Страница 8 из 10
В четвертых, это наша скромная жертва Богу, Который отдал Себя в жертву за нас, наш минимальный знак любви и благодарности Тому, Кого мы молим о жизни, здравии, спасении, обо всем том, на что способна Его бескрайняя небесная любовь.
В-пятых, это защита от тех сил зла, которые нападают на нас во время молитвы и уводят наши мысли прочь от Творца: зло любит тьму и боится света.
В шестых, это призыв к самоотверженности. Как, подчиняясь нашей воле, сгорает масло и воск, так и наша душа должна гореть любовью к Спасителю, подчиняясь Ему на всех поворотах судьбы.
В-седьмых, это урок для нас: как свеча и лампада не зажигаются сами по себе, так и сердце, лампада нашей души, не загорится без святого огня Божией благодати… Наши добродетели и достижения – это горючее, но зажечь его способен только небесный огонь.
Символика богослужения вводит нас в Церковь, приобщает нас ко всей ее многовековой истории, соединяет с событиями и лицами минувшего. Много ли толку смотреть на икону, понятия не имея, кто на ней изображен?.. Но если мы познакомимся с жизнеописанием святого, обратимся к нему с молитвой, прочувствуем его подвиг и его любовь, то его икона поможет нашему личному общению.
Так же точно с другими символами: чтобы они приобрели соединяющую способность, мы должны понять, что они обозначают. А для этого необходим внимательный взгляд в прошлое. При этом надо учитывать, что восприятие старинных, давным-давно известных символов меняется с ходом времени.
Мы уже говорили о том, как изменилось место музыки в сознании наших современников. Так же и пламя свечей и лампад: как меркнет оно при современном освещении!.. И как теряется его символизм, если щелчок выключателя мгновенно заливает слепящим светом все уголки огромного помещения, в то время как прежде лампады или свечи паникадила (главной храмовой «люстры») зажигались одна за одной, постепенно, словно солнечный восход, вытесняя мрак из-под купола храма…
Другой пример. Сегодня, когда ткани любых цветов столь же обычны и доступны, как серые и черные (из которых шьют наши подрясники и безрукавки), когда золотом и серебром сверкают безвкусные наряды модниц, когда сложнейшую художественную вышивку тиражируют машины под управлением компьютера, – насколько способны мы воспринять и понять символизм разноцветных тканей – золотых, белоснежных, красных, голубых, зеленых, фиолетовых, черных, – расшитых, богато украшенных облачений духовенства? Для наших не столь уж далеких предков они были невиданной редкостью: их художественная и материальная ценность несла в себе глубокий символический смысл.
Наконец, еще один всем знакомый символ: кадило. Его символизм – не в колечках дыма, не в звоне бубенчиков и не в изящных взмахах, а в благоухании ладана. Когда-то благовония были подлинной драгоценностью: македонский царь Филипп II, покоривший всю Элладу, укорял своего сына за неумеренный их расход на религиозной церемонии… Сына, между прочим, звали Александр. А нынче в любом отделе хозтоваров вам за гроши предложат такой парад ароматов, о котором и мечтать не могли всесильные владыки прошлого.
Сжигание благовоний с древнейших времен служит символом почитания Божества, и христианская Церковь сохранила эту традицию. Совершается каждение перед престолом, перед жертвенником, перед Святыми Дарами, перед образом Спасителя – Бога, ставшего человеком, и перед иконами Его святых, которые сохранили и утвердили в себе образ Божий. Но вот дьякон, священник или епископ поворачивается от икон к прихожанам и с поклоном кадит перед ними. Почему?..
Потому что каждый человек несет в себе образ Божий. Каждому человеку присуще высшее достоинство, данное Богом, и каждому предстоит это достоинство реализовать в подвиге христианской жизни, в восхождении к небесному Первообразу. И символы богослужебного обряда, о которых у нас шла речь, служат ступенями в нашем восхождении.
Одна вера, разные обряды
Бог один. Один и закон Его православной веры, хранимый в богослужебном обряде, в законе молитвы. Но можно ли заменить закон веры законом молитвы? Можно ли верить в обряд, как мы верим в Бога? Можно ли допустить, чтобы закон молитвы тоже был одним-единственным для всех времен и народов?
