Страница 9 из 15
Данная полемика в очередной раз акцентирует наше внимание на то, насколько проблема вида является актуальной не только для теории эволюции, но и для всей биологической науки. Особенно она важна в приложении к сельскохозяйственной деятельности человека.
Вавилов (1932) писал: «Чтобы уверенно определить пригодность культуры, вида или сорта, нужен прямой опыт». В данном высказывании стоит обратить внимание на то, что обозначено словами «культура, «сорт», «порода» (19).
Следует говорить о том, что это синонимичные названия, в целом подразумевающие под собой одно и тоже. В дарвиновском варианте нам известны другие термины, такие как: вариация, вид, разновидность. Нельзя не отметить того, что и Дарвин, и Вавилов имеют дело с одним и тем же материалом.
Отсюда следует то, что Н.И. Вавилов также, как и Дарвин, встретился с трудностями видовой идентификации, так называемой проблемой вида и вообще того, что под «видом» следует подразумевать. Поэтому, как в XIX в., так и в XX в. ученым приходится довольствоваться тем, что есть: «культура», «вид», «сорт» в одном понимании; «вариация», «вид», «разновидность» – в другом. Причем термин «вид» в обоих случаях не несет никакую особую смысловую нагрузку, а является лишь синонимичным символом, словом для обозначения вышеперечисленных равнозначных терминов.
Критика Комаровым взглядов Вавилова не привносит какого-либо решения в вопросе о виде: дело касается только разных мнений на разнообразие так называемых «внутривидовых категорий». Цель – дать достойное определение виду – плавно съезжает на уровень, когда задачей, по сути, становится не определение самого понятия вида, а выбор из имеющихся теоретических подразделений – какие группировки считать (и называть!) видом в классификации (логический вид), а какие в природе (биологический вид).
Это автоматически происходит потому, что, подходя к вопросу о виде, перед учеными встают вопросы иного характера, а именно: а) исследователь сталкивается с различными разнообразными формами одних и тех же организмов; б) задается вопросом – какую форму или группу форм описать как вид; в) не находя ответов, сам решает вопрос о видовой идентификации, т. е. определяет, как и каким образом эти формы обозначит в классификации и как они будут соотноситься с реальными природными формами; г) отсюда следует вывод: при таком подходе на вид неизбежно возникает проблема видовой идентификации, которую каждому приходится решать по-своему; д) следовательно, какого-либо удовлетворительного определения «вида» достичь невозможно; е) возникает проблема вида.
В целом, проблема вида приравнивается к проблеме таксона, или напрямую к проблеме названий. Изначально систематика не определила для себя четких критериев номенклатуры названий форм организмов, которых она описывает, несмотря на систематику рангов Линнея и др. ученых уже ХХ в. Вытекающая отсюда «разность», подразумевающая свободу этих самых названий и вызывает тот импульс, который постоянно смещает маятник подходов к названиям то в одну, то в другую сторону (дробление, объединение таксонов в систематике).
В связи с этим эволюционной теории выгодно использовать понятие вида в том смысле, что каждый исследователь может найти свое собственное толкование данному термину и, следовательно, строить на нем свои собственные философско-эволюционные построения. Сама эволюционная теория может предложить гипотетическую схему возникновения и развития видов, при этом, не определяя должным образом предмет своего исследования. Вид – термин неопределенный и туманный, не решенный до сих пор. Он, не имея четких границ в определении и распознавании (идентификации), видится как туманное облако между такими понятиями, как род (в широком смысле) и особь. В данном случае необходимо согласиться с теми специалистами в систематике, которые настолько устали от долгих баталий по поводу проблемы вида, что просто отказываются от рангового места в классификации термина «вид», а заодно и в системе живого мира.
