Страница 9 из 59
Теперь будет проще.
К утру могила для Касуми была наконец готова. Даже лопатой рыть ее было нелегко. Инструмент был большим, тяжелым и громоздким. Он предназначен для взрослых, а мальчик был еще ребенком, маленьким и тощим. Но копать лопатой было проще, чем голыми руками.
Мальчик отставил лопату в сторону, выпрямил ноющую спину и вытер потные руки о штаны. Я действительно сделал это, подумал он с гордостью, обозревая свою работу. Яма была не очень глубокой, чуть выше колена. Но она была.
Теперь ему нужно положить тело в могилу. Взяв его за руки, он потащил. Тело не двинулось. Тогда мальчик понял, что это не так просто. Почему она такая обмякшая? Встревоженный, мальчик обошел вокруг тела. Попытался потянуть за ноги, это не сработало. Тело было слишком тяжелым.
А он устал. Присев между трупом и вырытой могилой, он подумал о том, что еще никогда не чувствовал себя настолько плохо, как в этот момент. Вся эта работа для нее… впустую… Ему хотелось плакать. Но была уверенность, что если он заплачет, то ничего больше не сможет сделать, и это все равно ничем не поможет ему.
Касуми сказала ему, что можно плакать. Но Касуми мертва.
Так что он не заплакал. Вместо этого он встал и снова и снова начал обходить тело своей второй матери… думая. Что, если… И он толкнул ее возле талии, так, словно бы катил тяжелое бревно. Тело сдвинулось. Оказалось почти легко скатить его в могилу.
Труп упал в яму с глухим стуком. Мальчик был почти доволен и посмотрел на лопату… но тело упало лицом вниз. Ему не хотелось, чтобы она лежала так. Это было неудобно. Нет, спать так было бы невозможно. Мальчик спрыгнул в яму и перевернул ее на спину. Поправил кимоно, убрал волосы с лица. После этого он решил, что теперь похоже, что она просто спит. Если бы не зияющая рана на шее и открытые глаза. Глядя на эти глаза, он чуть не сломался, потому что было невозможно представить, что она в порядке, что она просто спит, что она все еще с ним.
Глаза были пусты. Ее не было в них.
Он сглотнул, сделал глубокий болезненный вздох… и наконец переместился к ее голове и закрыл ее глаза. Потом начал бросать землю на тело. Так отец хоронил мать. А Касуми была…
Не думай. Ее там больше нет, это просто тело. Просто продолжай работать, продолжай двигаться. Не останавливайся, даже не думай об этом, потому что если остановишься… что вообще ты сможешь сделать?
Когда он закончил, солнце уже встало. Он устал, устал ужасно. Его желудок сердито рычал на него. Руки были покрыты волдырями. Он весь был изранен. Если бы он смог закрыть глаза, то просто провалился бы в сон.
Первые лучи солнца осветили поле, и капельки росы засияли в траве. А Сакура и Акане лежали там, в нескольких шагах от него и Касуми. Никакой мысли у него не возникло. Он не мог оставить их так.
Так что он начал рыть новую могилу рядом с Касуми.
Все болело: руки, ноги, живот свело от голода, в горле пересохло. И постоянная боль прямо позади глаз. Так что некоторое время он лежал, пытаясь осмыслить происходящее и открыть глаза. Это был всего лишь сон… Он ощущал себя так, независимо от причины. Пусть это будет только сон. Пожалуйста.
Но стоило только открыть глаза, чтобы понять, что это безнадежно. Три новых могилы были прямо перед ним, возвращая его в суровую реальность. Взгляд на солнце дал понять, что уже полдень. Он никогда так поздно не просыпался. Раньше это взбодрило бы его. Теперь нет.
Он не знал, как двигаться. Что ему делать? Он не знал. Всего этого слишком много для него.
Но он хотел пить и был голоден. Надо что-то с этим делать. Потребовалось некоторое время, чтобы подняться, пошатываясь, и встать, но он понял, что может ходить, и этого было достаточно. Днем переход по полю был не так страшен. Ну, он мог бы держаться подальше от трупов и мух, ползающих по ним, но это не слишком помогало не видеть их.
