Ниоткуда с любовью

Она вообще не понимала всей сложности их отношений. Так же, как потом долго не понимала их причины. На самом деле в тот момент она совсем не волновалась, испытывая лишь легкое приятное возбуждение от того, что он хочет познакомить ее с кем-то из своих родственников.

В конце концов, вряд ли он знакомит с сестрой каждую из своих барышень, а сестра была довольно близким человеком — все, что Маша Сурмина знала, так это то, что когда-то она его воспитала. У них была разница в возрасте — восемь лет.

Когда они подъехали к дому, Вика стояла на пороге — закутанная в шаль, с забранными в мягкий узел волнистыми волосами, выглядела она моложе своих лет. Так и не сказать, что у нее две взрослые дочери.

Маше Вика показалась непроницаемой.

Так она думала всегда, когда, как казалось Сурминой, человек говорил одно, а в глазах, интонации, манерах мелькало совсем другое выражение, совсем другие мысли.

Красовский заглушил мотор и вышел. Маша последовала его примеру. По мере приближения к дому, она понимала: они были похожи, брат и сестра. Не только внешне, в выражении насмешливого ожидания на лице тоже наблюдалась какая-то схожесть, а если присмотреться к ним поближе, наверняка можно было выявить еще множество соответствий.

- Здравствуй дорогой, — произнесла Вика, меняя позу и раскрывая перед гостями дверь. — Рада, что вы, наконец, пожаловали.

Вроде и не было сказано ничего такого, но интонация легкой насмешки все же проскочила и в голосе. Олег никак не отреагировал, правда, Маше на мгновение показалось, что он весь как-то подсобрался и замкнулся в себе. Но это лишь на мгновение. Вот он уже целует сестру в щеку, и представляет Машу, и Вика улыбается ей — приветливо и немного снисходительно. Вот он говорит что-то забавное про дворец на одного, вот они пересекают безупречный уютный холл и заходят в прекрасно подобранную столовую, в которой Маша замечает камин — камин! — совсем не декоративный, но, к сожалению, сейчас не работающий.

- Ну, садитесь уже скорее! Я вас заждалась — все утро у плиты, гостей нет — так и заскучать недолго.

«А где же слуги, придворные или хотя бы просто один маленький паж?» — приходя в веселье, подумала Маша. Этой светской обстановке, кушаньям, беседе не хватает только королевского двора, который будет пристально и в меру волнительно заглядывать хозяйке в рот.

- А где же твои слуги? — неожиданно вопрошает Олег, открыто улыбаясь, и Маша едва не падает со стула от совпадения их мыслей.

— Заперла в кладовке, — спокойно реагирует Вика, расставляя бокалы по столу.

- Своевременно, — одобряет Олег. Он открывает бутылку вина, начинает что-то спрашивать, а Маша не может избавиться от чувства какой-то невероятной напряженности, сквозящей в обстановке. С чего вдруг? Почему?

— Димка вернется только через две недели. Я жутко скучаю, — поделилась Вика, и это уже было похоже на искренность.

- А Польку ты видела?

- Не успела еще. Вчера она была жутко занята, позавчера у нее были пары до вечера и редакционное задание. Сегодня у нее снова какие-то проблемы. В общем, надеюсь увидеть ее хотя бы на выходных. Она отказывается переезжать сюда даже на время. Говорит, что ее бесит дорога, особенно по утрам. Она, видите ли, любит ходить пешком!

Вика пожимала плечами, а Олег в это время разливал вино, усиленно кивая и выражая неподдельный интерес.

Почему-то Маше, наблюдавшей за ними двумя со стороны, показалось, что у Красовского свое мнение насчет племянницы, расходящееся с Викиным, и в этом как раз и заключается один из конфликтов между братом и сестрой.

Приходится выслушивать две стороны, обязательно кого-то поддерживать и кого-то ругать, пытаясь все не испортить и не усугубить отношения в семье. И что-то подсказало, что чаша весов склонялась в пользу племянницы.

Покончив со светской вступительной частью, гости принялись за первое, а Вика — за Машу. Сразу же последняя почувствовала себя на смотринах, причем самого «наикиношного» разлива.

- И как давно вы вместе?

Олег и Маша машинально переглянулись, и Сурмина ответила за обоих:

- Три месяца.

- А-а-а, — острая многозначительность проскользнула в этом простом междометии, и значить она могла много всего, и не самого приятного. — И как отмечали?

- Что? — не поняла девушка.

- Ну как что — три месяца вместе — почти юбилей! — Вика будто делала вызов и надеялась, что он будет принят. Но Олег ловко и привычно не стал поддаваться на ее игры.

