Страница 25 из 45
Много лет спустя Максим скажет мне, что мама рассказывала ему, как часто у нее перед глазами вставало видение моей «уходящей спины». Что впоследствии ее «годами мучило» это.
А вечером того же дня по телефону Зоя Ивановна была со мной совсем другой. Полной противоположностью той, кем она была днем. Разговаривала очень сухо и холодно и даже перешла на «вы».
– Я разговаривала с сыном. Он сказал, что не имеет никакого отношения к вашему делу!
Ушат ледяной воды. Я застыла в ошеломлении, молчала. Что тут ответишь? Никогда бы не предположила такое… Но почему-то больше всего меня поразило именно слово «дело». Его ребенок это – «дело»? Как будто речь шла о бумажной папке с номером!
– Кроме того, зачем вы звонили Наталье? – строго продолжала Зоя Ивановна.
– Зоя Ивановна, я никому не звонила. И у меня даже нет телефона Максима и его жены.
– Если не вы, то кто-то из ваших подружек! Наталья мне сама только что это сказала! – настаивала она.
Мне вдруг все стало ясно. В ее фразе был очевидный подтекст – мне давали понять, что якобы жена Максима была уже в курсе всего. Поэтому незачем искать ее, сообщать ей эту новость.
Это был «ход конем». Подстраховка, на всякий случай. Зоя Ивановна защищала интересы своего сына. Возможно, это был совместно продуманный ход. Они боялись, что когда я получу отказ, то смогу захотеть отомстить Максиму, постараться разбить его брак. Им нужно было изначально отбить мне такое желание, если вдруг оно появится. Люди часто подозревают других, судя по себе.
– Зоя Ивановна, это невозможно, абсолютно никто не мог звонить жене Максима! Но я все понимаю… Не буду больше беспокоить вас! До свидания.
В ответ прозвучало ледяное «до свидания!»
Я повесила трубку. И снова возникло это жуткое ощущение землетрясения, конца света… снова все рушилось вокруг меня. Голова шла кругом…
Как Максим мог пойти на это? Как будто того, что уже сделал, было мало! За что мне это новое потрясение? Как пережить его?!
Я смотрела в круглые чистые глазки дочки и снова просила у нее прощения.
Во всем моя вина! Не разглядела ее отца, не узнала достаточно хорошо, так легко доверилась, поверила ему! Нет у нее «папы» и, наверно, никогда не будет…
Алинка смотрела на меня в ответ серьезным, как мне казалось, каким-то «взрослым» взглядом, как будто все понимала. Я почувствовала себя еще более виноватой перед ней.
А затем со мной что-то произошло, в одночасье. Что-то сдвинулось в моем сознании. Внезапно появился огромный страх за дочь – день и ночь – непрестанный страх, который я никак не могла контролировать, побороть. Более того, у меня начались ежедневные бессонницы. А когда мне удавалось заснуть, то каждый раз мне во сне являлись покойники – люди, которых я когда-то знала. Они молча и, казалось, с большим укором пристально смотрели на меня.
Это приняло такой систематический характер, что я просто начала бояться засыпать. Ребенка нужно было кормить и пеленать каждые три часа, а в перерывах я старалась заниматься чем угодно, лишь бы не заснуть. Ночи стали мукой – проходили в постоянной борьбе со сном.
Вскоре я начала падать от усталости. Стала опасаться брать крошку на руки, боясь уронить ее или ненароком что-то повредить ей.
Видения покойников совершенно выбивали меня из колеи и укрепляли мой страх за дочь. В конце концов я пришла к однозначному выводу: они постоянно приходят, так пристально и печально смотрят на меня потому, что зовут к себе. Значит, я скоро умру.
Эта мысль стала убеждением. Не зная, когда и как это произойдет, я принялась готовиться.
Готовилась к этому морально и также организационно. Меня занимала главная мысль: кто займется моей маленькой дочкой, когда меня не станет, кто позаботится о ней? Ведь мои родители были уже пожилыми, и я знала, что они не переживут, если со мной что-то случится. А других родственников, способных взять на себя такую трудную миссию, у нас не оставалось. Мне не хотелось, чтобы мой ребенок оказался в детском доме.
