Страница 14 из 29
– Оно конечно, не видят и не думают, – заметил Лука Сергеич. – Ты в этих делах человек опытный, – прибавила он.
– Надо, брат, во всём смекалку иметь, – потряхивая вожжами, пробормотал тот.
Из этого ясно видно, почему Калистратыч, приехав в Ирбит, справлялся о постоялом дворе Кузьмы Яковлева.
Остановившись на ночлег, Калистратыч сам отпряг свою лошадку и дал ей корму, попил со своим спутником чайку и послал его на двор Кузьмы Яковлева узнать втихомолку о купце, остановившемся у него на паре серых лошадей. Чуркин с Осипом не заметили, как он вышел из ворот и пошёл, по приказанию своего вожака, за справками.
Подойдя к воротам упомянутого двора, он нашёл около них сидевшего на скамеечке работника, присел к нему и разговорился с ним.
– Небось, теперь постояльцев у вас страсть сколько? – спросил Лука Оергеич.
– Нет, не больно много, были, да поразъехались.
– Да, ярмарка на исходе, управились делами и восвояси. На своих-то лошадках много приезжали?
– Случалось, бывали.
– И теперь, небось, ещё имеются?
– Кажись, никого нет.
– А купец на паре серых разве уехал?
– Он у нас одну ночь только и ночевал, на другой день лошадей продал и сам перебрался на другую квартиру.
– Куда же он пошёл, не знаешь?
– Нет, ушёл с своим кучером пешком.
– Кому же он лошадей-то продал?
– Не знаю, приходил какой-то и увёл их со всей упряжью; хозяин наш говорит, что дёшево очень пошли лошадки, сам их хотел купить, да опоздал.
Лука Сергеич покалякал с работником ещё маленько, поднялся со скамеечки и пошёл к Калистратычу с рапортом.
Нахмурив брови, выслушал тот речь Луки Сергеича, при этом от злости он скрипел зубами, кулаки его судорожно сжимались, лицо искривилось, и страшен был Калистратыч в эти минуты.
Глава 128.
Чуркин с Осипом вернулись в гостиницу, остановились у дверей номера, занимаемого Гаврилой Иванычем, прислушались и определили, что пирушка у него все ещё продолжается и что компания его порядком уже подгуляла. Тихонько отперли они двери своего номера, вошли в комнату, зажгли огонь, скинули с себя верхнее платье и начали приготовляться на сон грядущий. Осип, усевшись на свою кровать, закурил трубочку, а разбойник, взъерошив волосы на голове, начал раздумывать о том, как бы ему управиться с Калистратычем, который, по его мнению, приехал в Ирбит, чтобы с ним рассчитаться за своих работников. Прошло несколько минут; Чуркин поднялся с постели и стал ходить по комнате. Осип глядел на него исподлобья и не решался нарушить размышления своего атамана.
Прошло полчаса времени, а Чуркин продолжал ходить; на лбу его выступили морщины; лицо то бледнело. то покрывалось чуть заметным румянцем; кулаки были сжаты; несколько раз он произносил бессвязные слова и затем опустился на кровать. Осип встал с своего логовища, подошёл к своему атаману и тихо спросил у него:
– О чем, Василий Васильевич, ты беспокоишься?
– Соображаю, как завтра от Калистратыча нам отделаться, – отвечал он.
– Справимся, небось, ему труднее будет нас подкараулить, разыскивать придётся, а мы знаем, где он остановился.
– Надо будет утром пораньше из дому-то выбраться, а то как бы он нас здесь не накрыл: поедет, небось, везде о нас справляться.
– Что ж, как знаешь, так и делай.
– Да, так уж и придётся, ничего не поделаешь, где-нибудь день пропутаемся, а вечером пойдём охотиться на друга любезного.
– Ну, ладно. Гаврилу Иваныча так, значит, в покое и оставим?
– Как там придётся, из-за него на рожон мы не полезем.
– Вестимо, как раз, пожалуй, вляпаешься, – добавил каторжник.
Так проговорили они до двух часов ночи. Из-за перегородки до слуха их доносились песни; кутилы оставили картёжную игру и начали собираться восвояси. Гаврила Иваныч продолжал было накачивать гостей лиссабонским, но они стали отказываться.
– Довольно, друг любезный, спасибо тебе, напоил ты нас и обыграл порядком, – говорил один из гостей.
– Обыграешь вас! своих пяти сотен не недосчитываюсь, – отвечал купец, считая свои деньги и укладывая их в комод.
