Страница 16 из 30
Если изначально у нас нет желания создавать отношения гуру-ученик, мы можем слушать учение этого человека, словно сидим на лекции профессора в университете. В целом, можно изучать Дхарму, особенно учения сутр и их толкования, чисто в познавательных целях, чтобы повысить свою эрудицию. Это подобно обучению у педагога или изучению истории буддизма в школе. Просто услышать от кого-то Дхарму не означает установить с этим человеком отношения гуру-ученик, ведь мы делаем то же самое, говоря о Дхарме с друзьями. Когда мы обсуждаем те или иные положения буддизма со своим другом, который знает, как их объяснить, мы не считаем этого человека своим гуру. Мы просто друг другу помогаем.
Хотя учения Дхармы можно слушать лишь в образовательных целях, изначально необходимо понять, собираемся мы или нет вверить себя этому учителю как благому другу. Однако через какое-то время, если мы почувствуем сильную преданность или поймём, что эти учения принесли нам большую пользу, и захотим установить связь гуру-ученик, учителя можно принять как гуру. Тогда мы можем на это решиться. «Вверить себя» означает вверить гуру свою жизнь, следуя его наставлениям, соответствующим объяснениям, которые Гуру Будда Шакьямуни дал об учениях сутры и тантры. Точно так же разъясняли и практиковали преданность гуру лама Цонкапа и учителя линии преемственности четырёх традиций. Степень нашей способности вверить себя другому человеку главным образом зависит от нашего собственного мышления.
Как поступить, если в прошлом мы прослушали учения от различных людей, но не помним, что принимали конкретное решение признать их своими гуру? Если мы не помним, что эти учения принесли нам пользу, и не слушали их с решимостью установить связь в Дхарме, к этим учителям можно относиться равностно. Это значит, что нам не нужно считать их своими гуру, но не надо и осуждать. Также, если учитель нам говорит, что нет необходимости считать его благим другом, достаточно равностного отношения к этому человеку. Но если учение принесло нам пользу, лучше считать этого наставника своим гуру.
Такой совет мне дал великий бодхисаттва Кхуну Лама Тензин Гьялцен, когда я спросил у него, как относиться к двум учителям, которые у меня были в детстве. Ребёнком я жил в Солу Кхумбу, иногда с матерью и остальной семьёй в Тхангме, в деревне, где я родился, но в основном в монастыре Тхангме с моим первым учителем азбуки Нгавангом Лекше, который также был моим дядей. Монастырь находился в примерно пятнадцати минутах ходьбы вверх по холму от моего дома.
Мой дядя и многие другие монахи и миряне были учениками ламы Дондруба, ньингмапинского практика тантры, или нгагпы, настоятеля монастыря, от которого они получали множество посвящений и учений. Я, как щенок, брёл за дядей и другими монахами на все мероприятия. Это было немного похоже на посещение кинотеатров или вечеринок. Я ходил туда просто потому, что там что-то происходило и туда шли все остальные люди.
В то время я был совсем ребёнком, лет четырёх-пяти, и ещё не стал монахом. Во время многих учений, посвящений или устных передач я сидел у кого-то на коленях и, разумеется, чаще всего спал. Я слышал слова, но совершенно не понимал их смысл. Я даже не знал названий посвящений. Помню лишь некоторые действия – обходывокруг святынь и звуки раковин. Я тоже пытался дуть в раковину, но звука никакого не выходило.
Я сидел у кого-то на коленях, уставившись в лица ламы, восседающего на высоком троне, и монаха, читающего текст. Хотя я не запомнил ни единого слова учения, до сих пор отчётливо помню лицо ламы. Когда я просто глядел на ламу, это шло мне на пользу. Мы обычно его называли «Гага Лама» – гага означает «дедушка» на языке шерпа. Мне нравилось смотреть на старого ламу, который был похож на долгожителя, с белыми волосами и длинной белой бородой (позже он скончался и уже переродился). Он был ламой-мирянином, женатым тантристом, а не монахом. Это был очень хороший лама, с невероятно добрым сердцем, и я очень его любил. Делая пуджи по утрам, он стучал в барабанчик-дамару, и, услышав звуки барабанчика, я сразу же к нему приходил. Я открывал занавеску на двери и ждал. Тогда лама спускался ко мне с попкорном или с другим подарком. Мы всё время получали от него сладости.
