Амиру

Беня, так назвали рыжего спаниеля, крутился у ног в прихожей. За слово «гулять» Беня был готов проглотить собственный хвост, продать родину и отдать сосиску, хотя нет, сосиску он бы съел, с аппетитом.

- Ну что, Бенедикт, пошли на пробежку, - привычным жестом надевая платок на голову.

Беня бежит рядом с хозяйкой, бежит по дорожке парка, порой отбегая по своим спаниельским делам, потом догоняя хозяйку, обгоняя её, лая, прыгая передними лапами на ноги. Ноги, которые уже могу бегать, а несколько месяцев назад не могли ходить.

Соня пыталась восстанавливаться, старалась жить. А кто бы не старался?

У Сони – Лида. Соня  старательно выполняла рекомендации врачей, занималась спортом по мере сил, сверх сил. Она приходила на скалодром трижды в неделю, мальчики-инструкторы, косясь на Сонину косынку, давали маршруты легче, Соня выбирала посложней, скидывая эту самую косынку упрямой рукой. Соня преодолевала маршруты, облизывая бледные губы, хватаясь тонкими пальцами в магнезии… Она каждое утро бегала. Смотря по привычке под ноги, слушая музыку, считая шаги и дыхание.

Этим утром Соня встретила Амира.

Он просто стоял на дорожке и просто смотрел на Соню. Серо-голубая рубашка. Руки в карманах. Дежавю.

Мгновенно - запястье в руке. Слишком звенящая тишина.

- Соня.

- Что ты здесь делаешь? – искреннее удивление в голосе.

- У нас открывается филиал, я тут работаю, буду работать… Курировать.

- Здесь, в парке? – со смешком.

- В этом городе, птичка.

- Переехал… а дети?

- Соня, Динару 17… и…

Крупная дрожь по телу. Соня не дышит.

- Не считай, не надо, Соня…

Притягивает к себе, рука по привычке к голове… только волос нет, все еще…

Дружба между мужчиной и женщиной возможна, если эти двое -  любовники, либо в прошлом, либо в будущем. Дружба между прошлыми любовниками невозможна. Но когда эти двое не могут находиться на расстоянии, приходится довольствоваться тем, что называют «дружба», а, по сути, желчный оскал.

Амир прилетал часто, он звонил Соне сразу по прилету, они встречались, гуляли, он любил отвозить её на берег холодного залива, в ресторан, следил, чтобы она ела.

- Некоторые вещи не забываются, Соня. Твой аппетит был причиной моей отбитой задницы в детстве, - смеется.

У Сони по- прежнему плохой аппетит. Соня смотрит чаще на воду, реже на Амира.

 - Амир, свози меня к Марату. К Ване. Я не смогу сама. Ни в этот раз.

- Свожу.

Ветер был пронизывающим, холодным, шел дождь. Странная погода для Средней Волги в это время года. Он отвез Соню к Ване, к Марату. Смотрел, как она долго сидела  там, у темных плит, и что-то шептала…Он не мешал, не посмел. Он ушел и терпеливо ждал в машине.

Слишком бледная, даже для её кожи и состояния, Соня вышла из машины, прошла через дорогу, к лавочке у старой липы, и впервые Амир увидел, как Соня съежилась от холода, поведя хрупкими плечиками. Но не ушла. Он ждал в доме, не мешал, не посмел.

«Маленькая девочка, слишком маленькая для своего возраста, и маленький мальчик, слишком высокий для своего возраста, сидят на куче песка.

- Сооонь, а как твоего папу зову?

- Эрнест.

- Кааак?

- Э-р-н-э-с-т!

- Странное имя, - смеётся.

Маленькая девочка и не думает обижаться.

- Ага, как у Хемингуэя.

- А это кто?

- Писатель такой. Он, знаешь, что написал? Слушай….

- Соня, чего ты не шевелишься сегодня? Мы не успеем, из-за тебя, ты засыпаешь на ходу… Стой, ты засыпаешь! Точно! Тебе снились змеи! Точно! Слушай, давай ложись спать!

- Тут, что ли..?

- Ага, давай голову на меня, на тебе куртку, бабушка заставила взять, чтобы я не замерз, - смеется. Задорно, весело, откинув голову. Вот уж и вправду смешно, как такой огромный мальчик может замерзнуть?

Утыкаясь вспотевшим лицом куда-то в область ключицы девушки:

- Сонь, я вот думаю, жениться на тебе – точно отличная идея!

- Точно? – скептически.

- Точно! Я тебе говорю!

- Нуууу… Ты не любишь меня…

- Глупая ты, Сонька, я Ваньку люблю, смотри, какой он классный, у него пятка меньше моего пальца! Смотри... слушай, а все дети спят попкой вверх или только наш?

Обхватывая рукой, тянет девушку к себе.

- Соня…. тебя так легко полюбить.

Морозным днем двойные похороны…»

Терпение Амира небезгранично, он больше не мог смотреть на этот силуэт рядом со старой липой. Выйдя, он попросту увел её в дом тети Груни, если бы понадобилось, он бы утащил силой… Будто она сможет сопротивляться.

Он смывал с её руки землю, которая стекала в раковину грязью - липкой, черной, вязкой. Чернозем.

Старая женщина суетилась на кухне, тайком утирая слезы, улыбаясь, стараясь угодить.

С самого утра они вместе с Розой не выходили из этой кухни -  такая радость, приехали внуки, такое горе… «Что же такое, такая молодая, ягодиночка моя, как же так, Софьюшка…» - вздыхая, чтобы не услышала Софьюшка.

- Бабуля, ну что ты… что… я просто устала… я  посплю, и все пройдет.

- Угу, - Амир, - только сначала поешь, бабушки старались, - с улыбкой.

Старой Груне все равно, что Амир сидит аккурат в красном углу, безделица, пустое…

Тем вечером Амир отнес Соню в её старую спальню, окна которой выходили в сад, прямо на старую уродливую вишню, которую давно уже надо былоспилить, и, укрыв одеялом, лег рядом. Она уснула практически сразу, пока аккуратные пальцы снимали платок с головы, мягко проводя по ежику чуть отросших волос.