Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 59

Заинтригованный, Хико пошел к ним. Там был ребенок, так во всяком случае показалось. Вероятно, это семья, проданная скопом после того, как отец умер. В отсутствие человека, кормящего семью, они, вероятно, остались без крова.

Бандит увидел его, заорал и потребовал его имя. Это был правильный этикет воина, обычный для самураев. Хотя у этого человека… больше не было хозяина. Ронин, отметил про себя Хико, обученный владению лезвием, но оставшийся без другой цели в жизни, кроме как бесчинствовать. Сказать свое имя врагу это знак уважения. У Хико этого не было, не к этой паршивой собаке, но это был единственный правильный ответ. Поэтому он спокойно сказал:

– Ты умрешь сейчас, так что тебе незачем знать мое имя.

Скривившиеся губы и сощуренные глаза дали понять Хико, что пес понял его слова как смертельное оскорбление, которое не может остаться без ответа. Ронин оскалился и бросился вперед.

Три простых взмаха мелькнули в мгновение ока. Бандит, вероятно, даже не видел первый, судя по тому, что даже не попытался изменить позицию, чтобы его парировать, и упал, разрубленный на семь аккуратных кусков. Края разрезанной плоти были гладкими, разрывов не было. А ведь он едва использовал свою истинную силу – это было слишком легко.

Но опять же, после смерти мастера, все стычки на мечах были слишком легкими.

Просто, как раздавить червяка.

Хммм. Ребенок был еще жив. Маленький, вероятно, иностранец, отметил Хико, подняв брови. Это было не так заметно в темноте, но глаза и волосы… были слишком светлыми, слишком бледными. Ему захотелось сделать жест защиты против зла. Не похож на настоящего японца.

Ребенок замер до такой степени, что просто смотрел на него. Ни на что не реагировал – как сломанная игрушка. Ожидая, когда произойдет крушение. Стать свидетелем таких событий, увидеть, как твоя семья умирает на твоих глазах – это кого угодно сведет с ума. Большинство взрослых свихнулись бы от горечи и отвращения. Что станет с ребенком?

Было бы лучше убить ребенка прямо сейчас. Спасти его от остальной боли. Без семьи, без поддержки, его просто снова продадут в квартал красных фонарей. Такой жизнью не стоит жить. Просто взмах руки, слишком быстрый, чтобы ребенок его увидел или почувствовал.

Ужасная мысль оставила привкус горечи на языке.

Зимняя Луна* видела слишком много крови в эту ночь. Приняв решение, он очистил меч и вложил его в ножны.

– Полагаю, сама судьба привела меня сюда сегодня, – заметил он. – Ты отомщен. Злоба на этих людей не вернет тебе твоих близких. – Не было ничего, что он мог бы сделать для ребенка, кроме как поделиться этой крупицей мудрости.

Единственное, что он понял слишком поздно – чувствуя взмах меча и запах крови, заползающий в его ноздри, когда…

Он продолжал говорить о мести и выживании. Он не был уверен, кому это говорил – ребенку или самому себе. Малыш, похоже, не понимал, что он говорит. Определенно иностранец. Вероятно, не может говорить прямо сейчас, отметил он и попытался подавить всплеск раздражения.

Неважно, решил Хико после краткой паузы. Он чувствовал, как надо говорить, и на этот раз для его мудрости была подходящая аудитория. Так что он поделился ею. И ушел.

Все еще была ночь, но прежде, чем набрести на бойню, Хико намеревался пройти через залитые лунным светом леса, избегая людей и навязчивых снов. Так что все в порядке. Он мог придерживаться своего плана и дальше, оставив позади это небольшое препятствие.

Наблюдение полной луны, украсившей сегодня небосвод, было бальзамом на душу. Эта красота успокаивала – и позволяла забыть воспоминания. Созерцание красивых вещей позволяло ему верить, что есть причина жить и какая-то другая цель, кроме выполнения своего долга. Философия и наследие, которое он был обязан взвалить на свои плечи, не приносили ему успокоения.

