Страница 134 из 147
После «философского вечера» на площади с Уиллом, Полом и Эмили Джон, не особенно отдавая себе в этом отчёта, стал искать уединения. Всё чаще он под разными предлогами уходил от Эмили на башню, чтобы побыть там в полном одиночестве. Тихо перебирая струны, охватывал он задумчивым взглядом снежные шапки в лесу и бормотал себе под нос какие-то обрывки фраз: «ныряю с головой в снежный сугроб, и сосны приветственно покачивают ветвями…», «обжигающая радость поглощает всё…» Так, спонтанно, и родилась у него мелодия «Купание в заснеженном лесу где-то на краю земли...»[1]. Но нелегко на сердце было у молодого охранителя города в те дни. И причиной тому, как явственно ощущал Джон, и был тот самый длительный «разговор четверых».
«Столь многое было сказано в тот вечер, – размышлял Джон, стоя у проёма башни и выпуская сигаретный дым. – А в конце наговорили кучу красивых слов, какую-то утопию выстроили. Может, конечно, всё оно и так… но в иных условиях, в иное время. А то – новая эра настаёт, эпоха возрождения… да кто я такой вообще? Масштаб моей личности вовсе не соответствует внедрению каких-то революционных новшеств в жизнь целого города. Это ж мировым полководцем нужно быть, вселенским патриархом, чтоб новую эпоху зачинать и вести всех. Такие люди, верно говорят, раз в сто лет рождаются. Может, Эмили и права в том, что как только тётя Дженни приедет, я снова начну бегать на импровизированные пикнички. Конечно, рядом с ней так хорошо: и речи такие светлые, и пирожки такие вкусные, и поддержат тебя всегда, и даже нальют! Хотя, похоже, ничего уже не будет. Если даже вернутся они с дядей Чарльзом, то, наверное, совсем другими. Или возвратятся, а города-то уже и вовсе не будет. Так что сейчас пока Уилл прав. Главное-то – выжить. Но после всех этих громогласных ниспровержений косных порядков… что изменилось? Лучше бы мы снег так могли ниспровергнуть – одними словами! Снег…»
Блуждающий взгляд Джона выхватил некие тёмные точки за лесом, отдаляющиеся по полю куда-то на северо-запад. Они, казалось, вели прямиком к огромному солнечному диску, закатывающемуся в эти минуты за край земной тверди. Погода стояла ясная, и окрестности далеко просматривались; хотя уже и покрытые сереющими ложбинками и продолговатыми тенями, отбрасываемыми верхушками заснеженных елей и дубов, растущих в лесу.
В этот момент Джона посетило странное ощущение утраты связи с реальностью. Он всё понимал и осязал, но не мог никуда сдвинуться, не был в состоянии крикнуть. И не мог оторвать свой расфокусировавшийся взгляд от тех тёмных пятен, убегающих вдаль по полю. Джон, сдвинув брови и нахмурив лоб, насилу посмотрел невидящими глазами на перила, где у него лежал листок с карандашом. Окоченевшие пальцы, сами не понимая, что делают, медленно взяли карандаш. На бумаге строчка за строчкой стали появляться корявые, словно с болью написанные строки. Они кричали, потому что сам Джон уже не мог говорить. Они разжигали пламя, потому что Джон уже сжёг весь свой запас… Они…
Лопата споткнулась о мёрзлую почву
Бумажный голубь погряз во вселенском водовороте
В тихом омуте замечательных и атмосферных явлений
Огромное солнце застыло у края горизонта
Убегающий след от салазок на мартовском насте
Еловые ветви сдирали кожу
Корни плелись вокруг ног
Навсегда заточённый в бескрайних кладовых солнца
Погребённый где-то под Копями царя Соломона
Наследный владелец несметных богатств
Король государства из одного человека
Затерявшийся среди апрельских снегов невостребованной реальности
Майские ветры взрывали лицо...
А весна не придёт
В таком состоянии Эмили, забеспокоившаяся долгим отсутствием друга, и нашла Джона. Он всё смотрел в никуда расширившимися зрачками; от заходящего солнца на видимой поверхности земли к этому времени осталась уже небольшая светлая полоска, а всё небо вокруг было залито кроваво-красным заревом.
– Что с тобой, Джон? Какой ужас, ты не замёрз? – запричитала Эмили, растирая руками совершенно холодные джоновы ладони.
Джон несколько раз пытался раскрыть рот, губы его дёрнулись, но он так ничего и не вымолвил.
– Пойдём скорее вниз, там чай горячий, – участливо проговорила Эмили и увела впавшего в транс друга вниз, прихватив и его листок с накарябанными на нём откровениями. У камина Джон потихоньку отогрелся и с благодарностью взглянул на Эмили. Та лишь улыбнулась ему несколько укоризненно, вложив в мимику лица известную долю нравоучений.
Сложно сказать, прошёл ли день с той поры, или неделя, но какая-то часть вечности определённо утекла в кладовые пространства. Над городом висела беспокойная ночь. Джон ворочался, ненадолго проваливаясь в едва колышимое видениями забытьё, которое вскоре вдребезги разбивалось о скалы реальности. Тогда Джон открывал глаза, таращился на притихшее пламя в камине, вставал и подбрасывал туда поленья. Под тёплой шкурой рядом тихонько посапывала Эмили.