Страница 12 из 16
Я осмеливаюсь прервать рассуждения моей собеседницы, чтобы предложить ей что-нибудь попить. Кафетерий заполняется студентами, но, кажется, все заняты своими собственными делами. Я проверяю, продолжает ли мой телефон записывать сказанное, и возвращаюсь к лекции о ситуации, которая, словно река Гераклита, протекает через весь Лондон – как Старый, так и Новый Вавилон.
Все очень грязно, пользуются этими молодыми людьми, помешавшимися на «Исламском государстве», – продолжает Силан, – сирийцы, турки… Они обращаются и дают клятвы послушания по Интернету. Это черный Интернет, который скрывает контент, не проиндексированный привычными поисковыми системами. Даже намного проще, если ты это делаешь из университета: это явление превращается в нечто глобальное, не местное, не государственное. Все проходит через Интернет. Ты делишься постами в Фейсбуке, в Твиттере – это основной новый способ заводить друзей и быть частью своего рода глобального клуба, как я уже говорила. От тебя требуется только нажать на кнопку, кликнуть; вот и все.
Три английские девушки, о которых мы говорили, делали все это через Твиттер, они шаг за шагом все больше подпадали под влияние экстремистской идеологии, пока не приняли окончательное решение уехать в Сирию. Это самый сложный компонент данного процесса. Только представь, тебе 15–17 лет, и ты чрезвычайно уязвима. Ты находишься в разгаре переходного возраста. Ты не знаешь, кто ты; и тебя сбивают с толку и ловят на крючок.
У мусульман множество проблем с интеграцией в английское общество, они не чувствуют себя его частью.
Конечно, нужно сконцентрироваться на том, чтобы дать им понять, что они не чужие, что они – это мы; что они не отвергнуты, а являются частью социума, только с другими традициями; что они не обречены быть изгнанниками.
Нужно успевать перехватывать их до того, как они плюнут на процесс интеграции; нужно делать для них как можно больше, чтобы наконец сложилась ситуация, в которой они почувствуют себя принятыми.
Экономический кризис превратил нас в эгоистов. Кажется, мы способны концентрироваться только на своих проблемах, например на выплате ипотеки. И вот мы подошли к самой сути вопроса: «Исламское государство» преподносится и воспринимается как способ избежать всего этого. С ними ты не «странный», и это привлекает. Оно радикально идеализируется, особенно на фоне круговорота беспокойной жизни на Западе, в Великобритании. Идея ИГ как бы возвышается над такими проблемами, как семейное насилие, усыновления, детские дома. Еще раз повторяю: люди, которые уезжают, чтобы присоединиться к «Исламскому государству», очень уязвимы; это наиболее уязвимые слои общества. Когда они оказываются там, они избавляются от этого наваждения, но уже слишком поздно. Они настолько радикализованы, что могут сделать все, что им прикажут. Убить, умереть в попытке убийства.
Я знаю, что есть те, кто хочет вернуться, одна из них даже связалась с правительством. Она была готова на все. Это одна из тех трех девушек-подростков из Ислингтона. Я могу лишь намекнуть, что они пытаются помочь ей через части Народной обороны, военизированные подразделения Рабочей партии Курдистана. Ты уже знаешь, что они единственные, кто противостоит там Даишу.
Да-да, коалиция с НАТО, но сама посмотри, американцев и европейцев устраивает союз ИГ с Турцией. Иначе не будет выгоды от покупки и продажи «Исламскому государству» нефти, эшелоны которой ты видела в Курдистане, а также газа, фосфора и древностей… Единственные, кто выставляет людей на этой территории, – это вооруженные курды, о которых я тебе уже говорила.
Они этого не признают, но я чувствую, что существует некая эмпатия между молодыми западными людьми и «Исламским государством». В этом и заключается настоящая опасность. Именно в этих условиях девушки записываются в невесты джихада – и становятся женами этой новой священной войны.
Силан пора на занятия. Но перед тем как уйти, она сохраняет в моем телефоне разговор, который только что закончился. Через несколько месяцев после этого станет известно, что девушки из Ислингтона погибли.
