Сердце пути

В «Собрании советов отовсюду» Лангри Тхангпа говорит: «Не зная уровень ума других людей, не осуждайте их»[29]. Если кто-то нам кажется обладающим большими достижениями, это не означает, что это так. Видимость отличается от реальности.

Далее в тексте говорится: «Если у вас породилась бодхичит-та, постыдно осуждать других». Так как мы приняли обеты бод-хисаттвы, мы не должны никого критиковать. Если же из-за гнева или другой отрицательной эмоции мы осуждаем того, кто получил с нами посвящение от одного ваджрного гуру, мы совершаем коренное падение критики ваджрного брата. Если мы неосторожны, есть риск нарушить третий коренной обет тантры.

Кроме того, в «Большом руководстве к этапам пути пробуждения» и других учениях ламрим сказано, что наши прозрения деградируют, если мы осуждаем полностью посвящённого монаха, даже если у нас нет с ним отношений гуру-ученик.

В целом, в учениях традиции тренировки ума кадам нам советуют считать всех, кто дурно с нами обращается, своими гуру. Это необходимо для обуздания гнева и мыслей о мести, чтобы мы не создали ещё больше неблагой кармы. Любое вредоносное действие по отношению к нам со стороны других явится как учение, если мы будем воспринимать этих людей как гуру. В традиции тренировки ума нам даже советуют рассматривать всех живых существ как наших гуру или как Гуру Будду Шакьямуни. Это в основном направлено на обуздание нашего собственного ума; дело не в том, что сами по себе живые существа в действительности являются буддами. При такой тренировке ума мы начнём естественно уважать других живых существ, а поскольку у нас не будет гнева и других дурных мыслей, это защитит нас от накопления неблагой кармы. Мы приучаем себя считать живых существ драгоценными, думать о них как об источнике всяческого счастья – так же, как и гуру. Это подобно практике чистого восприятия в тантре, когда все живые существа воспринимаются как божество.

Как прекрасно всех считать нашими гуру! Но если это не удаётся, по крайней мере, не нужно кого-то осуждать. Мы не должны никого критиковать, если критика каким-то образом не пойдёт на благо этому человеку.

Из Непала я перебрался в Тибет и прожил там несколько лет. После захвата Тибета Китаем я оставался там около девяти месяцев. Я стал монахом в Тибете в монастыре великого йоги-на Домо Геше Ринпоче, гуру ламы Анагарики Говинды, автора книг «Путь белых облаков» и «Основы тибетского мистицизма». В монахи-послушники меня посвятил настоятель монастыря, Тхубтен Джинпа, очень хороший и смиренный геше. Я также не помню ни слова из того, что говорил настоятель во время церемонии моего посвящения. Единственное, что я отчётливо запомнил, – то, что я сидел напротив настоятеля и другие люди подносили мне много хадаков.

Моё первое затворничество, которое я провёл в Тибете перед побегом, было посвящено «Гуру-йоге ламы Цонкапы», но тогда я совершенно не представлял, чем занимаюсь. До этого я не получал никаких учений. Лосанг Гьяцо, монах, который заботился обо мне в Тибете и помог мне получить монашеское посвящение в монастыре Домо Геше, хотя я сейчас считаю его своим гуру, не объяснял мне никакой Дхармы. Он только научил меня начитывать «Хвалу Двадцати одной Таре», которую до этого я не знал наизусть. Когда я спросил об этом монахе у Кирти Ценшаба Ринпоче, он сказал, что мне нужно думать о нём как о гуру, потому что он научил меня чтению молитвы, хотя и не даровал мне особых учений Дхармы или обетов. Лосанг Гьяцо передал мне текст «Гуру-йоги ламы Цонкапы», но в то время я не был способен его понять. Я полагал, что начитал сто тысяч мантр мигцема. Затем я сделал подношение цог, которое прекрасно расставил и украсил Лосанг Гьяцо. Той же ночью мы сбежали из Тибета.

В те времена китайские коммунисты публично пытали руководителей монастырей, народных лидеров и любых так или иначе именитых людей. Когда мы услышали, что они через день-два приедут в монастырь, где мы жили, то есть в Пема Чолинг, филиал основного монастыря Домо Геше, той же ночью мы бежали в Индию через Бутан. Я был с Лосангом Гьяцо, с нами было несколько монахов из Пема Чолинга и другие монахи, которых мы встретили по пути. От Пема Чолинга, который находился рядом с границей Тибета, нам пришлось только пересечь одну гору, чтобы добраться до Бутана. Там мы встретили множество монахов и благотворителей и затем отправились в Букса Дуар в Западном Бенгале.

