Демон осени

– Не неси чушь, – оборвал её Макс. – Я не целовался с ней – говорю же тебе! Да и ты же сама говорила: я и Лера – это противоестественно! Мне не нравятся такие девушки, ты же знаешь!

Я посмотрела на себя в висящее на стене зеркало. И почему ему не нравятся такие, как Лера? Наверно, потому что она дылда, и грудь у неё маленькая. И волосы эти длинные, ну вот зачем такие нужны? Только глаза прикольные, мне понравились: почти, как у Макса, тоже цветные, только в его глазах было больше холодных – зелёных и голубых тонов, а в Лериных – тёплых – жёлто-рыжих и охровых. Посмотрев на себя, я глянула в сторону ссорившейся парочки, весьма недовольная словами Макса. Во-первых, он меня целовал: пусть неискренне и не на побережье, но целовал, а девушке своей втирал обратное. Ну и во-вторых, не нравилось мне, что он так просто отрекался от своего хорошего отношения к Лере, а оно было хорошим, по крайней мере, в момент спасения.

Мимо проходила шумная компания пришедших за знаниями парней, и их смех заглушил для меня голоса Макса и девушки, которая тыкала ему в грудь указательным пальцем и гневно что-то говорила, а на его ответ отреагировала, видимо, привычным для себя аргументом – пощечиной, после которой гордо удалилась вверх по лестнице, оставив Макса смотреть ей в след. Кажется, он выругался, но быстро взял себя в руки и , поудобнее перекинув рюкзак, висящей на одном плече и немного сползший за время ссор, направился в мою сторону. Мне отчего-то стало жаль его, хотя секунду назад я негодовала от его слов. Он спас Леру, и теперь у него были неприятности из-за этого, то есть, даже не из-за этого, а, собственно, из-за меня.

Повинуясь порыву благодарности и сожаления, я бросилась к парню и преградила ему дорогу:

– Прости меня, я так и не поблагодарила тебя за спасение, а твоя девушка… Мне так жаль, что она снова ударила тебя! Макс, ты можешь ведь объяснить ей, что я была не в себе… – предложила я. – Вали всё на меня, и она простит тебя… Хочешь, я объясню ей, почему поцеловала тебя? Хочешь? Я расскажу ей всё, и она простит тебя!…

Парень не внял моему совету и к моему участливому тону отнёсся безразлично, вместо ответа неожиданно схватил меня за плечи, причём его пальцы стиснули меня так, что я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли и неожиданности. Он практически отшвырнул меня к стене, оглядываясь не то воровато, не то сердито.

– Лера, езжай домой и ни с кем не разговаривай, ясно? – я нервно сглотнула, глядя в серьёзные, такие необычные и красивые, но такие неприветливые и холодные глаза этого странного парня. – Тебе ясно? – повторил он свой вопрос, и я неуверенно кивнула.

Да, мне было ясно, что он требует от меня – свалить отсюда, причём молча. А кивнула я только ради того, чтобы он отпустил меня. И он отпустил, резко отвернулся от меня и быстрым шагом подошёл к группе ребят, которые как раз заходили в открытую каким-то мужчиной дверь.

Я осталась одна стоять в коридоре и глядеть в удаляющуюся от меня спину чуть прихрамывающего паренька. Что-то было в нём странное. Помню, он придерживал меня на пляже весьма бережно и руки его, столь грубо схватившие меня за плечи минуту назад, умели быть нежными – я знала это, и потому тем сильнее не понимала, что не так. Макс не злился на поцелуй – почему-то в этом я была уверена. Не разозлился он, когда я, по незнанию ситуации, прильнула губами к его губам, а просто опешил. И то, что девушка не простила ему моей выходки, не очень-то выводило его из себя. А если и выводило, то не так сильно, как мои вопросы.

Несколько минут я пребывала в ступоре, не зная, что делать, но, не привыкшая лгать самой себе, я быстро призналась: мне хочется побольше пообщаться с Максом и узнать о том, в чём причина его холодного отношения ко мне. Именно ко мне, а не к Лере, как бы странно это не звучало. Ко мне, хоть он и полагает, что я Лера. Так я рассудила, исходя из факта, что парень относился к Лере вполне нормально, даже, видимо, хорошо, до тех пор, пока она не стала мной.