Чуркин в это время подошёл к дверям и в щель наблюдал, что происходит в комнатке его соседа.
Положив на место свой капитал, Гаврила Иваныч надел на себя свою волчью шубу и сказал приятелям:
– Вот что, други мои закадычные, а хотите, я вас чайком с коньячком попотчую?
– Отчего же, чайку теперь не мешало бы по стаканчику выпить, только без коньяку: и без него всё нутро перегорело, – отвечали гости.
– Так вот что: пойдёмте к Прасковье Максимовне, разбудим её, и она нас чайком напоит.
– Вишь ты, догадало тебя в такую пору к ней ломиться, – замечали ему.
– Ничего, она у меня ко всему привычна.
– Перепугается, пожалуй.
– Не беспокойся, Лаврентий Климыч, она у меня баба не пугливая.
– Счастливчик, отрыл себе «Маруху» и помыкает ей, как хочет, – сказал молодой красивый купец.
– А тебя завидки берут? Хочешь, из полы в полу я тебе её передам? Владей, Фаддей, нашей Наташей.
– Что ж, я от неё не откажусь: товар за первый сорт, такого, пожалуй, и не подыщешь, – отвечал ему молодец.
– Носом ты ещё не вышел, что бы я уступил тебе Прасковью Максимовну, – заметил ему хозяин квартиры, напяливая на себя шубу.
– Да ты не сердись, сам завёл об ней разговор, – возразил ему молодец.
– Ну, что спорить о пустяках, плюнь ты на это дело, – сказал кто-то из компании, обращаясь к Гавриле Иванычу.
Все стихло; гости начали одеваться; коридорный находился тут же и получил от хозяина квартиры распоряжение убрать всё и очистить комнату от остатков закусок и выпивки, и затем все вышли.
– Убрались? – спросил каторжник, подойдя к Чуркину.
– Тише, коридорный ещё остался, – ответил разбойник, отходя от двери.
– Спать, что ли, он там ляжет?
– Нет, комнату будет убирать, – сказал Чуркин и присел на свою кровать.
Прошло ещё полчаса; коридорный привёл комнату в порядок, вышел и запер двери на ключ.
– Василий Васильевич, теперь, кажись, можно и к работе приступить, а то, пожалуй, и прозеваем.
– Надо с полчасика подождать, пусть он успокоится, – ответил разбойник, вынул из входной двери своего номера ключ и начал его примеривать к двери, ведущей в комнату своего соседа.
– Ну, что, как? – спросил его Осип.
– Подходит, как раз, должно быть, замки во всех дверях одинаковые.
– А нам это и на руку, вот с комодом-то что будем делать?
– Как-нибудь и с ним справимся.
– Голыми руками ничего не поделаешь, гвоздь какой-нибудь нужен, – оглядывая комнату, ворчал каторжник.
– Ты немного погодя, пройди на кухню, да погляди, нет ли там топора, смотри только поаккуратнее, не разбуди прислугу, а если кто и проснётся, да спросит, чего ты там путаешься, то скажи, что хлопочешь на счёт самовара.
– Ну, ладно, атаман, постараюсь.
Через несколько минут каторжник взял со стола зажжённую свечу и отправился на кухню. Отыскать её было нелегко; он прошёл коридором, спустился по чёрному крыльцу вниз, отыскал там две двери, одна из них оказалась запертой, сунулся в другую, она была припёрта изнутри на замок. Осип постоял здесь, подумал и возвратился обратно наверх, прошёл в конец коридора, отыскал в нем комнатку с неприпёртым входом и увидал в ней растянувшегося на кровати коридорного; тут же на лавке стояли самовары, которые подаются постояльцам. Тихо на цыпочках, обошёл он комнатку и, заглянув под лавку, увидал валявшийся там косарь, которым колют лучину, взял его и с ликующим видом возвратился к Чуркину.
– Ну, что, нашел? – спросил его тот.
– Косарём раздобылся, вот он.
– Ну, ладно, значит, теперь у нас дело в шляпе, – подымаясь с постели, сказал разбойник, взял ключ, подошёл к дверям и отпер их.
Оба они вошли в комнатку Гаврилы Иваныча и, приблизились к комоду. Осип подал Чуркину косарь, тот запустил его во второй ящик комода, поднатужился, замок подался, ящик был открыт и выдвинут. В нем оказалось бельё; разбойник начал рыться в нем и отыскал там свёрток бумаги, развернул его, но, к удивлению своему, денег в нем не нашёл, вместо них. были разные счета.