Страница 13 из 155
— Значит, она — тоже немка из колонии великого князя! Ну, если его императорское высочество будет пересаживать к нам такие роскошные цветы, то это мне очень нравится; но доброе дело будет взять их на русское попечение, потому что такая прелесть и красота вовсе не созданы для тех мужланов в форме, которые находятся в лагере! Я могу, — продолжал он дальше по-немецки, — говорить с вами на вашем родном языке, так как со времён Петра Великого мы привыкли здесь, при русском дворе, и к чужим обычаям, и к чужому языку. Итак, я благословляю свою счастливую судьбу, — продолжал он, всё удерживая молодую девушку, — которая столкнула меня сегодня с вами, тогда как вчера я видел вас только издали. Но всё же, — прибавил он, и в его голосе послышалось тёплое чувство с оттенком лёгкой насмешки, — но всё же со вчерашнего дня я носил в себе быстро промелькнувший образ и пришёл сегодня снова, чтобы найти его следы, и вы не отделаетесь от меня так дёшево.
— О, прошу вас! — боязливо воскликнула девушка. — Пожалуйста, отпустите меня!.. Дайте мне пройти!.. Мне нужно скорее домой!
— Кто попадётся солдату в плен, — возразил Пассек, не отходя от неё, — тот должен держать пред ним ответ и заплатить за себя выкуп. Итак, отвечайте мне, кто вы и как вы сюда попали, чтобы я мог знать, отдать ли вас под стражу или отпустить.
— О, господин, — воскликнула недовольная и испуганная девушка, вскидывая на него взор широко открытых глаз, — как вы можете думать, что я попала сюда, не имея на то права? Вон там, в лесу, совсем близко отсюда, находится дом моего отца, который служит нашему герцогу — великому князю, — добавила она, поясняя, — и я пришла сюда, чтобы покормить здесь этих животных, как я это делаю каждый вечер.
— Так!.. Значит, ваш батюшка находится на службе у великого князя? — спросил Пассек, всё не выпуская её. — А как вас зовут? — прибавил он с шутливой строгостью в голосе, как на служебном допросе.
— Меня зовут Мария Викман, — ответила девушка, не зная, как понять его вопросы: серьёзно или в шутку.
— А какое положение занимает ваш батюшка у великого князя? — продолжал Пассек тем же тоном.
— Он лесничий, — ответила Мария, слегка запинаясь и опуская взор, — ему поручен надзор за этим зверинцем.
— Офицер прикоснулся к фуражке, вежливо поклонился ей и сказал:
— Так как вы вполне откровенно ответили мне, позвольте и мне представиться вам: меня зовут Владимир Александрович Пассек, и я, как вы изволите видеть по моему мундиру, — поручик лейб-гвардии Преображенского её величества полка и намерен, — прибавил он, крутя усы, — сделаться со временем фельдмаршалом и кавалером ордена святого Андрея Первозванного. Увенчает ли Небо успехом мои стремления, конечно, покрыто мраком неизвестности, но это непременно совершится, если такие прекрасные губки, как ваши, будут о том молить Его и если такие чудные глазки будут воодушевлять меня к такому гордому и мужественному поприщу!
К молодому человеку так шли его смелость и решительность, а в его огненных глазах было столько изумления и рыцарского преклонения, что прекрасная Мария не могла скрыть мимолётную улыбку удовлетворённого тщеславия, в то время как, раскрасневшись, лёгким кивком головы она благодарила Пассека за его представление.
— Конечно, я от всего сердца желаю вам исполнения всех ваших надежд и желаний, — сказала она более уверенным, чем до сих пор, голосом, — но, я прошу вас, пустите меня! Отец ждёт меня, мне надо приготовить ему ужин.
— Вы сказали, кто вы, прекрасная Мария, — промолвил Пассек, — это верно; теперь дело только за выкупом.
— Какой же выкуп я могу дать вам? — воскликнула Мария, улыбаясь и непринуждённо смотря на него. — Я не ношу никаких украшений, и у меня ничего с собой нет, кроме этих полевых цветов, которые я только что собрала здесь, а для вас они, конечно, не имеют никакой цены, — прибавила она с лёгким оттенком наивного кокетства.
