To Stop

Громгильда не слушается, гремит всей ареной, полыхает китайским фейерверком из сказок прямо в небо, и ей вторят все драконы на арене, обрушивая пламя на ближайших живых существ. Жарко. Душно. Воздух выжжен.

Астрид почему-то плачет.

Она отключилась от глаз своего дракона и посмотрела вниз, своими глазами, сама, на поле бойни. Тысячами оттенков огня освещены две фигуры — и Иккинг, улыбаясь неловко, почесал затылок, отдавая честь. Он справился. Он не умер и не пролил свою кровь.

Астрид почувствовала, как её губы искривились в какой-то странной дуге, а во рту сразу стало сухо, будто она не пила весь день. Чего она боялась, в самом деле-то? Сражаться с противником, у которого каждая расовая особенность нацелена на выживание, который гораздо умней тебя, пусть даже был недавно ранен — это же проигрыш, всегда проигрыш. Её отец стоял неподвижно, не вытирая кровь с руки. Мама где-то на трибунах затерялась.

“Астрид, улыбнись ему”, — услышала она голос Громгильды, такой тёплый и родной, желающий исключительно счастья и добра.

Она улыбнулась. Вытерев слёзы и приветливо маша рукой.

— Победил Иккинг Хэддок, будущий вождь Лохматых Хулиганов! Он отстоял свою честь и свою правду перед богами, а боги подтвердили его правоту! — Стоик Обширный взревел как самый настоящий дракон, вызывая ещё больший шум, который мог оглушить даже глухого.

— Иккинг победил! Победа за нами! Мы правы! Драконы всегда правы! — Беззубик выскочил на середину поля, разделяя своего всадника и вождя викингов, закрывая брата крыльями, и прорычал это словно в лицо проигравшему, а затем выстрелил между цепей прямо в небо, распространяя волну ультразвука по всему ночному небу, пытаясь призвать всех доступных драконов.

Посмотрите, вот он, мой всадник. Посмотрите, какой он сильный.

И только попробуйте ещё раз подумать, что нас надо разделить.

Волны можно почувствовать прямо всем телом, как сильно они топтали землю и хотели прорваться к победителю, коснуться его, коснуться их будущего, того, кто сможет отстоять их перед глупыми людьми. Иккингу бы сейчас встать, да сказать пару пафосных фраз про равноправие и дружбу между народами, или хотя бы про честь, но встать он, кажется, не может.

“Громгильда, что с ним?” — девушка обеспокоенно поглаживала своего дракона рядом с короной рогов, где у её девочки всегда чесалось, а лапами достать не могла. Громгильда по-птичьи наклонила голову вбок, всматриваясь.

“Не может встать, очевидно. Наверное, трава или просто больно. Не знаю”, — она произнесла с искренним извинением в голосе.

Астрид подтолкнула её по бокам, и они наконец взлетели. Правда, быстро пикировав на какого-то викинга, отняли у него флягу, нюхнули для подстраховки на наличие ядов, а затем пробили дыру, где цепи соединялись с железяками, и пролезли самые первые. Вне очереди, так сказать.

Трава сгущала кровь. Ему нужна вода. Много воды.

— Давай, тебе нужно попить, — она коснулась его слишком холодного для дракона затылка, пытаясь приподнять, но Иккинг сразу передёрнулся, сам поднимаясь и облокачиваясь на каменную стену.

Он улыбался как-то жалко для того, кто победил самого вождя враждебно настроенного народа.

— Спасибо, — он отнял флягу и жадно глотнул, а затем тяжело задышал. — Представляешь, он правда хотел меня убить.

— Да, я говорила.

— Хэй, я до конца не верил. То есть, если бы он меня убил, его бы сразу все подожгли со всех сторон.

— Это поединок чести, — Хофферсон спародировала любимый жест жениха, передёрнув плечами, — он рассчитывал, что его не тронут, а вы ещё и кусок земли отдадите. Позже, когда у Стоика не будет наследников, так вообще сдадитесь.

Беззубик всё никак не хотел отходить от них, закрывая ото всех окружающих. Сейчас, когда все в эйфории или в безумной жажде крови, он не мог просто взять и порадоваться. Они могли сделать это потом, когда всё точно уляжется, но не сейчас, когда Мордоворот хотел свернуть шеи им обоим.

— Это глупо. Тогда они выбрали бы Сморкалу и полностью выжгли Остолопов. Никогда не смогу поверить, что кто-то может хотеть чьей-то смерти, — он покачал головой, допивая флягу до дна.

