Страница 19 из 22
Категорией экзистенциального опыта схватываются такие свойства пережитого, которые «обращают» его непосредственно к субъекту, смыкают его с ним, имеют отношение к пониманию им самого себя и к тем концептам, которыми он привычно пользуется для осознания собственной жизни («жизнь», «смерть», «любовь», «ответственность», «необходимость», «вера» и т. д.). Эти характеристики семантически амплифицируются субъектом, на них чаще, чем на других, фокусируется его сознание в повседневном мировосприятии, и в силу этой пристрастности именно экзистенциальный опыт субъект склонен отождествлять с самим собой и считать его своей жизнью – он раскрывает ему суть того, что есть жизнь и что есть он сам.
В отличие от жизненного, экзистенциальный опыт всегда пристрастно истолкован, упорядочен, систематизирован и семиотизирован и обнаруживает себя в конкретном содержании внутренних убеждений, мнений, предпочтений, выборов и т. д. субъекта. Образуясь посредством вторичной герменевтической работы сознания человека над доступным ему содержанием жизненного опыта («обобщение обобщённого» или «понимание понятого» с приданием им внутреннего импульса «Да будет…!», делающего их жизнеспособными и актуализированными), экзистенциальный опыт более символичен и одновременно более индивидуален, единичен, чем жизненный – он ярче свидетельствует о самобытности и неповторимости индивидуального «Я».
Экзистенциальный опыт выполняет функцию обращения продуктов автобиографической памяти на будущее, семантически включая их в предстоящую деятельность (Середа, 2009), задавая им место во внутреннем «вневременном настоящем» субъекта и в каком-то смысле даже делая его механизмом саморегуляции.
Именно поэтому для взрослого субъекта важно расслышать собственный опыт, принять его и при необходимости нарратизировать в форме личной истории. Как отмечает Д. М. Володихин (1999), собственная история выполняет для человека экзистенциальную функцию, раскрывая, семантически «распаковывая» для него динамику его психологического мира. Экзистенциальный опыт основывается на систематизации персональных ответов на вопросы, «как этот человек любил, творил, как он относился к трансценденции, какой смысл (способ, стиль) жизни он для себя избрал, и почему все сложилось именно так, а не иначе; сколько раз он выбирал для себя основной жизненный смысл, насколько следовал своему выбору; как, в итоге, он решал проблему адаптации к собственному небессмертию и решил ли» её (Репина, 2001, с. 351).
«Оседание» экзистенциального опыта вокруг значимых, «горячих» точек существования человека создаёт индивидуальную семантическую цепочку жизнеописания, составленную легко разворачивающимися в автобиографические тексты метафорами «смерти» и «воскресения», страстей, перипетий, конфликтов, трикстерства и пр. Экзистенциальный опыт – опыт «очеловеченный», «оперсоналенный», фигурой на фоне выделяемый личностью из опыта жизненного. Историчность существования человека транскрибируется в нём как «необходимость себя» (Мамардашвили, 1996) и самооправдание, а симбиоз реалистичности биографии и реалистичности «Я» становится личной историей. Если в жизненном опыте некий факт явлен, представлен, будучи определён системой неоспоримых факторов («я тогда-то появился на свет», «в такое-то время я жил в таком-то месте» и пр.), то в экзистенциальном на первый план выходит его восприятие, трактовка, объяснение, отношение к нему («я был нежеланным ребёнком», «я жил в захолустье» и пр.). И если сначала он «единоличен и целостен», то в восприятии субъекта он всегда «поставлен в ракурс», «взят внутрь авторской концепции» (Фрейденберг, 1988, с. 234–235): из самостоятельного состояния факт переходит в «среду субъекта». В этом плане биографическая наррация выступает как своеобразное «воздушное пространство» между реальностью мира и реальностью субъекта.
