Защитник

Как же Ичиго хотелось прикончить Исиду после победы над меносом — от преждевременной кончины последнего квинси отделяли стальные нервы выдержки бывшего хитокири и клятва не убивать. Даже если очень хочется, не убивать. И не калечить. Самому. Рукия сама справится. А потом можно позвать всех на обед… к Орихиме.

— Ваш сын вляпался в… гуашь! — еле удерживая себя в режиме человеколюбия, сверкает глазами Ичиго. Он вторую неделю выслеживает наглого пустого, который решился закусить его матерью и при этом, уходя от наказания, дразнить его периодическими появлениями в опасной близости от семьи.

Как же было приятно отправлять Великого, ха-ха, Удильщика, ха-ха, на перерождение… А потом получать благодарность от мамы, что не могла почему-то видеть именно этого пустого. Да, после Того Дня она перестала быть квинси, но она же по-прежнему видит их и способна противостоять им. Надеюсь, мама послушается и будет развивать свою способность не только для лечения и более комфортного рисования манги…

— Ваш сын вляпался в акрил, — убито подводит итог прошедших трёх месяцев Ичиго, зажимая раны, которыми его наградил братец Рукии. Брат с сестрой — члены семейки явно друг друга стоящие, видимо, упрямство — синоним фамилии Кучики…

Тихий рык вырывается из горла, как только закрываются врата, куда увели его… подругу, а он ранен в состоянии духа. Ичиго упрямо пытается встать — нужно дойти до дома, дома мама, мама поможет…

Надо встать, рычит Баттосай, отдаваясь пульсом в висках, нужно догнать и убить!

Нужно встать и идти домой…

Надо узнать, как попасть в Общество душ, и показать место этому самураю, хрипит Баттосай!

Нужно…

Надо!

— Куросаки-сан, расслабьтесь, — раздаётся незнакомый голос.

Ичиго поворачивает голову, пытаясь понять, кто его видит и откуда знает.

— Куросаки-сан, я друг, я помогу вам, — странный человек садится на корточки рядом с лицом раненого.

В зелёном — старомодном, отмечает сознание — одеянии есть что-то неуловимо знакомое, и от этого Ичиго не по себе. Баттосай в голове бессильно рычит.

— Расслабьтесь, Куросаки-сан, расслабьтесь, — знакомый-незнакомец проводит рукой мимо лица и добавляет, — Инумури[9].

Тьма стремительно уволакивает в свои объятия, и последняя мысль, проскользнувшая в сон, была осознанием, что знакомый-незнакомец — Урахара-сан, когда-то спасший маму.

Комментарий к Ши: Сон, окрашенный красками

[7] Все ещё помнят спешл? Так вот, это он. Не «Бродягой Кеншин» же называть, главный герой же другой, а, как мы понимаем, Хико вряд ли бы сильно распространялся насчёт своего настоящего имени и подробностей взросления. А «Мастер без имени» вроде звучит, да и подходит таинственной даже в собственном сольнике фигуре Хико Сейджиро, только взявшего Кен-чана на обучение.

[8] Хитен Мицурюги – дословно «стиль благородного меча, летящего в небесах», скоростной и направленный на битвы в толпе. Особенность стиля - битвы на высоких скоростях.

(П.А. блин, кажется, Йоруичи придётся потесниться на пьедестале Бога Скорости, ку-ху-ху!)

[9] Инумури – дремота – заклинатель держит руку перед лицом жертвы, и её зрачки расширяются в несколько раз, прежде чем она падает в бессознательном состоянии.

========== Го: Ещё не время просыпаться ==========

Кеншин сидел, связанный, в глубокой яме, скрежетал зубами не хуже оголодавшего пустого и пытался понять, как связаны пробуждение силы шинигами и подобная пытка.

Три дня, ему дали целых три дня, чтоб найти в себе силу.

Свою силу.

А что искать, где искать, и главное, как искать, будучи связанным, никто даже и не думал объяснять.

А ведь он уже чувствовал её. В Тот День.

