подошла к столику и, наклонившись, расставила чашки.
Она стояла боком к Юрию, он поднялся с кресла, немного постоял в нерешительности и неловко обнял её. Наташа вздрогнула, выпрямилась и, обмякнув, повернулась к нему лицом.