Я всерьез задумалась о том, чтобы составить завещание на кого-то из своих подруг, кто согласился бы приютить у себя моего ребенка, отнестись к нему как к своему. Решила поговорить с некоторыми из них, а также предупредить своих родителей.
Когда я осторожно завела с родителями разговор на эту тему, их реакция была бурной, возмущенной.
– Ты с ума сошла! Откуда такие мысли?! Да мало ли кому снятся кошмары! – с негодованием восклицали они.
Но я настаивала на своем – это были не кошмары, а постоянно повторяющееся спокойное видение. Безмолвный призыв.
Папа, всегда спокойный в критических ситуациях, принял решение:
– Так больше дело не пойдет! Завтра запишу тебя на прием к специалисту, в платную поликлинику. Ты не можешь оставаться в таком состоянии, у тебя ребенок!
Папа всегда очень поддерживал меня. Даже когда я объяснила родителям, что отца у моей девочки фактически нет, он успокаивал меня:
– Не переживай, Ниночка! Я снова выйду на работу. Как-нибудь прокормим малышку!
Но я не могла рассчитывать на пожилого больного отца, который к тому времени уже пережил свой первый инфаркт. Должна была сама найти решение, как прокормить дочь.
Через неделю я послушно последовала за папой в платную поликлинику. Оказалось, что он записал меня на прием к психологу-психиатру. Я пришла в ступор: мой отец считает меня сумасшедшей? Но все же решила идти до конца – что это меняло?
«Специалистом» оказалась пышная блондинка лет сорока пяти – пятидесяти, с белыми, обесцвеченными волосами, с круглыми голубыми глазами и пухлым ртом, покрытым ярко-красной помадой. Внешне она совершенно не соответствовала моим представлениям о психиатрах.
Но, как и подобает, начала подробно расспрашивать меня. Я так же подробно рассказала все, что со мной происходило. Она внимательно выслушала до конца, а затем резко, пронзительно сказала, чеканя слова, глядя мне прямо в глаза:
– Вы знаете, что с вами? Вы сходите с ума! А вам нужно ребенка поднимать! Так, вам на выбор: сейчас же срочно ложиться в больницу или же принимать антидепрессанты на дому! Третьего решения быть не может!
Я опешила – не ожидала подобного приема. Мне всегда казалось, что психиатры разговаривают с больными тихо, мягко, ласково – как и положено с больными.
А тут такая резкость, почти агрессия! Но, похоже, именно это в итоге и помогло мне. Ее слова стали для меня электрическим разрядом – как будто по мне прошел ток. Как будто я очнулась от летаргического сна.
Женщина оказалась хорошим психологом – сумела найти ту самую «болевую точку», на которую следовало нажать.
– Я поняла, спасибо! – и, схватив рецепт, выскочила из кабинета.
Папа, ждущий в коридоре, встревоженно смотрел на меня. На его расспросы я ответила, что у меня «все хорошо».
Мне действительно удивительным образом стало хорошо!
Я вдруг снова очень ясно осознала, что у меня есть моя крошечная дочь, что она мое Чудо, Подарок Неба, Дар Судьбы! Что теперь самое главное – ОНА. И я должна растить ее в любви, внимании и заботе, забыв о себе, о своих личных проблемах.
Рецепт я выбросила – не стала принимать никаких лекарств – не почувствовала в этом необходимости. Все нормализовалось само собой. Я снова начала засыпать без страха. Видения исчезли и больше никогда не появлялись. Позднее какой-то терапевт объяснил, что у меня был «послеродовой блюз», отягощенный моими «специфическими обстоятельствами». Но главное – все встало на свои места так же внезапно, как и произошло.
Итак, моей насущной проблемой стало найти способ обеспечивать дочку всем необходимым. Все стоило дорого и многого даже не было в продаже. Отыскать-купить простую, но приличную коляску, кроватку, детскую одежду и тому подобное в то время было сложно. Приходилось постоянно обходить комиссионные магазины, регулярно просматривать частные объявления.
Когда дочурке исполнилось два месяца, я вышла на работу. Нужно было зарабатывать на жизнь. Ребенка оставила на попечение бабушки с дедушкой, которые в ней души не чаяли. К тому времени молоко у меня уже давно пропало, что неудивительно. Пришлось перевести Алинку на молочные смеси. Она ела их очень неохотно, морщила личико, но другого выхода не было.