Он уже потерял счёт времени, в этой яме оно течет так медленно, разбавляемое только вспышками боли в груди и всё сильнее наслаивающейся личностью Баттосая.

От этого хочется вцепиться себе в лицо, до крови расцарапать его и соскоблить с себя эту маску.

В этом мире нет места Баттосаю. Нет места безжалостному хитокири.

А ведь память напоминает, что есть… Что есть тот, кто заслуживает смерти, тот, кто чуть не убил маму и его самого самым подлым способом, пытаясь выпить душу.

— Но подавился, подавился! — безумно смеётся Химура.

И смех в ушах отдается скрежетом скрещенных мечей.

Урахара стоит на краю ямы и ясно видит - в поднятых к искусственному небу глазах плещется расплавленное золото. Золото, полное жажды крови, смерти и мести. Пока нет маски на лице, всё ещё можно обернуть вспять… смерти сына Ишшин и Масаки не простят.

Уже истекает второй день.

— Поторопитесь стать шинигами, Куросаки-сан! — кричит в яму Киске.

В ответ из ямы доносятся пожелания скорейшей смерти в тех же условиях.

«Мда, — потерев подбородок, качает головой Урахара. — Кажется, и предельно вежливого Ичиго можно разозлить до той степени, когда начинают бросаться убивать, и не один раз… Ничего удивительного, он же ещё ребёнок».

Утром следующего дня подвальчик магазина сотрясается от гигантского выброса реацу. Урахара, подло разбуженный локальным землетрясением, оказывается у эпицентра самым первым и застывает, осознавая масштаб разрушений. Кратер оплёванной земли с центром, где была та-самая-яма, разъеденные ядовитой реацу кидо-барьеры и сигналки и Ичиго, сидящий в центре ямы, пряча глаза за длинными волосами, держит в руках шар из чёрного огня.

Киске чувствовал, как седеют вставшие дыбом волосы на затылке. «Сын Ишшина — монстр», — приходит в голову неутешительный вывод. — «Знал бы он, что он сломал… Нда, от такой реацу и барьер Сейрейтея пострадал, не то что наши».

«Мне хронически не везёт с наставниками», — мысленно вздыхал Ичиго, уворачиваясь от ударов занпакто — Урахара был потрясающим мучителем. «Один — поедатель мозгов и пьяница, второй — ученый-экспериментатор и поедатель мозгов, и оба, оба совершенно не умеют учить детей. О ками-сама, за какие грехи именно эти двое вкладывали мне в руки меч, каждый в свою жизнь?» Ичиго скрипит зубами - чёртов Урахара точно мстит ему за полигон и смеет называть происходящее обучением. А применять техники Хитен Мицурюги — сейчас это опасно, он не самоубийца и портить свое духовное тело ещё сильнее, чем уже, не будет, да и пародия на учителя не даст ему сосредоточиться. Так легко потерять контроль над реацу, а ведь тогда она вновь будет разъедать всё… и всех.

У него слишком мало времени.

У него слишком жестокий учитель.

У него слишком страшный занпакто.

Сакобато привычно лежит в руках. Чтоб активировать шикай, достаточно перевернуть его.

Кеншин прячется глубоко в Ичиго, а глубоко в Кеншине совершенно не собирается прятаться и показательно точит катану банкая Баттосай. Два шага до грани и один за грань.

А потому:

— Защищай! — и тихим шёпотом. — Кеншин.

И алый серп соскальзывает и улетает вбок.

Шаг, ещё один, кажется, это называется шюмпо.

Пропустить удар, шаг, ещё шаг, отправить «крик» обратно.

Шаг за шагом ускоряться и ударить так, как учили что наставник, что на кендо, что на иайдо[10].

Панамка смятой улетает в воздух.

— Какое интересное занпакто, — улыбается Урахара, поднимая с земли многострадальную шляпу. — Сердце меча, да? Но тогда почему заточено изнутри?

Ичиго лишь вежливо улыбается, пряча глаза за чёлкой.

— Этот меч не для того чтобы убивать, — не переставая улыбаться, признаётся. — Для того чтоб защищать.