Глава 2. Эволюционное мышление и глобальный эволюционизм
Знаменитый ученый-биолог П. Медавар выразился по этому поводу следующим образом: «…эволюционная гипотеза пропитывает всю биологическую науку, лежит в ее основе и придает ей осмысленность точно так же, как идея шарообразности Земли пронизывает всю геодезию, науку о кораблевождении и изучение времени. Эволюционная гипотеза неотъемлемо входит в основу основ способа мышления в биологии. Только эволюционная гипотеза придает смысл несомненной взаимосвязи организмов, явлениям наследственности и путям развития. Биолог может мыслить только эволюционно – другой альтернативы для него не существует» (32).
Данное высказывание хорошо выражает тот факт, что эволюционное мировоззрение стало на сегодняшний день фундаментом не только биологии, но и других естественных и гуманитарных наук. Оно захватило многих ученых из разных областей наук и диктует свои способы, методы исследования, а также интерпретацию фактов, которые могли бы быть объяснены и без эволюционной подоплеки. Но приходится признать подобную позицию в научном мире как главенствующую, и в связи с этим рассмотрим альтернативу.
2.1. Эволюционизм и креационизм: особенности языка науки и Библии
Взглядов на происхождение жизни существует всего два: либо креационизм, либо эволюционизм. Но и здесь не все так гладко, потому как посредине между двумя полярными точками существует масса промежуточных взглядов, гипотез, теорий, которые, конечно, имеют право на существование, посему и отстаиваются приверженцами данных позиций. Что из этого следует? А то, что среди всей этой разноголосицы различить зерна от плевел как ученому, так и обывателю бывает порой очень тяжело. Выход один: отстаивать свою позицию, свою гипотезу или теорию и в принципе более уж ни о чем другом и не думать, не исследовать, а лучше всего встать на защиту своего убеждения и критиковать то, что мешает продвижению своего «продукта».
Если говорить о противоположностях, то рассмотрим отличия научного языка от языка Библии.
Язык науки и язык Библии
Библия – это откровение невидимого мира для людей, живущих в видимом мире. Откровение не простое, а зашифрованное, поэтому в Библии не все говориться прямо и ясно, но используется образный язык: притчи, звери, растения и т. д. То есть невидимый – более совершенный и развитый мир рассказывает нам что и как надо делать, чтобы подняться на высшую ступень развития, нам, людям (человекам) земли, чтобы не восставать из праха через деторождение и снова уходить в землю на гниение, а иметь жизнь вечную.
Сразу отметим, что если обычный человек однажды возьмет и прочитает из Библии хотя бы несколько страниц, то будет согласен с характерными особенностями, а именно: Библия всегда немногословна, предельно кратка и ясна, смысл однозначен (да, нет). При этом, за подобной краткостью скрывается глубинный смысл, лишь частично доступный обыденному сознанию. Этот смысл может раскрываться ищущему уму, причем по-разному, в зависимости от задачи поиска. Одна фраза может дать ответы на многие вопросы, и соединяться цепью высказываний с другими фразами, раскрывать перед нами множество книг в одной книге, или в одной фразе. Так же и одно слово, соединяясь с другими фразами, приобретает более широкое и объемное значение и смысл.
Стиль и форма такой аргументации доступны обыденному сознанию в простой и удобной форме изложения. Правда такая форма написания, особенно книги Бытия, рассказывающей о происхождении мира и жизни, не внушает никакого доверия научному сообществу, имеющего на сей счет иное мнение.
Научный же язык (научные журналы, статьи, диссертации) в свою очередь пестрит многословием, сложной терминологией; когда нет однозначного определения термина или понятия, это вызывает путанность высказываний, смысл которых не всегда однозначный (и да, и нет, и не знаю), а потому теряющийся; стиль и форма аргументации зачастую недоступны обыденному сознанию. Это касается любых научных публикаций по эволюционной тематике как серьезных научных исследований, так и статей научно-популярного толка. Многие, конечно, с этим не согласятся, т. к. для них никакого недопонимания и туманностей просто не существует, особенно если быть заостренным на частных случаях и не касаться целого. Но, заметим следующее.