Страница 8 из 13
У Корнелии с ее дочерьми происходит следующая беседа.
– Мама, – говорит Дебора, – знаешь ли ты что-нибудь о завещании отца?
– Ничего, дитя мое, он никогда не говорил мне об этом.
– Позволь мне напомнить, мама, – вмешивается Алиса. – Отец обещал мне отдать старую мебель. Он знал, что только я ценила ее, и говорил мне об этом снова и снова.
– Хорошо, дорогая, я надеюсь, он включил это в завещание.
– Я могу только сказать, что если Джеймс и Клара получат колыбель «Мэйфлауэра» (речь идет об одной из немногих вещах личного пользования пассажиров корабля, на котором в Америку приплыли первые поселенцы), в которой меня укачивали, они могут похоронить меня в ней!
В разгар забот, связанных со смертью отца, Дебора и Алиса обсуждают, кому достанется ковер персидского шаха. Дебора говорит:
– Это моя собственность, я лишь оставила его в нашем старом отцовском доме, потому что знала – отец любит фамильные ценности. Годами я наблюдала его чистку каждую весну и посылала слугу, чтобы убедиться, что его не повредили. Ты знаешь, что это правда.
– Да, конечно, – говорит Алиса.
– И теперь, если Джеймс и Клара думают, что они могут увести ковер и позволить детям топтать его…
В один из торжественных предпохоронных моментов Алиса Винтерс с бледным лицом и в черном платье требовательно спрашивает у своей младшей сестры Клары:
– Еще раз и в последний раз, признаешь ли ты, что колыбель – моя собственность?
Клара:
– Я думаю, сейчас – не самый подходящий момент…
Алиса:
– Другого более подходящего момента может не быть. Это разорвет нашу семью, если ты так решишь. Эта колыбель «Мэйфлауэра» была колыбелью нашей судьбы и символом нашего положения. В ней укачивали меня и поколения до меня. Я родила первого мальчика в семье…
Клара:
– Ну и что, я родила пять мальчиков и двух девочек, хотя и немного позднее.
Алиса:
– Мне обещал отец, и я требую к этому уважения. Ответь мне!
Клара:
– Это дело, о котором Джеймс должен проконсультироваться.
Алиса:
– У вас была такая возможность, и вы это сделали. Если ты не отвечаешь на мой вопрос, я понимаю, что твой ответ – нет.
Рассерженные сестры расходятся, но вдруг охваченная внезапным подозрением Клара идет в вестибюль дома. Здесь, спускаясь с широкой лестницы, она видит то, чего никто из семьи Торнвелл не видел никогда: марширующую Алису с ее ухоженным лицом, выражающим демонстративное неповиновение, и ее непреклонный взгляд. За ней идет французская горничная, а между ними – предмет мебели коричневого лакированного дерева, покрытый рубцами и царапинами – это пресловутая колыбель.
Клара стоит, как будто ее парализовало:
– Алиса Торнвелл! Что ты делаешь? – как будто это не очевидно. Затем, глядя на Алису, которая без слов двигается вперед:
– Если ты вынесешь эту колыбель из дома, я не буду разговаривать с тобой пока жива. Я ославлю тебя во всем мире как вора.
И когда даже эти ужасные проклинающие слова не дают результата, Клара может только молча стоять, вонзив ногти в ладонь, с лицом, белым от ярости, повторяя шепотом снова и снова:
– О! О! О!
Алиса с колыбелью выходят через переднюю дверь, а Клара идет в библиотеку и говорит матери шепотом:
– Алиса украла колыбель.
Корнелия выбегает из дома как раз в момент, когда наследие грузится в лимузин Винтерсов. Оно не проходит через дверцу, но две женщины укладывают его на правую подножку, не затрагивая рабочее пространство шофера. Горничная садится на правое переднее сидение и удерживает колыбель через правое переднее окно. Алиса садится на заднее сидение и держит колыбель через заднее окно, и машина покидает дом Торнвелл, как разоренное муравьиное гнездо, на которое наступили.
И даже это еще не конец. Ужасная идея пронизывает сознание Клары, и она рвется в комнату приемов, где на незатоптанной части пола лежит ковер персидского шаха, и вдруг видит, что он исчез. Клара бросает один взгляд и бежит к старшей сестре:
– Дебора Торнвелл, ты украла мой ковер.
Дебора демонстрирует наивысшую степень изумления:
– Я не касалась своего ковра!
– Но он исчез!
– Его взяла не я.
Клара оглядывается и видит, что старшая дочь Деборы Присцилла тоже исчезла.
