Страница 15 из 22
— Значит, Совет, блядь?! Совет Цитадели разыскивает Шепард?! Да пусть они там хоть усрутся, но Шепард не получат! Я им последнего ворка не отдам, не то что Шепард. Самого последнего бухого сторчавшегося ворка! Так и передай этим говнюкам. Пока-пока, перезвони мне еще лет через двадцать!
Экран гаснет. Андерсон вздыхает, стаскивает фуражку и вытирает ей потное лицо.
*
Шепард спрыгивает на пол из развороченного вентиляционного короба и морщится от нестерпимого сияния. Во-первых, по-прежнему горит холодным огнем странный предмет, похожий на сплющенную консервную банку. Шепард поднимает его и машинально сует в сумку на поясе. Белые и голубые искры гаснут, и обстановка перестает напоминать дискотеку в медотсеке.
Во-вторых, на полу у стола сидит Заид Массани. Он по уши перепачкан кровью и мозгами — к счастью, и то, и другое чужое. По его грязному лицу разливается такое немыслимое счастье, такое нестерпимое блаженство, что Заида можно поставить в угол вместо торшера — сияет он ничуть не хуже уцелевших светильников. Причем Заид, возможно, не будет протестовать. Он не похож сейчас на человека, способного протестовать против чего-либо, и если его отправить высаживать яблони на Марсе, он только спросит, не посадить ли заодно и картошки.
Шепард щелкает у него перед лицом пальцами.
— Заид! Заид! Пора валить! Массани, мать твою, прием, вызывает капитан!
— Капитан? — отзывается Заид мечтательным голосом. — Идите в жопу, капитан, у меня праздник…
Шепард закатывает глаза и берет со стола чудом уцелевшую бутылку вина.
— Нихрена себе! Это же азарийское! Заид, эти суки на переговорах бухают азарийское! Мне его только раз в жизни и наливали… Призрак проставился. Он, конечно, мудак, но не жлоб. Жахнуть, что ли, винишка ради праздника…
Но никто не отменял закон подлости — единственный, кроме законов физики, который невозможно отменить. И, в отличие от физических, его невозможно еще и объяснить. Хотя коммандер Шепард уже давно может считаться экспертом в области всевозможного невезения и неудачных совпадений.
Как только она подносит горлышко бутылки к губам, дверь распахивается, и внутрь врываются «Синие светила».
*
Торн открывает глаза — сначала правые, потом левые — и встает.
Ну, как встает. Поднимается на четвереньки, медленно и осторожно подтягивая руки и ноги. Несколько секунд смотрит в землю, потом поднимает голову. Глазам его открывается много раз виденная картина: тут и там разбросаны тела со всевозможными повреждениями. Некоторые еще слабо шевелятся, остальные лежат неподвижно. Кое-где поднимаются струйки дыма — у кого-то нашлись в запасе зажигательные патроны. Все как обычно. И даже то, что большинство трупов принадлежит батарианцам, Торна не смущает. Обитатели Кхар’шана иногда бывают в высшей степени толерантны и убивают своих точно так же, как и чужих. Вот только раньше Торн наблюдал это зрелище с несколько иного ракурса.
Он кряхтит, ухает и кое-как поднимается на ноги. Кренится вправо, пытается выпрямиться и тут же сгибается влево. При каждом движении из него льется кровь и что-то неприятно посвистывает в груди.
Торн колет себе панацелин. Вопреки распространенному мнению и названию это не панацея. Зато стихает боль, и ноги перестают дрожать, как щупальца ханаров.
Разумнее всего сейчас забраться в челнок, включить автопилот и дать деру. Латать раны, материться, набивать татуировку «не забуду, не прощу», строить планы мести. Если Граак мертв — а Торн подозревает, что к этому все пришло, и не ошибается — то по иерархии внутри группировки Торн наследует дело и теперь главный. Граак, окажись он в такой ситуации, без колебаний бросил бы все и сбежал. Да любой разумный батарианец сбежал бы.
Торн смотрит по сторонам. Ему трудно ворочать головой, поэтому он поворачивается всем телом и топчется на месте. Взгляд его цепляется то за один, то за другой зеленый доспех среди буро-желтой травы. Вообще-то Торн ни с кем не был особенно дружен в отряде. Его боялись, слушались, но не любили. Кличку «хуй во лбу» от большой любви не дают. Теперь некому больше так его называть, так что есть шанс, что кличка канет в прошлое вместе с бойцами Граака.
