Страница 13 из 20
— Вообще-то у меня есть банкай, — тихо и как бы в сторону произносит Кеншин. — Может быть, остановить Айзена им не получится, а вот убить…
— Убить?! — вскрикивает Йоруичи.
— Бессмертного Айзена! Одним банкаем… — Ишшин вскидывает брови. — Сын… я тебя заставлю выучить Финальную технику!
— Убить можно и бессмертного, — грустно говорит Кеншин, кладя руку на цуку сакабато.
— Банкай, — холодный, всё ещё мальчишеский голос звенит в окружении чёрно-золотого шторма реацу. — Хитокири, Химура Баттосай.
Шихоин и Куросаки замирают, неверяще глядя на Ичиго. Название банкая говорило о многом, хотя он был прост на вид. Наученные столетиями опыта, шинигами высматривали что-то, что даст их сыну победить. Темно-синие хакама, такое же косоде, катана и вакидзаси за поясом… Катана. Вакидзаси. И золотые глаза убийцы. Уж в этом Йоруичи не может ошибаться, у неё были такими офицеры отряда и каждый второй из оммцукидо.
А Ичиго спокойно, сняв ленту с привычного для всех низкого хвоста, перевязал волосы в непривычный — высокий.
Достал катану и воткнул её в пространство — открылся сейкаймон. И когда только научился?
Грустно глянул на отца, глянул вдаль, где помогала раненным его мать, и шагнул.
Шагнул за грань.
— Подумав — решайся, решившись — не думай[30]. Что же ты решил, мальчишка? — тихо говорит Йоруичи. — Когда Ичиго вернётся, поговори с ним, Ишшин.
Вдох-выдох.
За шагом шаг.
Выйти из сейкаймона.
Спина прямая.
Плечи расслаблены.
Каракура как никогда кажется маленькой - три шага и всё.
Айзен и Ичимару на втором.
Ну что ж, хитокири, покажи самоназванному богу его смерть.
— Небесная кара, — звучит над головами.
И переулок взрывается земляной волной, откидывая Айзена от Ичимару.
Гин удивлённо приоткрывает глаза.
Он ожидал всего, но не того, что мальчишка спасёт его.
Не того, что у мальчишки будет взгляд, похожий на его собственный.
— Здесь умрет только Айзен, — срываясь в шюмпо, произносит мальчишка.
От его слов пахнет кровью.
— Хитокири… — выдыхает Гин, оседая на землю. — А это даже забавно. Только вот как?..
А Айзен говорит.
Говорит о своей силе и эволюции.
И говорит много и бессмысленно.
А Кеншин слушает.
Слушает, и из его глаз смотрит убийца.
Они покинули Каракуру.
Здесь можно начинать.
Наконец-то.
— Огонь горит ярче перед тем, как потухнуть, — замечает Кеншин, уходя от очередного удара, крошащего камни.
— Какие умные слова, Куросаки Ичиго. Только с чего ты взял, что это агония? — раздражённо спрашивает Айзен.
Мальчишка его бесит, он ведь уворачивается от его ударов, но сам не атакует. Даже не вынимает катаны, разве что на секунду, блокируя удары. Его скорость… выше, чем у банкая Ичимару, выше хакуды Богини скорости. Такая же, как у него, у Бога. Что ж, эксперимент удачен, весьма удачен, естественный гибрид оказался куда более проблемным образцом, чем мог бы.
— Потому что ты умрёшь…
— Глупец! Я бессмертен!
Чёрный гроб, любимое и опаснейшее заклинание Айзена, даёт секунды решиться ещё раз.
Решиться.
Это не противостояние с Бьякуей, когда нужно было тянуть время и показать ошибочность суждений.
Это не сражение с Улькиоррой, где Баттосай, нашедший себе достойного противника, честно победил его.
Это… работа. Такая же, как та, которую давал Кацура-сан.
Просто нужно оборвать жизнь.
Ради своей семьи.
Ради жизни города.
Ради лучшего мира.
Потому что так решили небеса.
— Рю-мей-сен[31], — оглушительно сталкиваются цуба и коигути[32].
Звяк.
Сильнейшее заклинание разлетается на куски.
Что-то страшное видит Айзен в обманчиво расслабленом мальчишке.
Убийца поднимает глаза.
Медлить нельзя!
Расправив свои белые крылья, Айзен летит вперёд.
Удар будет слева. И сразу же серия по трём точкам.
Значит, как Теннен.
— Кузу-рю-сен, — тихо, для себя и только для себя говорит хитокири.
Этот.
Удар.
Убьёт.
Любого.
А он убийца.
Лучший.
Айзен удивлённо смотрит.
Он не смог отразить один… девять ударов.
Его творение победило. Победило и теперь смотрит пустыми глазами.
Белые крылья осыпались, когда у Соуске вместо слов изо рта полилась кровь.
Красные штыри взвились в небо.
Хитокири покачнулся и упал.
— И бессмертного можно убить, — горькая правда.
Айзен лежит совсем рядом, с пустым взглядом.
Его тело оплетает какое-то кидо.
«Значит, это Урахара… И правильно, — крутится мысль. — Нельзя даже тело оставлять. Лучше бы сжечь…»
Кеншин теряет сознание…
Комментарий к Джу ни: Бессоница. Хитокири, Химура Баттосай.
[30] “Подумав — решайся, решившись — не думай” — японская поговорка, русский аналог, пришедший, кстати, от Чингисхана, - «делаешь - не бойся, а боишься — не делай».
[31] Рю-мей-сен — крик дракона — удар нотодзюцу с божественной скоростью Хитен Мицурюги Рю. Высокочастотный звук, возникающий при соприкосновении меча и ножен, поражает особо развитые органы чувств противника и парализует их. Нотодзюцу — искусство закладывания меча в ножны, противоположность баттодзюцу — искусству обнажения меча.
[32] Коигути или кутиганэ, если устье ножен охватывается металлическим кольцом, — дословно «рот карпа», вход в ножны.
========== Спешл ши: Hoozuki no Reitetsu — Явление великого и ужасного Шишио! Покоритель Ада! ==========
Шишио Макото сидел на холодном камне и задумчиво смотрел вдаль — перед ним простирался бесконечный пейзаж, радующий своим разнообразием. Ему предстояло решить, хорошо это или нет, что он оказался на одной из самых высоких гор в Аду. То, что это Ад, не было ни капли сомнения — где ещё может быть такое близкое разделение на царство огня и льда? Да и после Гатоцу Зерошики[33] в глаз, ну как сказать помягче, не выживают. Шишио ухмыльнулся: забавно, что после смерти его душа сохранила внешность, какой она была до злополучной попытки сожжения, но при этом сохранила и адский жар…
Ну что ж, раз уж он в аду, то ничего иного не остаётся. Пускай такое уже было, пускай он уже хотел и занимался… почему бы и нет. В первый раз, что ли, повторяться? Макото криво ухмыляется.
Да, кто-то над ним от души посмеялся.
Боги ли, демоны ли, колдуны ли или монахи, те, кто сотворил с ним такое, получили массу удовольствия, наблюдая за его метаниями.
Ну надо же было открыть будущее человека, и такому убийце, как он!