Сааб ибн Муад обратился в ислам, когда ему было 30 лет, а умер в 36 как мученик. Шестьдесят ангелов присутствовали на его похоронах, трон Аллаха был опечален его смертью. За шесть лет, пока он был верующим, у него было все. Аль-Бухари, книга 58, хадис 147.
Переписка в Фейсбуке, 8 ноября 2015 года
13 Мне нравится
Девушка из Алеппо
Моя следующая встреча назначена в кафе Starbucks на территории кампуса. Это девушка из Алеппо, самого крупного города Сирии, с населением более 2 миллионов жителей, то есть больше, чем живет в столице – Дамаске.
В узких джинсах с ремнем «Гермес», футболке, русской шапке-кубанке и с фирменной сумкой, она ничем не отличается от других лондонских подростков, учащихся в этом престижном университете. Она мыслит здраво и так же уверенно, как и Силан, стоит обеими ногами на земле. В венах этой студентки-политолога родом из Алеппо течет кровь множества различных национальностей, которые обогащали торговый сектор Ближнего Востока с тех самых пор, как он был разделен на новые страны с границами – прямыми линиями.
У дедушки девушки из Алеппо было три жены: одна из Ирака, вторая – турчанка, третья – француженка. Это совершенно нормально для торговца коврами.
Она постоянно повторяет, что в Сирии, в Алеппо, у них уже никого не осталось, и возвращаться некуда – все родственники разбросаны по Европе и США. Несмотря на то что ее родители обосновались в Дубае, девушка из Алеппо не хочет возвращаться. В отличие от молодых людей, которые присоединяются к «Исламскому государству», она выглядит так, будто интегрировалась в английское общество и ее главная цель – получить здесь диплом.
Единственной причиной, по которой ее ровесники задумываются о путешествии в Сирию или Ирак с целью присоединиться к ИГ, она считает неведение; потеряв надежду на лучшую жизнь, не обладая знаниями и верой, они повязывают платок на голову и уезжают в поисках счастья подальше от неблагополучных семей.
Не забывайте о кризисе, царящем сейчас в английском обществе. Или ты миллионер, или ничтожество. Но если ты любишь свободу, то вполне можешь самовыражаться, говорить без предрассудков. Что же ты тогда забыл в Даише? – спрашивает она.
Но люди здесь чувствуют себя потерянными, оторванными от корней, а исламские СМИ вновь дарят им надежду на принадлежность к племени, клану и раздувают эту надежду для своих целей. Эти подростки не учитывают, что существуют политические повестки, тайные геостратегические планы. Они и понятия не имеют о том, к чему может привести эта борьба. У турецкого президента Эрдогана свои цели; у сирийского президента Асада – свои.
Мы переходим к разговору об искусственных границах между странами Ближнего Востока; прямых линиях на песке пустынь.
– Ты знаешь, что границы меняются со временем? – спрашивает девушка из Алеппо. – Международные связи всегда нестабильны, они такими были и будут. Осознав это, я чувствую себя гражданином мира. Мне это нравится больше, чем думать, что я инструмент в чужих руках. Союзники становятся врагами; враги – союзниками. Границы плавятся, и ты уже не знаешь, откуда ты; тогда как ты можешь быть уверен, куда именно возвращаешься?
Но что я могу гарантировать, – торопится подчеркнуть она с пылкостью, – так это то, что информации в западных СМИ доверять нельзя. Когда вспыхнула Арабская Весна, я расспрашивала о ее событиях членов семьи, и их восприятие было полностью отличным от того, что рассказывали в СМИ. Уже давно никто не верит ни газетам, ни телевидению.
Мы поколение апатичной, недоверчивой молодежи, не обремененной надеждами, я бы даже осмелилась сказать – полностью безразличной, и это такие-то привилегированные, как я! Так превращаешься из тех, кто потерял надежду, в тех, кто оставляет все, чтобы пожертвовать своей жизнью на территории Сирии или Ирака.