Желание разобраться, отчего Макс столь странно относится ко мне, и отчего он, несмотря на всю жёсткость и полное несоответствие моим идеалам, так приглянулся мне заставило меня собраться с духом и войти в аудиторию, в которой только недавно скрылся этот парень, чья острая щетина, казалось, всё ещё ощущалась на моих губах, хотя уже прошло около десяти-пятнадцати минут с тех пор, как он целовал меня на мосту.

Я планировала войти в помещение последней, тихо и незаметно, притулиться там где-нибудь, посидеть, поосматриваться, а после уже решить, что предпринять дальше. Но стоило подойти к молодым людям, что заходили в аудиторию неспешно, болтая и над чем-то смеясь, как меня любезно пропустили вперёд, заметив сразу, несмотря на то, что я старалась не привлекать их внимание.

Пришлось мило улыбнуться и зайти в просторное помещение с огромными окнами в рамах с облупившейся от времени краской и рядами столов и скамеек. Я растерянно замерла, но быстро сориентировалась и выбрала себе местечко, где, как я рассудила, меня будет не так хорошо видно: уселась я на «камчатку» – на самый последний ряд, где-то посередине помещения. Это место показалось мне надёжным.

Макс, вошедший раньше меня, но, отвлечённый на разговор с каким-то пареньком, заметил меня, неодобрительно поджал губы и сел подальше от меня к окну, кинув свой рюкзак на широкий подоконник. Это было логично и даже обижаться не получалось: как ни крути, парень был прав. Лера вела себя странно, и он желал держаться от неё подальше. Поймав мой взгляд, парень неожиданно слегка улыбнулся и потряс тетрадью, зажатой в руке. Я огляделась, удостоверяясь, что подобные предметы лежат перед каждым присутствующим, нахмурилась и пошарила в своей сумке. Ручка и тетрадь в ней, благо, обнаружились, и я смогла принять должный вид. Правда, тетрадей в сумке лежало несколько, но я взяла первую попавшуюся, поскольку разницы для меня не было никакой. Решив, что это даже любопытно, послушать, что расскажут здесь умные взрослые люди, я уставилась на старичка, который устало уселся на стол и, задумчиво разведя руками, спросил:

– И чего вам всем дома не сидится? Погода-то какая, неужели не хочется погулять? – он искренне недоумевал, почему все присутствующие приволоклись в это помещение, хотя у них было много иных, более заманчивых, вариантов, и сам старичок, несомненно, выбрал бы один из них.

– Мы можем уйти! – крикнул кто-то справа от меня весёлым бодрым голосом.

– Да ладно уж, – махнул рукой старик. – Сидите уж, раз пришли… – он вздохнул, пробурчав: – Мельчает нынче студент, мельчает… – а потом неожиданно приободрился и возвестил: – Начнём, пожалуй!

Я посмотрела на Макса, не таясь. Он явно не намеревался внимать рассказам старика, и, подложив под голову свой рюкзак, вознамерился… спать. Я ошарашено смотрела на него, пока он не заметил меня и не отвернулся к окну, демонстрируя мне свою макушку, волосы на которой высохли весьма забавно и смотрелись небрежно, но мило, словно он специально делал себе такую небрежную причёску. Растерянно оглядевшись по сторонам, я поняла, что, собственно, никто не собирается записывать или же слушать. Каждый из присутствующих парней излучал сонливость и безразличие. Впрочем, старичка этот факт ничуть не смущал. Казалось, он говорил сам с собой, не заботясь о том, чтобы подаваемая им информация была усвоена или хотя бы услышана. Даже глядел он куда-то сквозь стекло окна, и, видимо, находил там нечто занятное, так как временами привставал, чтобы лучше разглядеть, что там происходит, на улице.

– Почему вас так мало? – неожиданно спросил он, словно увидел нас только что и будто и не он минуту назад недоумевал, почему мы вообще пришли.

Он успел озвучить свой вопрос вовремя, пока все ещё не уснули все собравшиеся.

– Так вчера футбол был! – отозвался некто с первых рядов, который, судя по голосу, спать не намеревался.

– Ну и что? – продолжал выяснять старик. – Я тоже смотрел!

– Вот именно! – не растерялся говоривший. – Вы смотрели, а некоторые болели!