На пороге трона

Он подошёл вместе с Марией к загородке, взял из её рук корзину и попеременно с ней принялся кормить нетерпеливо столпившихся животных, причём болтал так непринуждённо и ловко брошенными кусками хлеба заставлял проделывать животных такие забавные прыжки и движения, что вскоре прекрасная Мария стала весело смеяться и так доверчиво шутила с ним, как будто они действительно были старыми знакомыми и друзьями.

Когда запас в корзинке иссяк, Пассек сказал:

   — Ну, мой прекрасный друг, я должен просить у вас позволения проводить вас домой, потому что должен убедиться на деле, что у вас действительно есть земное жилище и что вы не улетите, как лесная фея, и не скроетесь куда-нибудь в ствол.

Мария задумчиво и вопросительно посмотрела на него и промолвила:

   — Сегодня я увидела вас, милостивый государь, в первый раз; мой отец не знает вас.

Она замолкла и покраснела, опустив взор.

   — О, что касается этого, — воскликнул Пассек, — то я представлюсь вашему батюшке; мой мундир удостоверяет меня, и сама императрица не сочла бы унизительным, если бы её проводил офицер Преображенского полка.

Он взял корзинку, подхватил под руку Марию, которая ничего не могла возразить ему, и, непринуждённо и весело болтая, оба скрылись в густом лесу.

VI

В нескольких сотнях шагов от зверинца, на небольшой прогалине, обрамленной высокими деревьями, стоял небольшой, элегантный и со вкусом выстроенный дом на каменном фундаменте, крытый черепицей и украшенный резьбой; несколько ступенек вели на широкий балкон, с которого тяжёлые дубовые двери выходили в дом. Роскошные оленьи рога высились над раскрытыми настежь дверьми, через которые была видна большая комната, также украшенная оленьими рогами. Стены дома были густо обрамлены плющом, широкие окна с маленькими, круглыми, в свинцовой оправе стёклами виднелись сквозь его листву; пред домом были кокетливые клумбы, а позади него находилось небольшое здание с чистыми конюшнями. На клумбах цвели первые весенние цветы, дорожки были тщательно усыпаны песком, и всё было окружено зелёной деревянной решёткой с железной калиткой, также раскрытой. Пред балконом, на земле, лежало несколько прекрасных английских собак, а на балконе, в удобном кресле, сидел мужчина лет пятидесяти, погруженный в чтение большой книги, которая лежала пред ним на столе и из которой он время от времени делал заметки в маленькой тетради.

Несмотря на то что не могло быть никакого сомнения в том, что это мирное убежище в лесу было домом лесничего великого князя, человек, сидевший на балконе, представлял собою известный контраст со всем окружающим. Правда, на нём был надет светло-зелёный сюртук с узким золотым галуном — необходимою принадлежностью формы высших лесничих великого князя, — его талию охватывал чёрный кожаный пояс с золотым великокняжеским гербом, но охотничий нож, для которого предназначался пояс, находился не с той стороны, с которой нужно, а под зелёным сюртуком у него были надеты чёрные шёлковые чулки и сапоги с чёрными пряжками, которые уже совсем не соответствовали его охотничьему костюму. Этот мужчина был худощав и держался сгорбившись, а его голова была в полном противоречии с теми обязанностями, какие он был призван нести в этом тихом домике. Сильно поседевшие, но ещё густые волосы обрамляли бледное, болезненное лицо с правильными чертами, на которых лежала дружелюбная, серьёзная мягкость; в голубых глазах, которые он иногда раздумчиво отрывал от книги, светились мечтательность и вместе с тем какая-то детская беззаботность, так что казалось совершенно невозможным представить себе этого человека в качестве руководителя княжеской охоты. По всему окружающему каждый принял бы толстую книгу, которую он читал с глубоким вниманием, за лесной журнал, из которого этот человек делал необходимые выписки о рубке или об охоте, но если бы кто-нибудь посмотрел через плечо Викмана на то, чем он был усердно занят, тот с удивлением увидел бы, что толстая книга была Библия, а маленькая тетрадочка содержала в себе толкования и пояснения к Священному Писанию, которые Викман вписывал туда мелким почерком.

