Страница 10 из 16
Таким образом, уже в первую эпоху русской истории, женщина хотя и пользуется ещё некоторыми правами и вольностями, которых она лишается в последующее время, но жизнь уже ясно идёт к утверждению тех порядков, при которых полное рабство является нормальным и общепризнанным положением женской личности. В следующих главах мы подробно рассмотрим, как совершилось её полное подчинение под влиянием родового начала и византизма.
Глава II.
Родовое начало, как главная основа древнерусской жизни.
Патриархальные родовые принципы, которых мы уже коснулись в предыдущей главе, нашли в русской земле такую удобную почву для своего полного развития, какой они не имели нигде в Западной Европе. В течении нескольких столетий, благодаря выгодным для них историческим условиям, они пустили такие глубокие корни в народной жизни, что Русь XVI и XVII столетий является обществом столь же патриархальным, как Япония, Китай, патрицианский Рим и т. д. Мало того, даже в настоящее время эти принципы безусловно заправляют семейною и общественною жизнью нашего крестьянства, мещанства, купечества и духовенства. В Западной Европе, начавшей своё развитие под влиянием римской цивилизации, последняя эпоха которой была ознаменована разложением архаического семейства и почти совершенным падением патриархальных начал его, – в Западной Европе очень рано начала развиваться человеческая личность и родовые принципы были не в силах удерживать её в полном порабощении, тем более, что этому препятствовал и антисемейный дух католической религии. У нас же дела шли иначе. Русские смешивались не с «цивилизованными римлянами», а с полудикими азиатскими патриархалами. Меря, чудь, мурома, половцы, берендеи, монголы, татары и другие инородческие племена алтайской расы, постепенно сливаясь с русскими, смешивая свою кровь с кровью славянскою, влияли на наш язык, на наши нравы, обычаи, понятия, характер, верования, поддерживали и развивали в русской жизни тот патриархально-родовой порядок, под которым они в течении тысячелетий жили сами в своих грязных улусах. – С характером этих основных элементов слагавшегося русского общества вполне гармонировало мощное влияние Византии с её полуазиатской цивилизацией. Азиатские идеалы брака, семейства, общественных отношений, патриархальных добродетелей имели самых ревностных поборников в наших древних моралистах и представителях общественной и частной жизни, школы, закона и церкви. При помощи этой многовековой пропаганды крепли и достигали полного развития уже выработанные народною жизнью родовыя начала и слагалось то миросозерцание, которое всевластно царит в нашей жизни вот уже второе тысячелетие, выражаясь в самых разнообразных формах, в нравах и обычаях, в народных пословицах и песнях, в сильвестровском «Домострое» и в комедиях Островского.
Единицей древнего общества была семья, которая, оставаясь нераздельною, заключая в себе не только родителей и детей, но и всех кровных родственников, кроме женщин, выданных замуж, превращалась в род. Тогда несравненно чаще, чем теперь, под властью родоначальника группировались и его дети, и братья, и племянники, и даже отдалённые родственники со своими семействами. Таковы многочисленные семьи-роды, которые до сих пор можно встречать во множестве местностей. Великороссы владели, на условиях общего пользования, своим родовым имуществом, двором. «Двор был средою родового быта, выразителем родового устройства жизни, был экономическим, хозяйственным типом рода. Сохранению за двором его родового характера в древности способствовало множество причин; напр., самый побор дани с двора, с дыма, от плуга, от рала, следовательно, с хозяйства, что практически должно было единить родство на одном месте, принуждало жить в одном дворе целые племена: «живяху кождо с своим родом». У людей зажиточных, в состав такого семейства, кроме кровных его родственников, входило ещё много посторонних лиц – рабов, холопов, кабальников, призреваемых вдов и сирот. Знатные господа, кроме целой орды слуг, имели ещё особых телохранителей, вооружённых луками, стрелами и самопалами, в татарских шапках, в белых и серых епанчах. У людей, имевших домовые церкви, жили на дворе дьячок и священник, который считался также как бы членом хозяйского семейства.
