Страница 7 из 11
Напротив, О. В. Будницкий во введении к книге «История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях», говоря о том же, утверждает: «Влияние террористических идей было чрезвычайно велико в российском освободительном движении. Их не чуждались, вопреки распространенному мнению, не только эсеры и анархисты, но и социал-демократы. Не осуждали, до поры до времени, и либералы. Ленин еще в статье «С чего начать?» подчеркивал, что «принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора»[59]. «Это одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях. Но суть дела в том, что террор выдвигается в настоящее время отнюдь не как одна из операций действующей армии… а как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения»[60]. На основании этой цитаты В. Емельянов делает вывод о том, что В. И. Ленин не отказывался от террора как средства массового насилия над массой противников в решительный момент противоборства, в ходе вооруженного восстания, в период гражданской войны как одного из приемов решительного штурма, но он против терроризма – «террора» в смысле единичного нападения[61]. Важным моментом цитаты В. И. Ленина является то, что террор обозначается формой военных действий. На смешении террора и войны мы остановимся подробнее ниже.
Такие подходы свойственны и зарубежным авторам. Например, в США один из руководителей Госдепартамента США Ф. Уилкокс под терроризмом понимал «политически мотивированное насилие против мирного населения». Другой чиновник Государственного департамента США, Д. Лонгот отождествляет терроризм с «действиями по свержению существующего политического строя, по подрыву мирового международного порядка». В. Маллисон и С. Маллисон говорят уже не о терроризме, а о терроре: «Террор есть систематическое использование крайнего насилия и угрозы насилием для достижения публичных или политических целей».
Американские, и многие другие западные исследователи феномен террора и терроризма зачастую не отделяют от революционной деятельности. Например, У. Лакер считает что «терроризм – это старая угроза в новом обличии. 80–90 % террористов в настоящее время, либо представляют левое крыло, либо, по меньшей мере, пользуются их лозунгами». Аналогичные выводы делали и американские ученые Т. Френк и Б. Локвуд, заявляя о прямой зависимости между терроризмом и революцией. А М. Тамкоч и вовсе писал: «Терроризм есть нечто большее, чем анархизм, нацеленный на разрушение человеческой жизни и существующего порядка ради разрушения… Нет ничего политического в терроризме: это ужасная форма варварства». Но он сразу делал оговорку: «Терроризм имеет политическое значение только в том случае, если рассматривается в контексте большевистской революционной борьбы за мировое господство»[62]. Однако сами идеологи революции для себя четко определяли отграничение террора от революционного движения. Например, тот же В. И. Ленин писал: «Террор совершенно не связан ни с каким настроением масс. Террор был результатом – а также симптомом и спутником – неверия в восстание… Партизанские действия боевых дружин непосредственно готовят боевых руководителей масс. Партизанские действия боевых дружин теперь не только не являются результатом неверия в восстание или возможности восстания, а, напротив, являются необходимой составной частью происходящего восстания»[63].
Но и эти позиции отмеченных авторов не исчерпывают всю разноголосицу в понимании террора и терроризма, и их соотношений. Многие пошли еще дальше, и расширили эти понятия до явлений, которые ранее воспринимались совершенно обособленно. Некоторые к ним относят и партизанское движение, вооруженный конфликт, или, как В. И. Ленин, даже войну и т. п. Связано это с тем, что на уровне определения террора и терроризма, как явлений, в основе которых лежит страх и насилие, в последнее время часто возникают трактовки любой угрожающей силы в политических целях.
Например, у вооруженных сил (армии) государства, одной из целей является устрашение противника, как мера недопущения возможной агрессии. С этой точки зрения применение военной силы и терроризм – родственные понятия; в этой же связи, ядерные ракеты в состоянии готовности к запуску – тоже терроризм. В развитие такой логики общеуголовная преступная среда, создающая фон криминальной угрозы, также является террористической.
Кроме того, в настоящее время «терророгенность» современных войн в полной мере характеризуется качеством ассиметричности. Такие войны происходят на фоне многоуровневого различия сил, средств и методов борьбы у противоборствующих сторон, при их сходстве как в декларировании т. н. «точечных» ударов с обеих сторон, так и по совершенно противоположным декларируемым результатам: уничтожаются в обоих случаях преимущественно не виновники насилия, а мирное население.
Можно согласиться с В. Н. Конышевым, который утверждает, что масштабы, способы и интенсивность использования военной силы становятся все более гибкими[64]. Появились такие понятия, как «превентивная оборона», «стратегическая авиационная война», «информационная война», «нетрадиционная война», «внутренняя война», «операции иные, чем война», «операции по национально – государственному строительству». Эти термины, вводимые в оборот не только учеными, но и военными, не всегда корректно определены. Едва ли можно говорить об их соответствии международному праву. В результате, с одной стороны, стираются границы между открытыми военными действиями и тайными операциями. Последние не различают государственных границ, мирное и военное время, военные и гражданские объекты, военное и гражданское население. С другой стороны, в реализацию и планирование силовых акций США все чаще вовлекаются гражданские учреждения: госдепартамент, министерство финансов, частные фонды и фирмы. Размывается прежнее значение силовых действий и критериев применения силы, что ярко проявляется в так называемых «гуманитарных интервенциях» и «операциях по принуждению к миру».
Причем у сторонников идеи о том, что терроризм и война постепенно смыкаются между собой, есть некоторые правовые основания к таким утверждениям. Например, в Военной Доктрине России 2010 г. распространение международного терроризма отнесено к основным внешним опасностям[65]. Аналогичный подход был и в ранее действовавшей Военной Доктрине, согласно которой международный терроризм был назван одной из основных внешних угроз военной безопасности России, а упоминание уже просто терроризма без приставки «международный» было сделано и в перечне основных внутренних угроз именно военной безопасности, вооруженный конфликт охарактеризован высокой вовлеченностью в него и уязвимостью местного населения, широким использованием диверсионных и террористических методов»[66].
Основанием к этому также является то, что зачастую терроризм направлен на провоцирование войны, а совершаемые теракты являются формальными поводами для ее начала. Наиболее ярким и известным примером этому является убийство 28 июня 1914 г. австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда сербским студентом Гавриилом Принципом, членом сепаратистской организации «Молодая Босния», что явилось одним из поводов к началу Первой мировой войны.
Однако ряд международных документов разграничивает войну и терроризм. Правила ведения войн довольно четко регламентированы в вопросах их ограничений такими документами, как Устав Организации Объединенных Наций, Женевские конвенции и Римский статут Международного уголовного суда. Эти акты регулируют и сдерживают решения государств в отношении применения силы.
59
Будницкий О. В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов-н/Дону, 1996. С. 16.
60
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 7.
61
Емельянов В. П. Террор и терроризм: вопросы отграничения// Право и политика. 2000. № 4, С.36.
62
Цит. по: Василенко В. И. Международный терроризм в условиях глобального развития. Политологический анализ: Дис. д-ра полит, наук. М., 2003 (Из фондов Российской Государственной библиотеки) С. 53–59.
63
Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 12. С. 180–181.
64
Конышев В. Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. СПб.,2000. С. 16.
65
Военная Доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 5.02.2010 № 146. п.8., п. п.к).
66
Военная Доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 21.04.2000 № 706 Ст. ст. 5, 6.