Когда лама давал учение, он сидел очень прямо, даже ни разу не шелохнувшись – в отличие от меня! Он говорил, а затем всегда смотрел на какое-то место на потолке. Сидя на коленях у одного из монахов и уставившись в лицо ламы, я тоже смотрел туда же, куда он. Я рассматривал эту точку на потолке, удивляясь, потому он всегда глядит на одно и то же место, но там ничего не было – только окрашенный кусок дерева. Бывало, что старший монах, один из ближайших учеников ламы, читал текст устной передачи, а лама в это время сидел на троне и иногда демонстрировал, что спит. Я не знаю, почему устную передачу давали таким необычным способом; похоже, так было принято.
Иногда лама выпивал немного чанга, то есть ячменного пива. Он пил его из красивого стеклянного бокала, который, вероятно, поднёс ему какой-то западный путешественник. Бокал был полон чанга, на дне бокала оставались семена ячменя, а лама потягивал чанг через стеклянную трубочку. Когда ученик читал текст, лама молчал и время от времени пил пиво, иногда притворяясь, что спит. Поскольку я сидел в переднем ряду и смотрел на ламу, когда он пил чанг, он обычно отдавал мне бокал с чангом и я немного от него отпивал.
В Солу Кхумбу, Бутане и других гималайских регионах в некоторых монастырях монахи смешивались с женатыми практикующими мирянами. Там была распространена коррупция, и монахи привыкли пить пиво. Ламы были тантриками, практикующими мирянами, а употребление алкоголя не вредит йоги-ну с высокими духовными свершениями; это только помогает ему быстро осуществить тантрический путь. Алкоголь и другие одурманивающие вещества не могут причинить вред йогинам, постигщим ясный свет и обретшим иллюзорное тело, поскольку у них есть власть над чакрами (энергетическими центрами), пранами (ветрами) и сущностными каплями. Им не грозит опасность от алкоголя или неблагих действий.
Я отчётливо помню, что пил чанг, но не помню не единого слова, сказанного ламой, хотя присутствовал на многих посвящениях, когда лама долго говорил о Дхарме. Это было подобно получению посвящения во сне, когда после пробуждения всё забывается. В моём уме ничего не сохранилось. Конечно, могли остаться отпечатки, но я не запомнил ничего, что принесло бы мне пользу.
Несмотря на то, что в детстве я не принимал решения создать отношения гуру-ученик с ламой Дондупом и не понял ни единого слова из его учений, несколько лет я представлял этого ламу в поле заслуг. Позже, когда Кхуну Лама Ринпоче прибыл в Непал, я отправился к нему, чтобы задать несколько вопросов о практике гуру-йоги. Хотя я годами визуализировал этого ламу в качестве своего гуру, я всё же спросил Ринпоче, стоит ли мне считать его таковым. Ринпоче сказал: «Если ты помнишь, что учение принесло пользу твоему уму, лучше считать его благим другом». Но Ринпоче также сказал, что, поскольку я ничего не запомнил, мне нет нужды признавать его благим другом. Ринпоче добавил, что мне не нужно осуждать этого ламу – следует просто относиться к нему равностно. Тогда я перестал представлять этого ламу в поле заслуг.
Совет Кхуну Ламы Ринпоче заключался в том, что, если мы получили от кого-то учения, нужно проверить, пошли ли они нам на пользу. Даже если мы не слушали учение с намерением создать отношения гуру-ученик, но учение нам помогло, лучше считать этого человека своим благим другом, если мы на это способны. Если же мы не видим никакой пользы для своего ума, можно сохранять равностность, не осуждая этого человека.
Это практичный совет, потому что в любом случае следует быть осторожным. Даже если человек не является нашим гуру, он всё равно может оказаться святым существом, буддой или бодхисаттвой. Если он святой, мы создадим тяжкую неблагую карму, думая о нём плохо или причиняя ему вред. Просто ради осторожности, ради защиты собственного счастья, лучше относиться к нему равностно.