Обобщая сказанное, мы предлагаем выделять в числе основных характеристик экзистенциального опыта следующие:
– пристрастность: отбирается лишь то, что «затрагивает за живое» и кажется имеющим к человеку непосредственное отношение;
– персональность: субъект склонен отождествлять такой опыт с самим собой, считать его своей жизнью;
– осмысленность: единицы этого опыта всегда истолкованы субъектом, понятны ему, «говорят ему о нём»;
– символичность: этот опыт имеет обобщенное значение для субъекта как символ его «Я» или его жизни в целом;
– амплифицированность: к этому опыту всегда «примешан» сам субъект со своей точкой зрения, системой отношений («Я-этого опыта»);
– самобытность: на его основе личность оказывается способной выводить собственные законы жизни («отливает жизнь по себе»), он призван подчёркнуть уникальность и значимость единичной жизни;
– упорядоченность: единицы опыта всегда упорядочены, образуя связную цепочку событий, смоделированный самим субъектом «жизненный путь»;
– подчинённость единому модусу, генеральной идее («экзистенциальной магистрали»): единицы опыта образуют и, как кажется самому субъекту, подтверждают общие тренды, закономерности, «логику» его жизни;
– семиотизированность: опыт истолковывается в индивидуальных семантиках личности, часто понятных только ей самой;
– интенсивность: экзистенциальный опыт переживается как очень насыщенный, мощный, напряжённый, требующий от личности не только внимания, но и больших энергозатрат;
– относительную вербальную непередаваемость: иногда экзистенциальный опыт остаётся в границах эмоционально-когнитивного переживания, поскольку для него субъект затрудняется подобрать адекватные слова (переживаемая значимость происшедшего «обанальнивается» при попытке вербализации, и суть опыта при пересказе теряется); в этом плане к экзистенциальному опыту вполне приложимы слова А. Жида: «Если мы знаем, что мы хотим сказать, мы не знаем, говорили ли мы только это. Мы всегда говорим больше, чем “это”» (цит. по: Адо, 2005, с. 105).
Чтобы жизненный опыт был трансформирован субъектом в экзистенциальный, на наш взгляд, необходимо главное условие – он должен «задевать человека за живое», «иметь к нему непосредственное отношение», то есть содержать нечто сущностно и личностно значимое для него. Здесь встаёт важный вопрос – что именно и почему именно оно выстраивает содержание экзистенциального опыта конкретного человека, ведь события, составляющие впоследствии жизненную цепочку, неоднородны по извлекаемому из них опыту – что-то просто учитывается с определённым эмоциональным знаком, что-то становится реальным «жизненным уроком», что-то настойчиво побуждает человека активно притязать в некоторых направлениях (слышать «экзистенциальный зов») или избегать определённых сфер жизни, занимаясь смыслоуничтожением, и т. д.
Спрашивая в консультировании, почему респонденты запомнили именно эти и не запомнили какие-то другие жизненные эпизоды, мы очень часто получали ответ: «потому что тогда я вдруг поняла…», «потому что это ясно мне показало…», «именно тогда я вдруг осознала…», «тогда, наконец, чётко прозвучало, что…», «именно тогда я почувствовала его настоящее отношение…», «тогда я внезапно узнала, как…», «через этот случай я поняла…» и т. п. Такие ответы свидетельствуют, что пережитый случай обладал признаками новизны, расхождения с привычным опытом, некоего открытия, «откровения», «прояснения», «прорыва»: в «зазоре длящегося опыта» (Зинченко, Мамардашвили, 1977) переживаемой ситуации то, что раньше не замечалось, не понималось или вытеснялось человеком, внезапно, в форме микроинсайта, «высвечивалось» для него как ответ на некий, может быть, даже ещё не заданный, а только зарождающийся вопрос.
Это, как думается, – своеобразная ситуация зарождения, «посева» смысла, поскольку смыслы принуждены существовать через субъекта, они всегда являются «продуктом его собственной активности» (Бадью, 2004, с. 53). И здесь ответ, вроде бы, опережает возможный вопрос о себе («Как ты оказался на такое способен?», «А ты и не знал, что ты трус?», «Оказывается, ты недооценивал себя?», «Понял, что способен на большее, чем думал раньше?», «Так плохо о себе думал?», «Считал, что у тебя ничего не выйдет?» и пр.) и тут же распахивает субъекту новый горизонт вопрошания, который ранее не попадал в фокус внимания («Почему я вдруг обратил на это внимание сейчас, а не раньше?», «Почему это для меня важно?», «Почему это произвело на меня такое сильное впечатление?», «Что это меняет для меня?», «Смогу ли я теперь этим пренебречь?»).