— О боги, Иккинг, — Астрид слишком восхищённо-неверяще выдохнула, прикасаясь самыми кончиками пальцев к моментально зажившей щеке. — Как такие, как ты, вообще могут существовать на свете?..

— На что ты сейчас намекаешь?

Девушка покачала головой, позволяя себе лёгкую глупую улыбку, затем поднялась, оставив на пару минут его одного, чтобы пришёл в себя, и вышла из-за крыла Беззубика.

Рядом с отцом уже стояла мать, перевязывающая руку, но он всё так же пялился на Ночную фурию, будто тот был главным врагом всей жизни. Но единственный его враг — его честолюбие. Вокруг сновали и другие викинги, теряя шлемы и ножи, бросая под ноги друг другу в горячих спорах, был ли поединок честным или вождь давно просто глупец, выживший из ума.

— Моих слов тебе было мало, и вот теперь ты потерял честь. Мне жаль тебя, отец, — она учтиво склонила голову в поклоне, признавая остатки авторитета. — Теперь ты не вождь. А ведь мой брак мог бы помочь. Я могла бы помочь.

Александра бросила предостерегающий взгляд, когда Остолоп наконец взглянул на свою дочь. Его маленькие чёрные глазки больше не наводили испуг или пелену отвращения к происходящему, но они были сами по себе всё такими же маленькими и чёрными, как его душа.

— Я всё ещё твой отец, а твоя помолвка недействительна. Ты не имеешь права перечить мне…

— Что же, — Астрид оторвала взгляд от своих родителей, переводя куда-то в сторону, на гремящие взрывы, — я сделаю всё возможное, чтобы этот брак стал истинным.

— Я не оторвал тебе голову только потому, что ты моя дочь. Пусть такая же гадина и тварь, как все вокруг, пусть от тебя прёт смрадом тёмной магии, но ты моя дочь. Мне жаль, что я воспитал тебя. Но цени это.

Громгильда чуть в стороне зашипела, наверняка жалуясь Иккингу на Мордоворота.

— Я ценю это. Ведь только благодаря вам двоим меня готовы здесь защищать.

— Викинги мстительны, — предупредила мама, поворачиваясь спиной, — берегись.

— А драконы справедливы, мам, — перед глазами встал образ близнецов, ругающихся из-за курицы и где именно делать ей гнездо. Справедливы. Всегда. Благородны и не мстительны. Просто справедливы.

К ним пробился сначала Сморкала, чуть позже Рыбьеног. Они оба, оставив драконов поговорить и поиграть после напряжённых минут, о чём-то наперебой говорили Иккингу, тыкая пальцами на сторону викингов, где всё ещё была суматоха.

Там стоял новобранец, вцепившись в звенья цепи своими тонкими медными пальцами, с искренней ненавистью на лице. Высокий и щуплый, ночью под светом огня он был как обгоревшая палка, которую вынули из костра и которой было приятно рисовать образовавшимися угольками прямо по камням.

Астрид посмотрела на Иккинга, качающего головой. Некоторые драконы ещё и слишком добры; это определённо помешает их жизни.

— Тогда, Хель подери, я сам! — крикнул Рыбьеног, уже отворачиваясь от своего друга с гримасой ненависти и отращивая мощный хвост-булаву. Его руки превращались в лапы, а нос вытягивался вместе с челюстью практически без треска костей, покрываясь чешуёй. Сарделька внезапно замерла, отрываясь от других веселящихся драконов.

Забияка никогда бы не была с ним. Она никогда бы не предпочла Рыбьенога своему брату и своей голове дракона, никогда бы не взяла его фамилию и никогда бы не родила ему детей. Но он был вправе восстановить справедливость, как и те Престиголовы, что крались чуть левее у самого стыка купола и трибун.

Беззубик крикнул один раз — все остановились. Родители Астрид давно растворились в толпе, но она ещё не смела подойти к команде, пока они обсуждали нечто столь важное. Пока Рыбьеног с отчаянием в глазах не повернулся к ней, готовый расплакаться и скрыть все свои драконьи признаки куда подальше, прося:

— Ну хоть ты ему скажи, Астрид!

Астрид растеряно посмотрела на всех сразу, не зная, что ей делать, подошла ближе, прикасаясь рукой к его плечу. Сейчас всегда белые волосы отдавали безумным рыжим огнём, с которым убивали своих врагов все драконы.