Ничего больше не спрашивая, Клара обращается к слуге Эддиксу, который за пятьдесят лет преданности не встречал таких чрезвычайных обстоятельств и даже в ночных кошмарах не видел таких снов.
– Эддикс, мисс Присцилла взяла персидский ковер, найди его и принеси мне. Беги!
За двести восемьдесят пять лет истории Бостона такого не-бостонского события еще никогда не происходило. Поэтому здесь не мог быть применен какой-нибудь бостонский способ. В ярости Клара забывает о своей «голубой крови» и становится обыкновенной женщиной. Со слезами на глазах она апеллирует к мужу, матери, даже к своим старшим детям и гувернанткам. Игнорируя усилия мужа удержать ее, она бросается из комнаты в комнату, распахивая двери и заглядывая в шкафы и за диваны. После случайного взгляда наружу она выскакивает из дверей, задыхаясь, покраснев, забыв о своей полноте, уставшем сердце, варикозных венах, забыв даже о достоинстве семьи Торнвелл, которое так много поколений выстояло нерушимым. Цивилизация в руинах!
Проблема наконец решена. Шофер докладывает, что видел мисс Присциллу с ковром в руках, бегущую к яблочному саду. Туда через поле рвется Клара, преследуемая Деборой с такой же настойчивостью. Другие члены семьи вдруг осознают, что эта сцена недопустима, и просят адвокатов начать чтение завещания.
Под яблочным деревом в абсолютном географическом центре бесценного персидского ковра сидит новое поколение «молодой Бостон», которое думает и действует для себя, возвращаясь во времена пиратов.
– Присцилла, – командует племяннице Клара, – вставай, – и затем, – Присцилла, ты слышишь, что я тебе говорю? Вставай с этого ковра!
Тишина. И Клара поворачивается к своей сестре.
– Дебора, ты прикажешь своему ребенку слушаться?
Возникает пауза, когда история балансирует.
– Прицилла, мне не нравится то, что ты делаешь. Пожалуйста, встань!
И тогда в сидящем на ковре сфинксе обнаруживается голос:
– Мама, я лицо, которое унаследует этот ковер, и я тогда решу, что делать. Я буду сидеть здесь, пока завещание дедушки не будет прочитано. Если он отдает ковер нам, как обещал, все хорошо. Если нет – тетка Клара может позвонить в полицию, чтобы убрать меня с ковра.
– Присцилла, ты игнорируешь свою мать, – голос Клары дрожит. – Дебора, заставь ее слушаться тебя!
– Присцилла, слушайся меня, – говорит мать.
Возможно ли, что ее голосу немножко не хватает обычной твердости? Так или иначе, Присцилла продолжает сидеть с глазами, направленными в пространство.
– Слушайся матери, – командует Клара.
– Слушайся меня, – эхом повторяет мать.
– Мама, – говорит сиделец на ковре. – На прошлой неделе мне пошел двадцать второй год. Я советовалась с адвокатом и узнала, что я не должна теперь подчиняться никому, кроме закона. Я останусь здесь и если кто-нибудь, кроме полисмена, тронет меня, я добьюсь ордера на арест этого лица.
– О, – заплакала Клара, – каким приходит новое поколение!
– Тетка Клара, – отвечает ей племянница, вы сэконономите время, если пойдете и послушаете завещание, потому что ничего другого вы в это время не сможете сделать. Не беспокойтесь, я останусь здесь, пока вопрос не будет решен. Я могла бы уйти дальше, если бы хотела, но я люблю этот сад, который вы у нас заберете.
Дело о наследовании колыбели и ковра так и заканчивается: по завещанию старого Торнвелла колыбель «Мэйфлауэра» наследует Алиса, а персидский ковер – Дебора. Поэтому все произошло так, как и случается в Бостоне. Если об этом скандале когда-либо упоминали, его участники отрицали, что он был, и очень сердились, когда о нем говорили.
Эпизод 2. Бегство Корнелии. Прожитые с умершим мужем годы, казалось бы, дают Корнелии все основания стать полноправной хозяйкой своего дома. Но таковы были традиционные взгляды старого Бостона, что она не чувствовала себя здесь легко и свободно. Ей не позволялось принимать решения, она никогда не могла выбрать свой путь – это всегда был путь Торнвеллов. Ее мужу Джошиа общественной деятельности было недостаточно – он настаивал на управлении домашним хозяйством, его поддерживали братья и сестры, целая фаланга правильных людей. Его тетка жила в доме до своей недавней смерти и была реальной хозяйкой в семье с обязанностями поучать дочерей Торнвелл тому, что они должны были знать и думать.