Поиски в продуктовой повозке увенчались обретением кувшина с водой. А также овощей, сушеной рыбы и мешков с рисом. И там никого не было. Он чувствовал себя виноватым, но… если никто не видел, то все в порядке? Действительно не было никого, кроме него. Так что после некоторого размышления он обосновался в повозке, чтобы поесть и попить. Он не имел ни малейшего представления о том, как развести огонь, чтобы сварить рис, так что лучше оставить его. Он не особо любил овощи, но после того, как откусил несколько кусков сушеной рыбы…
Пока он ел, все, что он мог делать, это просто сидеть и смотреть перед собой. Поле по-прежнему было усеяно мертвыми телами, частями или целыми. Кровь окрасила траву в некрасивый ржавый коричневый цвет. Вороны уже слетались на труп бандита, лежащий в стороне.
Ему стало плохо. Или может, это ветер принес ему слабый отголосок ужасного трупного запаха.
Большую часть умерших людей он не знал. Ему не нравились те, кого он знал, как, например, страшный человек Хидео. Но это больше не были люди, они просто мертвецы. И было плохо оставлять мертвых лежать так просто, на съедение диким зверям.
Так что он принес лопату и снова начал копать.
Хико Сейджуро был странствующим мечником. Ну, в том смысле, что он был мастером меча, не имел определенного места жительства, не принадлежал ни к одной фракции и не имел ни малейшего желания приковывать себя к какой-либо. Вместо этого он шел туда, куда хотел и пытался помочь людям своим мечом. Было нетрудно найти применение своему мастерству – в последнее время в связи с упадком экономики и повышением налогов для низших классов количество бандитов, шастающих по лесам, возросло от случайных стычек до постоянной неприятности.
Разбойники не имели иных средств к существованию, кроме разбоя. И крестьяне, и путешествующие торговцы уже достаточно настрадались. Так что, поскольку его мастер учил Хико использовать меч во благо простых людей, он начал свою работу.
Не имело значения, скольких он убил – как паразиты, они продолжали прибывать и наводнять обочины. И так до бесконечности. В особо угрюмые ночи это начинало казаться бессмысленным, словно единственная цель в его жизни – давить клопов.
Но кто-то же должен был это делать, и у Хико не было причин отказываться.
Однажды ночью он убил группу бандитов, вырезавших торговый караван. Эти были по крайней мере, были достаточно умны, чтобы не оставлять свидетелей, подумал Хико бесстрастно. Обычно преступники держали женщин для себя столько, сколько те выдерживали, никогда не раздумывая над тем, что могло бы случиться, если кто-нибудь сбежит или потеряется, и, как результат, место лагеря и засады будут выслежены. Для жалких кучек всякого сброда, вроде этих, вероятность успешного нападения в том, чтобы устроить засаду на слабозащищенные караваны, выбирающие слабо посещаемые маршруты от безысходности, надеясь избежать более крупных и профессиональных групп бандитов на основных. Так что, все это имело смысл – безжалостный, но эффективный.
Не то чтобы Хико беспокоился об этом. Он просто уничтожал нечисть везде, куда бы ни пришел.
Хотя на этот раз краткий укол сожаления промелькнул у него, когда он понял, что прибыл слишком поздно. Это было совершенно очевидно даже на первый беглый взгляд – обоз был брошен, большинство торговцев и служащих им девушек были вырезаны на поле. Несколько воплей и криков были слышны, но быстро затихли. Под ногами он увидел особенно красивое лицо, рассеченное на две части. Всего несколько минут раньше, и я мог бы спасти тебя… Ее пухлые губы исказила гримаса ужаса, ее рассеченное тело было одето в дешевое кимоно, одно из тех, которое ни одна уважающая себя дама не наденет, но слишком тонкое для крестьянки. Идеально для девушки, проданной в квартал красных фонарей.
Возможно, его опоздание к лучшему – не стоит жить, как шлюха. Необходимость спешить оставила Хико, и он зарезал следующего преступника в своем обычном темпе.
Однако… на краю поля все еще продолжалась небольшая потасовка. Бандит резал группу кричащих девушек, молящих о пощаде, слишком напуганных, чтобы даже сбежать. Или… Нет, девушки кого-то защищали.