Двор, населён ли он был семьёю, в тесном значении этого слова, или же родом, состоявшим из нескольких родственных семей, подчинённых старейшему лицу, – принадлежал ли он бедному земледельцу, богатому купцу или же роскошному и сильному вельможе, – во всяком случае двор представлял из себя как бы отдельное царство, находившееся под абсолютною властью своего родоначальника или отца, который действительно и назывался государем. Отеческая власть в древней России и по закону, и на практике, и по народному воззрению, и по учению церкви – была почти безграничною. В продолжении веков наши предки употребляли все усилия, чтобы утвердиться самодержцами в своих семействах: в продолжении веков их поддерживали в этом стремлении проповедники византийской школы, которые, опираясь на патриархальные идеалы семейной жизни, превращали родительское самодержавие в религиозную обязанность для каждого отца или родоначальника. В церковной проповеди, в домашних беседах, во множестве поучительных сочинений, из которых постепенно формировался «Домострой», отцу внушалось, что он «государь», «настоятель», «игумен», «апостол» своего дома, что он один за всех домочадцев даст ответ в день Страшного суда и что, поэтому, он должен руководить всеми членами семейства, направляя их действия к одной предначертанной им цели. Его воля должна быть законом для детей, которые обязаны ему безусловным повиновением. «Имей чадо, говорит старинное поучение – отца своего, аки Бога… «Чтите родителей своих, яко Бога, и поклоняйтеся им, – проповедуется в одной из древнейших редакций «Домостроя», – аще бо человек чтит родителей своих, то он весь закон свершил есть». Таким образом у человека, подчиненного отеческой власти, отрицалась всякая воля, всякая возможность свободного действия; вместо своей воли он должен был руководствоваться волею отца даже в религиозном отношении, и чтобы «свершить весь закон», выполнить все заповеди веры, ему достаточно было безусловно повиноваться родителю, как Богу. Отец же, для правильного содержания своих домочадцев в религиозном законе, обязывался как можно чаще обращаться за советами к духовникам и монахам. «Домострой» предписывает «часто призывать их в дом свой, советоваться с ними, как учить жену и детей своих», причём прибавляет: «слушайте отца духовного во всём, чтите его и бейте челом пред ним низко и повинуйтесь ему со страхом, потому что он ваш учитель и наставник». И нужно заметить, что, стараясь всеми силами развить и поддержать абсолютную отеческую власть, духовенство заботилось не об одном только осуществлении священных для него патриархальных идеалов семейного быта, но вместе с тем имело в виду сделать из родительского авторитета орудие для пропаганды своих доктрин и обрядов. Таков смысл многочисленных «поучений отца к детям» – этих важных памятников нашей древней письменности. Отец является здесь не только господином своих домочадцев, но и их религиозным учителем, их руководителем в деле спасения. В тесной сфере семейства он выполнял для церкви ту же миссию, апостолами которой на широком поприще великой Гос сии были Кирилл Белозёрский, Стефан Пермский, Зосима и Савватий Соловецкие. Ему предписывалось быть «игуменом и апостолом в дому своём», а домочадцы, как монахи, прежде всего обязывались исполнять добродетель самоотречения, не иметь своей воли и быть рабами настоятеля своего домашнего монастыря. Для воспитания молодых поколений в духе такой пассивности и зависимости, учители затрагивали самые разнообразные мотивы души человеческой. Составитель «Домостроя» в своих, по-видимому, проникнутых христианским духом поучениях преследовал чисто житейские цели и учил добродетели во имя грубой выгоды. «Подражай мне, говорит он сыну: – смотри, как я от всех почитаем, всеми любим, потому что всем уноровил». В частности, та же самая материальная выгода выставлялась мотивом и в деле повиновения родителям. Дети должны были уноровить им, чтобы быть взысканными их милостями. «Чадо, отца своего почти, да имение своё тебе оставит говорить древнее поучение. В практической жизни это расчётливое правило всегда служило одною из главных основ сыновнего повиновения, приучая людей к лицемерной угодливости и к самому безнравственному рабству. Проповедуя отцам, что они за надлежащее «наказание сынов своих» получат награду на земле и на небе, древне-русская доктрина, обращаясь к детям, утешала их тем, что они в свою очередь также будут отцами и домовладыками и за все лишения и стеснения своей пассивной жизни под отеческою властью будут вознаграждены таким же безусловным повиновением детей своих. Молодому рабу за его добровольное подчинение произволу старшего обещалось в награду полное самовластие над рабами, которых народит ему жена… Страх родительского проклятия и адских мук за неповиновение и надежда на родительское благословение и небесную награду за послушание – были также сильными мотивами, заставлявшими людей держаться правил о безусловной сыновней покорности. Утверждению в жизни этих патриархальных идей и порядков много содействовало и то обстоятельство, что общественных школ, общественная образования юношества в старинной России почти вовсе не было, и в этом отношении она стояла даже ниже тогдашней Турции (Мордовцев, о «Школьн. книг.» ХVII в., 81–84). Как в Китае, развитие семейных добродетелей по идеалам «Домостроя» было главною целью древнерусского воспитания. Первым и, в большинстве случаев, даже единственным воспитателем своих детей был сам отец. Страх был основою этой грубой педагогической системы и самое воспитание до такой степени отождествлялось с побоями, плетью и розгами, что называлось наказанием. Все домостройныя сочинения[15] рекомендовали непременно действовать на детей посредством запугивания:
15
До сильвестровского «Домостроя» и после него в нашей литературе было множество сочинений в том же роде, преимущественно переводных и компилятивных. Они успешно распространялись в публике, заучивались наизусть и входили в состав того патриархального миросозерцания, которое поп Сильвестр изложил в своём «Домострое».