Так что он путешествовал и позволял уму отдыхать. Это облегчало боль в сердце и терзающие сны, которые его сознание придумывало для него.

На следующий день он достиг деревни, типичного крошечного сельского населенного пункта, основанного на обочине торгового тракта. Пустые дома, несколько старых, болезненно тощих крестьян и пара лавок в центре. Типичный вид в эти дни, но там можно было пополнить запасы. Ему нужно будет еще немного риса… может, сушеного мяса и… да. Его кувшин саке был почти пуст – ему, безусловно, нужно больше алкоголя.

Он довольно быстро нашел продавцов продуктов и по привычке заплатил полную цену.



Общим обычаем было поторговаться, но он до сих пор не привык к этому, или просто не заботился о деньгах. Деньги всегда водились у него в избытке, а теперь, когда он был странником, их необходимо было беречь, насколько возможно. Но торговаться было… мелко. Только бедняки делали это. Хммм.

Однако деревня оказалась большим разочарованием в одном ключевом вопросе – у них не было производителя хорошего саке. Все его расспросы дали ему только имя деревенского старосты, который варил собственную продукцию. Тон голоса человека, расстававшегося с этой информацией, говорил о достаточном качестве. Но Хико был не совсем уверен, что хочет пробовать местный продукт.

Так что он отступился.

Что ему еще нужно? Ничего.

Но возникло ощущение, вспышка понимания, что было что-то, что ему нужно было сделать. Покалывание было вне досягаемости, почти осязаемым – что бы это могло быть? Затем это чувство ушло так же быстро, как и пришло.

Вероятно, ничего важного.

С этим Хико позволил его неустающим ногам нести его обратно к дороге.

У него ушла почти неделя, чтобы достичь места назначения – храма. Не то чтобы он был особо религиозным человеком, но прошло уже три года со дня смерти его мастера, и была определенная пристойность в уплате ежегодной дани уважения старому ублюдку. Пусть почивает в мире и мучает какого-нибудь другого бедолагу в загробной жизни. Между ними не было особой потерянной любви, особенно после того, как он узнал о предательстве старого ублюдка, но даже после всего, что между ними было – старик был единственным человеком, которого Хико действительно уважал.

Как ученик должен уважать своего наставника.

Он не слишком хорошо выказывал это. Хммм. Хико не мог не улыбнуться воспоминаниям. Каким печальным и заносчивым ребенком я был тогда…

После того, как он произнес свои слова урне с прахом, ему потребовалось некоторое время, чтобы найти монаха. Настало время позаботиться о предметах первой необходимости. В этом конкретном храме жили монахи, весьма искусные в винокурении, и они могли убедить кого угодно купить их продукт по хорошей цене.

Наполнив кувшин, правильно и надлежащим образом выполнив обязанность по отношению к покойному мастеру, Хико был волен делать все, что пожелает, целый год.

Никаких особых планов у него не было, так что он позволил ногам нести его куда глаза глядят.

Дни проходили за днями, прежде чем мальчик похоронил всех умерших. Но в продуктовой повозке была вода и еда, и идти ему было некуда. Это означало, что он мог спать рядом с Касуми, Акане и Сакурой. Он также мог использовать все их одеяла, чтобы устроить свою постель.

Так он и управлялся.

Он предпочел бы, чтобы мама Касуми и почти старшие сестры остались в живых, но научился справляться с этим. Его мир ограничивался теперь этим полем и обозом повозок вдоль дороги. У него была цель и упрямая устремленность в ее достижении. Так что все его существование сводилось ко сну, еде, питью и рытью могил.

Когда он закончил, поле было заполнено рыхлыми холмиками перекопанной земли. Аккуратные ряды могил вызывали ощущение завершенности. И теперь, когда все были похоронены, больше так дурно не воняло. Но что ему делать дальше? Никто не хотел брать его, ему некуда было податься, у него не было дома, в который можно вернуться.

Дыхание перехватило. Нет, нет… не думай.

Он так устал и одинок… Лучше не думать, потому что если задумаешься об этом… это слишком, он не мог, не мог… что-то другое, думай о чем-то другом…