Букса Дуар был концентрационным лагерем, где ранее находились в заключении Махатма Ганди и премьер-министр Неру, когда Индия была захвачена англичанами. Именно туда отправляли монахов из Лхасы и других мест, желавших продолжать своё обучение. Те, кто не хотел учиться, работали на строительстве дорог в различных частях Индии, особенно, на первых порах, вдоль границы с Тибетом. В Буксе проживало около полутора тысяч монахов. Из-за жары и антисанитарных условий многие монахи заболели туберкулёзом и немало их от этого скончалось.

У нас не было нужды оставаться в Буксе, поскольку Домо Геше Ринпоче основал филиал своего монастыря в Дарджилинге. Этот монастырь был оснащён всем необходимым, и нам было не о чем беспокоиться. Однако, хотя все остальные монахи из монастыря Домо Геше получили разрешение поехать в монастырь Дарджилинга, глава полиции лагеря, Таши Бабу, который был индийцем, но, вероятно, тибетского происхождения, запретил нам с Лосангом Гьяцо туда ехать. Я не знаю, почему. У него не было оснований нас удерживать – ему за это не платили денег. Я подумал, что, возможно, настоятель или служащий монастыря Сера Дже ходил в полицию, но, кажется, всё было не так. Может быть, это были будды или защитники Дхармы, но что-то помешало этому полицейскому разрешить мне покинуть лагерь и вынудило его задержать меня в Буксе. Я думаю, это могло бы деянием особого божества, потому что благодаря этому я смог встретиться с моими безупречными гуру – геше Рабтеном Ринпоче и ламой Еше. Благодаря доброте этого полицейского у меня появилась такая возможность и я немного изучил философию и прослушал учения по ламриму.

Перед моей встречей с геше Рабтеном Ринпоче Лосанг Гьяцо отвёл меня к другому ламе, которого он откуда-то знал. Я ходил к нему на учения, которые длились час, и всего два или три дня изучал с ним одну строфу из дюйра– основ диспута. Через два-три дня, по какой-то причине – возможно, потому, что я относился к монастырю Сера Дже, а он был из Дрепунга – он сказал: «Я не могу быть твоим учителем. Иди к геше Рабтену, он из Сера Дже». Он сказал, что геше Рабтен Ринпоче – очень хороший учитель и принесёт мне пользу.

Я также справился у Кхуну Ламы Ринпоче, стоит ли мне считать этого ламу своим гуру. Ринпоче сказал, что обычно хорошо считать такого человека гуру, но, поскольку лама признался, что не может быть моим учителем, он как быдал мне разрешение не относиться к нему как к гуру. Поэтому Ринпоче отметил, что мне не нужно вверять себя ему как благому другу. И вновь Кхуну Лама повторил, что я не должен думать о нём плохо. Благодаря совету Ринпоче я не включил этого ламу в число своих учителей.

Когда я спросил об этом у Кьябдже Чодена Ринпоче, он сказал, что учитель также должен признать тебя своим учеником.

Этот лама был очень добр, познакомив меня с геше Рабтеном Ринпоче, великим тайным йогином. Геше Рабтен был большим учёным, хорошим учителем, нравственно чистым, весьма добрым и благожелательным, и о нём знали во всех монастырях. Кроме того, геше Рабтен Ринпоче обладал несравненной преданностью своим благим друзьям. У геше Рабтена было двое коренных гуру: Его Святейшество Триджанг Ринпоче и лама, который очень заботился о нём в его родном монастыре. Геше Ринпоче был невероятно искусен в руководстве учениками, а также в обучении и красноречии. Всё, что он делал и говорил, в точности соответствовало потребностям и способностям каждого ученика.

Тем, что теперь у меня появился небольшой интерес к медитации, я обязан доброте геше Рабтена Ринпоче, поскольку он был первым гуру, объяснившим мне Дхарму. Так как Геше Ринпоче много говорил о безмятежности, первое, чем я заинтересовался, была практика развития безмятежности.

29

См. The Book of Kadam, p. 594, или The Door of Liberation, p.116.