Тихо шевеля губами, старик снова прочитал одно место в книге, снова задумчиво несколько времени посмотрел на небо и затем принялся снова писать с прежним усердием. Вдруг до сих пор смирно лежавшие собаки подняли головы и с весёлым лаем пустились через калитку к лесу.

   — А, это Мария возвращается домой, — сказал старик, поднимая голову и следя взглядом за собаками, но глубокое изумление отразилось на его лице при виде девушки, выходящей из леса под руку с офицером.

Собаки тоже были удивлены непонятным явлением, но не обнаруживали к незнакомцу особенной неприязни, кроме лёгкого рычания, так как умные животные, по-видимому, понимали, что, если с ним так доверчиво болтала их госпожа, он не мог иметь никаких дурных намерений.

Молодой офицер погладил головы прекрасных животных; но они довольно холодно приняли его ласку и быстрыми прыжками пустились обратно к дому, словно желая предупредить хозяина о непонятном посещении.

Старик медленно и, как казалось, с трудом поднялся с места и спустился с балкона, чтобы встретить гостя, которого привела к нему Мария. Когда они вошли во двор, Мария высвободила свою руку и с лёгким замешательством сказала:

   — Я привожу тебе гостя, отец; этот господин встретился со мною около зверинца, когда я кормила оленей, — прибавила она затем, робко взглядывая в сторону и опуская ресницы. — Он говорит по-немецки и просил разрешения проводить меня, чтобы познакомиться с тобой и с нашим домом. Это — поручик...

Она в смущении остановилась, так как, несмотря на то что она высказала полное доверие к молодому человеку во время разговора, его имя вдруг ускользнуло у неё из памяти.

   — Владимир Александрович Пассек, — поспешил ей на помощь гость, в то же время с уверенностью светского человека вежливо приподнимая шляпу пред стариком. — Владимир Александрович Пассек, поручик Преображенского полка, имевший честь познакомиться с пашей дочерью, благодаря нашей общей склонности к состраданию благородным животным, и естественно захотевший быть представленным также и её отцу. Я принадлежу, — продолжал он после того, как старик ответил ему на его поклон, — к дворцовой охране великого князя, и так как пребывание во дворце довольно скучно, то я очень рад случаю познакомиться со столь почтенным лесничим, как вы, чтобы иногда совместно ходить с вами в лес.

Старик, по-видимому, был в высшей степени смущён; он вопросительно взглянул на свою дочь и отвесил мягким, но в то же время слабым и неуверенным голосом:

   — Добро пожаловать! Хотя, я думаю, наше скромное гостеприимство не много может предложить вам; что же касается леса, то моё слабое здоровье редко позволяет мне бродить по нему, но если беседа со стариком вам не скучна, милости прошу остаться с нами поужинать чем Бог послал.

   — Солдат, как и охотник, — возразил Пассек, — довольствуется малым, а ваша дочь могла бы достойно мостить и самого великого князя; поэтому я с благодарностью принимаю ваше приглашение и надеюсь, что это послужит к упрочению нашего знакомства и дружбы.

Луч счастливой радости блеснул на лице Марии; она легко взбежала по лестнице веранды и поспешила в комнату, чтобы немедленно приступить к исполнению своих обязанностей.

Между тем Пассек прохаживался с её старым отцом по усыпанной песком дорожке между цветочными клумбами. Думая доставить старику удовольствие, он перевёл разговор на его профессию, начав говорить о величине лесов Ораниенбаума, о дичи, собаках и различных охотах, которые в Северной России представляют массу разнообразия.

Старик смотрел на него с большим удивлением, как будто предмет разговора был совершенно чужд ему, и нередко задавал совершенно неуместные, наивные вопросы, так что вскоре очередь удивляться настала для Пассека и он уже готов был признать в старом лесничем человека, потерявшего от старости рассудок, если бы последний иногда не склонялся над каким-нибудь цветком и не давал по поводу его строения объяснений столь ясных, что предположение о его слабоумии отпадало само собою.