Понятное дело, нельзя! Мы с вами видели, как живет и развивается богослужебный обряд прямо на наших глазах: тем более понятно разнообразие обрядов Церкви разных стран и эпох, при условии, конечно, что эти обряды остаются православными, что они содержат один и тот же закон веры. Но понимание это, очевидное для Церкви, пришлось выстрадать в долгих и трудных испытаниях.
…В XVII веке, при царе Алексее Михайловиче, возникла необходимость исправить ошибки и неурядицы, накопившиеся в богослужебных книгах и церковных обычаях. За дело взялись с избытком рвения при недостатке знаний, ресурсов и здравомыслия – и встретились с сопротивлением среди части верующих. По чему надо реформировать обряд, почему при крестном знамении надо складывать три пальца, а не два, как раньше?.. Возник церковный раскол, недуг, которому суждено было терзать Россию больше трех столетий кряду.
Патриарх Никон, возглавивший поначалу церковную реформу, понял, что взял слишком крутой курс, – но остановить процесс оказался не в силах… Никон был оклеветан, низложен и умер в заточении, а раскол продолжался и углублялся. Недовольные отошли от Церкви; последовали проклятия на несогласных с реформой, а власти стали применять к ним карательные меры.
Так в России образовалась большая группа верующих-старообрядцев (наименование «староверы» – ложное, именно потому, что конфликт не касался закона веры). Раскол, черпавший энергию в обрядоверии, в обожествлении формы, стал одной из причин русской катастрофы 1917 года.
Путь к преодолению раскола был долгим. Еще в XVIII веке возникло движение единоверия: возможность следовать тому или другому обряду при сохранении единства Церкви. Имен но такой образ действий предлагал в свое время Патриарх Никон… Поместный Собор 1917 1918 гг. не успел рассмотреть вопрос о старо обрядчестве: новая власть разогнала делегатов. И лишь в 1971 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви безоговорочно аннулировал вынесенные 300 лет назад проклятия на дореформенный богослужебный обряд: он был признан равноценным общепринятому. И любое осуждение дореформенного обряда, кто бы его в прошлом ни высказывал, властью Архиерейского Собора вменено яко не бывшее.
Единоверческие приходы в нашей Церкви сегодня существуют на тех же основаниях, что и все прочие. Зайдя в единоверческий храм, вы на первый взгляд не обнаружите никаких отличий от обычного. Но, присмотревшись, увидите, что крестное знамение здесь накладывают на себя двумя пальцами, сложив их точно так, как на картине Сурикова «Боярыня Морозова». Прислушавшись, заметите разницу в текстах молитв: например, обычный для всех богослужений рефрен «Аллилуйя» (евр. «восхвалите Бога») повторяется не трижды, а дважды. Именно эти вопросы, о сложении пальцев и повторении аллилуйи, вызывали в прошлом самые острые споры и конфликты…
Службы совершаются по книгам, перепечатанным с изданий XVII века, до начала церковной реформы. Они отличаются неторопливостью, продолжаются дольше, на них меньше читают и больше поют. Пение тоже иное: одноголосное, мерное, протяжное. Даже произношение хорошо знакомых русских (церковнославянских) слов здесь другое, с более жесткой артикуляцией согласных, с различием в звучании между буквами «е» и «ять».
Правила о поклонах, поясных и земных, соблюдаются у единоверцев с большим вниманием: все крестятся и кланяются одновременно и единообразно. Для земных поклонов каждый приносит с собой небольшой коврик-подручник, чтобы не касаться пола руками. Особые поклоны совершаются при каждении.
Внешний вид прихожан тоже другой: вы не увидите здесь женщин в брюках, в коротких юбках. У мужчин – рубахи навыпуск. се стоят со скрещенными на груди руками… ы можете сказать, что это всего лишь обычаи, а не богослужебный обряд. Но обычаи содержат свой символизм, и четкую границу между обрядом и обычаем провести удается далеко не всегда. И если мы не следуем таким обычаям, мы обязаны помнить об их неразрывной связи с единоверческим богослужебным обрядом, принятым Православной Церковью, и относиться к ним со вниманием и уважением. Только так сможем мы преодолеть пагубные последствия церковного раскола.