Нам нельзя

— Нет.

Могла соврать, конечно, но зачем? Я не жалела. Ни капли.

Женька хотел что-то ответить, но вдруг передумал и ускорил шаг.

— Ты куда?

Он улыбнулся через плечо. Знакомо, будто снова стал мальчишкой, с которым мы гоняли на велосипеде.

— Давай быстрее, закат пропустим.

Мы добежали до конца проулка — того самого, где когда-то жили вредные близнецы, — свернули с дороги, по заросшей, едва видной тропинке пересекли небольшую березовую рощу и вышли к карьеру. Земля у наших ног обрывалась, уходила вниз, в кустарники и ряску. Солнце закатывалось за противоположный берег, отражаясь в спокойной воде. Растекалось пурпурным пятном. Воздух стал мягким, как одеяло.

Я хотела сесть на край обрыва, свесив ноги, но замерла, почувствовав прикосновение к своей руке. Затем медленно повернулась, боясь поднять глаза и одновременно желая посмотреть. Сердце спустилось куда-то в живот и суматошно колотилось.

Женька смотрел мне в глаза, не улыбаясь. Потом склонился и поцеловал, на этот раз нежно, никуда не торопясь. Я запустила пальцы в ежик его волос, провела по колючей от щетины шее. Женькины руки скользнули под мою футболку, мягко огладили спину. Я едва не застонала, когда в низу живота призывно заныло.

Поцеловав Женьку еще, я прижалась щекой к его груди. Она мерно, неторопливо вздымалась, как бок у большого зверя. Фланель рубашки грела кожу.

Солнце плавно тонуло за горизонтом.

— А куда ты уезжал? — спросила я.

Женька хмыкнул, полез в карман. Что-то зашуршало, и он извлек на свет пачку презервативов.

— Здесь нормальных не было, пришлось ехать в Раменское. — Он внимательно посмотрел на меня. — Ты не против? Если против, то мы остановимся, здесь и сейчас.

Я снова глянула на презервативы. Встала на цыпочки и поцеловала Женьку. Обвела языком его нижнюю губу и, почувствовав его нарастающее возбуждение, прижалась всем телом, чувствуя каждый изгиб.

— Я совсем не против, — шепнула я ему в губы.

9 (обновление от 7.07)

Лина

— А твоя комната не изменилась.

Я тронула потрепанный плакат «Депеш Мод», приклеенный к стене. С обоями в цветочек он совершенно не сочетался, а в центре, прямо на лбу солиста красовался засохший трупик убитого комара.

Сама комнатушка была маленькой, угловая на первом этаже, за гостиной, кухней и подсобкой. Утренний свет не проникал через плотно задернутые шторы. Я сидела на деревянной односпальной кровати с весьма жестким матрасиком. Женька раскинулся на стуле у противоположной стены. Не так далеко, если учитывать габариты комнаты.

— Да, — ответил он, лениво почесав живот над резинкой треников. — Хочу сейчас сделать здесь косметику. Не только в этой комнате, а во всем доме.

— Если бабуля тебе даст, — хмыкнула я. Заметив на обоях за плакатом выцветший фломастер, я забралась на кровать с ногами и встала на колени, чтобы получше разглядеть. Зеленым было угловато написано «Женя», чуть ниже, более ровными буквами — «Лина». Мы написали это, когда нам было лет по семь. Вспомнив это, я тихо рассмеялась. Хотела сесть обратно, но голос Женьки меня остановил.

— Не двигайся, так хорошо.

Не поняв юмора, я обернулась через плечо. Женька тяжело смотрел на меня, глаза потемнели, грудь под потертой майкой вздымалась. Проследив за его взглядом, я поняла в чем дело — когда я встала на колени и потянулась, юбка сарафана немного задралась, обнажив край трусиков.

Женька не двигался. Смотрел безотрывно, и этот взгляд не на шутку заводил.

Медленно, будто в трансе, я потянула юбку на талию, оголив ягодицы полностью. Нитка трусиков не скрывала ровным счетом ничего. Она уже была влажной.

Не разгибаясь, я отвела трусики в сторону и сунула один пальчик между набухших губ.

— А, может, лучше так?

— Да, — тихим голосом ответил Женька. — Гораздо.

Я чуть присела, раздвинув колени, и ввела уже два пальца. Они тоже намокли до самой фаланги.

— А так?

Женька поднялся, в два шага пересек расстояние между нами. Встал на колени у кровати, взял меня за бедра и припал губами к моему лону. Требовательно проник в него языком, затем вошел пальцем. А я стояла на коленях, упершись руками в стену, и чувствовала, что улетаю.

У меня просто рвало рядом с ним крышу. Я была готова сделать для него все. Не хотела думать о том, что будет дальше, после майских праздников. Наверняка ничего хорошего. Нам нельзя быть вместе, никогда.

Но я желала насытиться им, пока могла.

Щелкнула резинка презерватива. Женька усадил меня себе на колени и медленно вошел, придерживая за бедра. Я откинулась назад, и мы ускорили темп. Бретельки моего сарафана скользнули с плеч, груди выпрыгнули из выреза, торча твердыми сосками. Женька сжал одну в ладони и сдавил.

Затем подхватил меня на руки, легко, как пушинку, встал и прижал спиной к стене. Теперь проникновение было полнее, а ощущения острее. Я тихонько стонала, не в силах сдержаться…

— Еще… — шептала ему на ухо. — Еще…

В коридоре послышались шаги. Женька остановился и приложил палец к моим губам, чтобы я молчала.

— Женя? — донесся окрик дяди Саши. — Жень, ты тут?

— Я сплю, — отозвался Женька. Я медленно облизала палец и вобрала его в рот. Он был солоноватый на вкус. Закусив губу, Женька и двинул бедрами, вызвав волну потрясающих ощущений.

— Когда проснешься, иди во двор. Помощь нужна.

Я покачала головой — нет, мол, не надо никуда идти, только не сейчас. Прикрыла глаза, продолжая посасывать палец. Странным образом это меня возбуждало еще больше.

Женьку, судя по участившемуся дыханию, тоже.

— Хорошо. Через полчаса, — сказал он севшим голосом. Дядя Саша за дверью хмыкнул и ушел восвояси.

В следующее мгновение я уже лежала лицом вниз на кровати, а Женька вбивался в меня сзади, придерживая бедра. Он проникал на всю плотную длину, отчего я была готова сойти с ума, вцепилась в простыни так, что те затрещали. Женька намотал мои волосы на кулак и потянул наверх. Кровать жалобно застонала, и я вместе с ней. Еще никогда мне не было так сладко…

Мощный оргазм накрыл с головой. Женька кончил парой секунд позже, и мы замерли, прижавшись друг к другу разгоряченными телами.

— Какие мы плохие, — прошептала я.

Он поцеловал меня в шею. Его рука снова ласкала мою грудь, теребила сосок.