Страница 135 из 147
– Что же могло так пахнуть? – наконец засыпая, спросил себя Джон. – Что-то промозглое, сырое… Будто ветерок приносит в лицо ощущение тёплых капель далёкого ещё грозового облака. Джон ухнул в черноту и до утра больше не видел никаких картинок.
Но вот рассвело, и останки уходящей ночи мягко подхватили сознание Джона. Они понесли его над белыми равнинами безмолвия; прокатили над темнеющим следом полозьев и мягко вкатили в заспанный бездыханный лес; кружась над верхушками древ, Джон терял скорость, круг за кругом снижался и всё силился что-то различить на однообразной сыпучей поверхности. Она напоминала густой мазок акварели в школьном альбоме по рисованию. Удивительно, но можно было даже потрогать эту шероховатость, и ощущение снега пропадало; казалось, вся земля была покрыта этой альбомной бумагой… Падая, Джон сломал большую еловую ветвь и провалился вместе с ней в глубину, пробив со странным скрежетом ноздреватую, невыносимо белую акварельную бумагу; ещё секунда, и он станет тонуть в многометровом слое снега, беспомощно пытаясь в крике разлепить навсегда слипшиеся заиндевелые губы, и снег, убаюкивая, примет его в своё бездонное лоно безвозвратно и совершенно безвозмездно…
Но вот в стекающем по стенкам чертогов восприятия остатке сна уже городская площадь, и он один стоит в центре. Невыносимая пустота и близость конца давят и сковывают его уже физически, не дают свободно вздохнуть. В глубине черепа под сводами полушарий начинает нарастать многоголосый гул, который переходит в страшный треск рушащейся крыши. Устремляются вниз жестяные листы, ломаные доски, куски арматуры. Джон переводит взгляд вверх, и за миг до того, как прорвавшаяся, наконец, снежная лавина накрывает его, он видит кусочек голубого неба.
– А-а-а-а-а! – закричал он и, дёрнувшись, разлепил глаза.
– Что такое? – мгновенно проснулась и Эмили, с испугу сразу отбросив шкуру.
Джон диковато озирался, приходя в себя. Пламя в камине, никем не поддерживаемое, подъев все оставленные хозяевами припасы, ушло на покой. Но было тепло и совсем не душно. Ребята посмотрели в сторону балкона.
– Не понимаю, – глухо процедил Джон, – балкон я что ли ночью не закрыл? Но совсем не холодно.
Они выбрались на лоджию – и не поверили своим глазам. Повсюду вокруг снег сильно просел, съёжился; виднелись многочисленные подтёки, обнажились верхушки высоких заборов. Наконец, они посмотрели прямо перед собой. Вот что явило миру такой треск, вмиг разбудивший почивавших радетелей возрождения. Значительная часть крыши дома Пола провалилась, и в том месте зиял тёмный провал, куда ссыпались оставшиеся наверху сугробы; туда же текла уже заметная струйка воды, собиравшаяся на других участках, находящихся выше пролома.
– Джон! – не своим голосом, срывающимся на шёпот, произнесла Эмили.
Но Джон смотрел на всё это взором, в котором смешались удивление, горечь и восторг, и снова, как и вечером, не мог ничего вымолвить. Но на сей раз не из-за внезапного транса, а лишь по причине своего весьма ярко выраженного меланхолического характера.
– Джон, – позвала Эмили уже смелее и подёргала его за рукав рубашки. – Джон, это то, что я думаю, или нам снится?
– Это… – начал Джон, но договорить не успел.
– Это то, что ты думаешь, дорогая наша соседка! – послышался довольный голос Пола, показавшегося на своём балконе напротив.
– Пол! Пол, это ты! – завопил наконец Джон и до боли в пальцах сжал руками поручни перил.
Как будто там мог стоять кто-то другой!
– Да, ребята, вот и она. Весна! – улыбался Пол во весь рот, набивая трубку табачком. – Я, правда, немного подмок, да ещё, едва проснувшись, подумал, что всё, дом на меня рушится – каюк!
– Ура, мы все живы! – возопили в один голос ребята.