Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6

  Эмма молча смотрела, как удаляются, весело хихикая, двое приятелей. Половинчатая луна равнодушно смотрела с неба.

  "Как бы я хотела быть тобой! - думала девушка, поднимая голову к небесной обитательнице. - Ты никого не любишь, ни о ком не страдаешь, и сердце у тебя не болит. Да у тебя и нет никакого сердца. Если бы ты меня сделала своей второй половинкой! Или упади на меня с неба и убей. Да, убей".

  Но луна продолжала висеть на том же самом месте, не шелохнувшись.

  "Ну, почему ты такая холодная? - спрашивала её Эмма. - Была бы ты горячей, как Солнце, я бы сама к тебе пришла. Залезла бы на крышу самого высокого дома, который бы нашла, и ты бы меня испепелила. Но ты этого не сделаешь, потому что холодна".

  Ей вдруг вспомнился разговор с учителем из последней школы. Замечательный был мистер Фрост, добрейшей души человек. Однажды Эмма решилась его спросить, человек ли он или, может быть, легендарная птица Феникс, которая принесёт Солнце.

  - Нет, для птицы мне маловато, - ответил на это учитель. - Я не умею летать. Да к тому же, если я прикоснусь к Солнцу, оно меня тотчас же спалит. Оно же горячее, как тысяча раскалённых углей.

  - А как же птица Феникс? - спросила Эмма. - Она тоже сгорит?

  - Как же она может сгореть - она сама солнечная птица. Неужели ты об этом не слышала?

  К стыду своему, девушка действительно этого не знала.

  - Как Вы думаете, мистер Фрост, почему эта птица так долго не прилетает? Где она сейчас?

  - Должно быть, она ещё не умерла три раза. И три раза не возродилась.

  - А такое возможно?

  - Не знаю, не пробовал. Но ведь легенды не проявляются из ниоткуда. Возможно, мы когда-нибудь и увидим Солнце.

  Домой Эмма возвращалась с мыслями, что, наверное, мистер Фрост был прав. Пусть ей сейчас очень больно и одиноко, но может быть, хоть одна радость наступит в её жизни? В тот самый день, когда в небе, рассекая воздух золотистыми крыльями, покажется птица Феникс, держа на крыльях золотой шар Солнца. Ради этого стоит жить.

  ***





  Мало-помалу Эмма и её мать смирились с утратой. Безутешная скорбь уступила место светлой памяти с твёрдой верой, что муж и отец нынче на небесах. Пусть он часто был резок и груб, а временами неоправданно жёсток, в глубине души он всё равно любил жену и дочь. По-своему, но любил. И все недобрые слова, что он говорил Эмме, были сказаны не по злому умыслу. Просто он опасался, что рано или поздно его дочь поймёт, что нет в жизни добра и справедливости, и это станет крушением всех иллюзий. Оттого он и хотел как-то защитить дочь от жестокого мира. От мира, который разочаровал его самого, и которому он не нашёл в себе сил противиться.

  Со дня похорон вдова с дочерью жили у родственников в маленьком домике. Сестра матери - Эммина тётя, её незамужняя дочь, старший сын с женой и тремя детьми, самому старшему из которых было семь лет.

  Весть о том, что Эмма с матерью нашли на окраине дом и собираются его купить, дети восприняли с огорчением. Особенно Томас, которому было весело с тётей Эммой.

  - Но это ж не дом - жалкая лачуга, - говорила тётя Кэти своей сестре. - А фонарь так вообще разбит.

  - Ничего, мы с Эммой обустроим. Дешевле мы всё равно нигде не найдём. Вы и так живёте в тесноте, а тут ещё и мы.

  По расчётам, если продать дом в Брайтлайте, денег как раз хватит. Да ещё остались деньги - помощь добрых людей: однокурсников Эммы и владельца фабрики, на которой работал отец - мистера Эшби. Да благословят светлые силы тех людей за их доброту! Часть этих денег ушла на еду и лекарства - оставшегося как раз хватит, чтобы фонарь починить. Как хорошо, что вещей тогда не пришлось покупать - богатые девушки из института с радостью поделились тем, что сами уже носить не хотели. Эмма с матерью что-то подшили, что-то перешили, и их гардероб пополнился вполне приличными платьями. Нет, зря всё-таки отец сомневался: мир не без добрых людей.

  "Вот так я возвращаюсь в Брайтлайт! - думала Эмма, сидя в купе поезда рядом с матерью и с интересом рассматривая пробегающие за окном леса и холмистые пустоши. - Возвращаюсь, чтобы продать старый дом и навсегда перебраться в Глумсити".

  Со дня отъезда ни Эмма, ни её мать ни разу не были в Брайтлайте. Отец, пока был жив, частенько приезжал туда по делам, а возвращаясь, делился с женой и дочерью новостями. Некоторые они узнавали от него, некоторые - из писем подруг. Подруг... Теперь у Эммы их там не было. Ирэн с того дня, как получила письмо о том, что приезд в гости придётся отложить, так ни разу и не написала. Мэгги, теперь уже графиня де Волланж, давно уже слала весточки из другой страны, подписываясь, на тамошний манер, именем Марго. В последнем письме она сообщала, что скоро станет матерью четвёртого ребёнка.

  Что ж, детство закончилось - его не вернуть. Раз уж суждено навсегда остаться горожанкой Глумсити - да будет так. А может, она, как Марго, выйдет замуж на чужбине и станет не миссис, а мадам. Или сеньорой. Жизнь покажет.

  ***

  А вот и Брайтлайт! Старый дом, в котором прошло детство Эммы, дорожка, по которой она, девочка, шла в школу, старый фонарь у ворот, при тусклом свете которого она учила уроки и неловкими пальчиками плела первые кружева. Старушка яблоня, по стволу которой Эмма, несмотря на запрет родителей, карабкалась вместе с дворовыми мальчишками, по-прежнему стояла на месте, как бы говоря: "А я тебя помню".

  Первые несколько дней мать и дочь посвятили уборке дома: вытирали с мебели пыль, накопившуюся за долгие годы, мыли полы, разбирали старые вещи.

  - Посмотри, Эмма, что там можно перешить из платьев, - велела мать. - А я займусь секретером отца.

  Девушка послушно взялась за работу. Самые ветхие она клала в кучу - на тряпки и лоскутки. Те же, с которыми ещё можно было что-то сделать, включая свои детские платьица, аккуратно складывала.