- Да у нас каждый день праздник, — спокойно улыбнулся он, сделав глоток вина. — Мясо у тебя, Викуля, сегодня просто потрясающее. Впрочем, как и всегда.

- Спасибо, — поблагодарила его сестра машинально. — А что вы делаете, Маша, кроме как работаете на моего брата?

- Учусь на вечернем. На архитектуре.

- На архитектуре, ну конечно. На вечернем? Такое нечасто увидишь.

- Как по мне — так сплошь и рядом, — улыбнулась Сурмина, прямо взглянув Вике в глаза. Вика первая отвела взгляд. Но Маша все же продолжила: — Я перевелась. На третьем курсе. С очного.

Прекращение стука приборов слева, секундный вопрос в глазах собеседницы напротив:

- А почему?

- По семейным обстоятельствам.

Хочешь вынести обо мне вердикт — ну что ж, тебе придется для этого сильно попотеть.

- Понятно…

И больше ничего не сказала. Спросила только о вкусе подливки и потеряла всякий интерес. Как будто ее и не было здесь.

Извинившись, Маша вышла в другую комнату с телефоном — звонила Женька, уже давно переведенная из реанимации в обычную палату, и Маша начала рассказывать обо всех своих новостях, как привыкла делать это уже очень давно, еще когда ее сестра переживала из-за непопулярности в школе, из-за отсутствия друзей. Старшая сестра просто приходила и начинала вывалить на девочку все, заполняя ее голову проблемами, вопросами, происшествиями, планами, посылая в космос простой сигнал: «Ты нужна мне. Быть может, кому-то нет до тебя дела, но и тебе не должно быть дела до этих людей. А я у тебя есть я, и я буду всегда».

Только проговорив несколько минут, Маша осознала, что попала в большую комнату, вроде зала или гостиной — кому как удобно. Кресла, диван, столики, огромный телевизор, фортепьяно. На средней полке стеллажа — фотографии. Маша подошла ближе, рассматривая их и не вглядываясь. Она просто машинально прикасалась к рамкам, переводя взгляд со снимка на снимок. И только заканчивая разговор, до нее дошло. Она знала людей на фотографиях.

Вот женщина и мужчина, молодые и не такие блестящие, как на последних снимках, сидят в обнимку с улыбающимися девочками лет 10 и 12 соответственно. Вот девочки — чуть младше, сидят рядом, едва касаясь друг друга, необыкновенно похожие, но уже едва уловимо разные — в одежде, выражении лиц, манере улыбаться. Вот они же, только младшая замерла за фортепьяно, с сосредоточенным выражением склонилась к клавиатуре, не видит объектива камеры и фотографа, а старшая на переднем плане — руки в третьей позиции над головой, стоит, отвернувшись от камеры на три четверти, спина прямая, шея вытянута, но голова слегка повернута к объективу, полуулыбка и косящий взгляд подсказывают, что она видит, как их с сестрой снимают. А вот младшая — и Маша прерывисто вздохнула — на одном снимке с Родионом Расковым. Ну, то есть, с Рудиком, — спешно поправила она себя, вспоминая вдруг его древнее прозвище. Им лет по 13, руки скрещены на груди, подбородки подняты, ноги, обутые в разномастные кроссовки, лежат на впереди стоящем стуле. Четыре подошвы сверкают на первом плане, два небрежных взгляда пронзают объектив. Рудик другой — волосы светлее, а глаза темные смотрят еще пронзительнее, с вызовом (с возрастом он стал мягче и в манерах, и в поведении). А Полина с темными волосами, такими же, как у сестры. На следующих фотографиях наблюдается временной разрыв, прошедший с тех детских снимков. Вот Полина уже другая, лет семнадцати, с разноцветными прядями, собранными в высокий хвост, улыбается, обнажая ямочки на щеках, рядом смеется Олег, обнимая ее за плечи. А на последнем снимке Нина и Полина — явно в тот же день, только снимает Олег. Стоят, едва касаясь друг друга руками (оба снимка на набережной, спиной к морю, облокотившись на парапет). Обе совершенно разные вместе. От тех маленьких девочек мало, что осталось, кроме того несомненного факта, что старшая все же стала балериной, а вот та сосредоточенная девочка перед клавиатурой фортепьяно пропала. Она по-прежнему не смотрит в объектив, предпочитая чуть повернуть голову и щуриться на солнце, а вот старшая смотрит четко прямо, в глазах, позе — самодостаточность и уверенность в себе и окружающем мире. Маше показалось, что Полине уж очень не хочется оказаться похожей на сестру, даже в этих взглядах, направленных не в одну сторону.