— Конечно, — ответил молодой офицер, — я не стану отрицать, что цветок из ваших волос был бы для меня ценным подарком; но этого недостаточно, чтобы отпустить такую прекрасную пленницу... Ведь у вас есть выкуп дороже, чем всякие украшения, и я требую его, потому что только он настолько ценен, чтобы выкупить вас.
— Что же это такое? — изумлённо спросила Мария.
— Поцелуй с ваших нежных губок, — ответил Пассек, широко раскрывая руки, чтобы преградить ей путь, — и этот выкуп я требую за вашу свободу.
— О, какая шутка! — воскликнула густо покрасневшая девушка, отступая от него.
— Шутка? — повторил Пассек, в то время как его горящие взоры, казалось, магнетизировали её. — Нет, нет, это совершенно серьёзно, и дурак был бы тот солдат, который выпустил бы такую пленницу даром!
Между тем как Мария, дрожа всем телом, прислонилась к забору, он быстро обнял, прижал её к груди и, прямо к себе повернув её голову, запечатлел долгий поцелуй на её свежих губках.
Когда он выпустил её из своих объятий, она осталась стоять всё так же, тяжело дыша, бледная и дрожащая, и, несмотря на то что путь к лесу был теперь свободен, не делала попытки к бегству; казалось, что она была поражена молнией, онемела от ужаса и не могла отдать себе отчёт в совершенно новом и никогда доселе не испытанном ощущении, с неотразимой силой наполнившем её.
— О, господин, — печально сказала она затем, между тем как искрящиеся взоры Пассека нежно и в то же время торжествующе покоились на ней, — о, господин, что вы думаете обо мне, за кого вы меня принимаете, что вы так оскорбляете меня?
— За кого я вас принимаю? — воскликнул он. — За самую красивую, самую лучшую, самую добродетельную девушку на всём свете, и, если бы кто-нибудь осмелился непочтительно посмотреть на вас, тот принуждён был бы познакомиться с моей шпагой! Вы были моей пленницей, я взял с вас выкуп, теперь вы свободны; я не имею теперь на вас никаких прав и покорнейше прошу вас извинить мне, что я не мог отказаться от такого драгоценного выкупа, посланного мне счастливым случаем.
Он опустился пред молодой девушкой на одно колено, схватил её руку и так почтительно и нежно прикоснулся к ней губами, точно преклонялся пред самой императрицей. Медленно поднимая свои ресницы, Мария взглянула на него; искренний и почтительный тон его слов, казалось, успокоил и обрадовал её; румянец снова окрасил её щёки и полусмущённая, полусчастливая улыбка открыла её уста.
— Но вы не должны больше делать это, — сказана она, освобождая тихонько руку и нагибаясь, чтобы поднять корзинку с хлебом, выпавшую у неё из рук.
— В будущем такое сокровище, как поцелуй с ваших прелестных губок, — поднимаясь, с лёгким ездоком произнёс Пассек, — можно будет получить разве только по моей горячей просьбе, но, — прибавил он, — я не могу вам обещать, что не буду просить. Теперь же, — быстро продолжал он, когда Мария испуганно отшатнулась от него, — дайте мне цветок с вашей головы: как выкуп это было слишком мало, теперь же он будет мне служить сладким воспоминанием мимолётного, но незабвенного мгновения счастья.
Она смотрела на него, словно его огненные взоры невольно притягивали к себе её светлые, ясные глазки, затем вынула из головы цветок и, густо покраснев и отвернувшись от него, подала ему. Пассек поцеловал ей руку и спрятал цветок на груди.
— Ну, а теперь, — воскликнул он своим прежним весёлым голосом, — вы не должны забывать своих питомцев; смотрите, как просительно они смотрят на вас! Вот старый олень строит дружеское лицо; теперь он видит, что вам не угрожает никакой опасности и что вы находитесь под защитой друга... Ведь не правда ли, вы позволите называть меня вашим другом?
— Раз вы так хотите называть себя, я не могу вам запретить это, — улыбаясь, сказала Мария. — Но ведь дружба должна дать доказательства, её надо испытать, и прежде всего, — прибавила она шутливо, — друг не смеет брать в плен друга!
— Он всегда будет вашим пленником, — воскликнул Пассек, — и ни за какие деньги не согласится отдать свои оковы! Идёмте, бедные животные ждут.