Торн берется за бок и ковыляет в сторону входа в здание.
*
Мудрецы говорят, что нужно искать красоту в каждом дне и во всем, что тебя окружает.
Давайте посмотрим, как красиво летит бутылка.
Она летит, как торпеда, и бока ее поблескивают в приглушенном свете настенных ламп и голубом биотическом пламени. За ней тянется пенный шлейф азарийского игристого вина. Эксперты говорят, что именно этот сорт получился очень удачным, сочетая во вкусе ягодные и фруктовые оттенки с терпкой нотой, которая остается на языке. Брызги пахнут летом и солнечными долинами Тессии – если верить рекламе, конечно. Обычный человек понюхает и скажет: м-м, ничего так, сладенько.
Увы, как и множество прекрасных вещей в этом несовершенном мире, полет бутылки недолговечен, и заканчивается он, когда донышко с хрустом врезается в лоб первому из «Синих светил», показавшемуся на пороге. По иронии судьбы это Люк. Он первый начал стрельбу, он первый ворвался в здание, и теперь он первый попадает под тяжелую руку коммандера Шепард. Можно не верить в карму, но это не значит, что карма не настигнет тебя.
В дверях возникает пробка, и, не дожидаясь, пока она рассосется, Шепард и Заид бегут к выходу с другой стороны комнаты. Уже в коридоре они слышат слитный яростный вопль. Неизвестно, что расстроило «Светил» больше: гибель горячо любимого психованного предводителя или пропажа ценного товара, — но общий смысл их криков сводится к «суки, падлы, нахуй расчленить». Шепард и Заид наддают. С лица Заида еще не сошло выражение блаженства, и он летит вперед, счастливый и кровавый, как ангел мести. За спиной у него все еще висит снайперская винтовка, которую он любовно протащил через всю систему вентиляции, хотя мог бы и не стараться. Шепард топает рядом, как машина смерти, принаряженная для утренника.
*
Когда Торн зажимает рукой одну рану, кровь немедленно начинает литься из другой. Поэтому, когда он заходит в приемный кабинет Граака, вся его броня покрыта пятнами и потеками и похожа на шкуру варрена особой породы. У Торна когда-то такой был, пока на Мендуаре не застрелили.
В кабинете он позволяет себе передышку. Бросает взгляд на Граака и понимает, что искусственное дыхание тут делать уже поздно. Рядом лежит Видо Сантьяго. То есть теоретически это он, судя по броне, которая когда-то была белой. Торну было бы проще, если бы у предполагаемого Видо было лицо, но чего нет, того нет. Ясно одно: с этим делать уже тоже ничего не нужно, — и Торн мысленно вычеркивает один пункт из своего списка.
Из-за распахнутой двери, ведущей в коридор в сторону шахт, слышно эхо криков, выстрелов и смачных звуков, с которыми шмякается о стену поднятое биотикой тело. Торн сплевывает и неторопливо бредет туда. За спиной у него остается три трупа. Три, потому что о Люке Торн позаботился еще на пороге, где «Синие светила» оставили товарища прийти в себя.
*
— Сдавайтесь, бляди! — орет лейтенант Фордж, но не спешит высовывать голову из-за удобной, широкой опорной балки. У его напарника, пренебрегшего этим правилом, пуля из пистолета открыла во лбу третий глаз, а Фордж вовсе не торопится узреть незримое.
— Пошел нахуй! Космодесант не сдается, сука! — нестройно отвечают впереди, там, где распахивает свои темные объятия брошенный забой.
Здание администрации врезано в гору, и из него руководство шахты в былые времена могло спуститься в туннели и любой забой, где требовалось начальственное внимание. Система переходов, подъемов и спусков оказалась запутанной, и многочисленные указатели могли как помочь, так и окончательно сбить с толку пришельца снаружи. Но невозможно сбить с пути того, кому совершенно все равно, где он окажется, лишь бы подальше от разгневанной толпы наемников, которых вперед гонят одновременно жажда мести и жажда денег. Поэтому Шепард и Заид просто бежали, пока не нырнули в темноту и прохладу забоя и заняли позиции по обе стороны от входа. Там они и находятся, отстреливая по одному самых ретивых «Светил». Искусственный глаз Заида и на удивление приличный визор Шепард облегчают им задачу. Ну, если можно считать приличным визор, по верхнему краю которого при каждом удачном попадании вспыхивает надпись: «Бум! О да, детка, ты лучше всех!». «Синие светила» отстреливаются в ответ, но пули барабанят по опорным балкам.