Год жизни

...Дом - это мир, к которому я стремился все это время, мучаясь и переживая, торопясь и делая ошибки; дом - это тот запасной выход, в который можно выйти, не опасаясь быть отрезанным от жизни чужой подлостью и несправедливостью; дом - это место, в котором для меня сосредоточена основная ценность моей бывшей и будущей жизни: семья - жена и дети.

Иногда я, задумываясь над тем, что дети как-то уж очень быстро растут, и недалек тот день, когда с уходом детей в свою жизнь, дом перестанет быть домом, а превратится в обычное многоквартирное или индивидуальное строение, служащее защитой от непогоды и температурных колебаний.

И тогда, когда дети уйдут, я буду поставлен лицом к лицу перед одиночеством и старостью, и в этом весь трагизм бытия.

Ну, а пока дети маленькие, жена молода и здорова, и мысли о будущем бывают редко и ненадолго.

А как же яркое солнце, встающее из - за гор в далёкой сейсмологической избушке?

Все это на время забыто, упрятано подальше в подвалы памяти. Все чувства отданы встрече.

Дома накопилось много разной работы и отдохнув два дня с ребятишками, я принялся поправлять заборы, калитки, возить и рубить дрова, делать завалинки и ловить мышей и крыс, которых расплодилось великое множество за время моего отсутствия.

И как обычно, схлынул восторг неожиданной встречи и на его место заступила обыденность с заботами, неприятностями и даже ссорами. И ведь это можно объяснить. Жена становится все самостоятельнее и я, то есть муж, нужен ей все меньше и меньше, тем более, что я никакими деловыми качествами не отличаюсь и склонен скептически смотреть на происходящие или будущие перемены.

...Запомнился особенно один день, когда мы с женой водили Костю и Катю в больницу делать прививки. Пришли в больницу, раздели ребятишек, и Катя - смирная девочка - подошла к моему колену и простояла рядом все время, пока мы были там.

Костя же, раздевшись, тотчас пошел туда - сюда, сходил в регистратуру...

Убедился, что все на своих местах, ушел в комнату, где одевали малышей, посмотрел на все внимательно и пошел осматривать все подряд...

Прививки были сделаны, и мы тронулись домой маленьким караваном: Катюша на мне верхом, Костя ехал на плечах жены.

На дороге увидели двух голубей, запутавшихся в обрывках шнура и не могущих взлететь. Пришлось остановиться.

Катя боялась голубей и не смела притронуться к перьям, а Костя, напротив, полон был желания погладить и может даже больше, чем погладить. Пока мы распутывали и перерезали бритвочкой шнур, Костя норовил убежать от нас и упасть, где-нибудь поскользнувшись, в грязь. Катя стояла рядом и внимательно рассматривала сизарей.

И вот голуби освобождены и улетели на крыши к другим голубям, а в моей памяти остался этот случай и запомнился, наверное, надолго...

Возможно, умирая, перед смертью наряду с другими картинками увижу и эту: двое взрослых, сидя на корточках посреди чахлого скверика, распутывают голубей, рядом стоит маленькая девочка в красном капюшоне и внимательно наблюдает происходящее, а неподалеку вперевалку ходит светловолосый малыш в коричневой куртке с капюшоном.

Дочь Наталья стала совсем большая, ходит в четвертый класс, и ее приняли в пионеры. И как у всякого взрослого человека, у нее появляется характер и упрямство, но в общем - то она хорошая девочка, и мне кажется, взрослея будет все лучше и лучше.

У Катерины характер капризный, настойчивый, она подвержена переменам настроения и иногда способна закатить маленькую истерику. Хотя становясь постарше, становится спокойнее, самостоятельнее и уравновешенней.

Катя отрастила длинные кудрявые волосы, как у кинозвезды, а Костя, напротив, имел на голове небольшую растительность блондинистого цвета. У Кати глаза темные и кожа загорелая. Костя же почти не поддается загару - белолиц и голубоглаз.

Катя хорошо говорит и, подражая Наташе, сердитым голосом вещает брату: "Пекати" (прекрати), бессосный (бессовестный), наглый, кончай эти штучки, и так далее.

Однажды мы вместе Катей смотрели телевизор и она вдруг, повернувшись ко мне, кокетливым жестом поправляя кудрявые волосы спросила: - Папа, я тебе нравлюсь?

Не отрываясь от экрана я ответил: - Ты просто восхитительна! Ну просто какая-то кинозвезда.

Катя удовлетворённо вздохнула и продолжила смотреть телевизор...

Костя говорит плохо, его язык состоит пока из мягких согласных и гласных, единственно, что произносит сносно это: мама, папа, баба, но понимать - понимает уже многое.

Катюше два с половиной года, Косте полтора года. Когда Костя поест, жена его спрашивает: "Костя! Ты доволен?" - и Костя отвечает на своем языке, что он удовлетворен.

Пока был дома, повидал всех родных: живут как все: младший брат купил стерео-проигрыватель и магнитофон, но на удивление стал как-то тише и менее напорист - видимо его жизнь толкает на какие - то обобщения.

Маман живет и работает нормально, не болеет и даже держит двух поросят, которых купили на троих: сестра Лида, её муж Толя и мать. Племянники растут неудержимо, и Герка стал совсем большой, а Димка пошел в школу.

...Наконец, время моего отпуска подошло к концу, и вроде бы можно было пожить еще день - два, а то и недельку, но, как гласит народная пословица, "перед смертью не надышишься", и я решил, что лучше не откладывать, уехать и сохранить в сердце воспоминания об этой встрече, не досаждая близким долгими сборами и нерешительностью.

Жена, в дорогу напекла мне вкусных пирогов, связала теплую шапочку и перчатки, сшила теплые брюки. Я, сдерживая слезы, последний раз посмотрел на ребятишек и отправился. Жена провожала меня до вокзала.

Войдя в вагон, влез на третью полку, кое - как умостился на рюкзаке и, настроившись на дальнюю дорогу, уснул под перестук вагонных колес и неторопливый разговор попутчиков.

В Улан - Удэ, высадился из вагона в шесть утра, подрагивая всем телом от пронизывающего холода, сел в автобус, и в семь часов был в аэропорту.

Но здесь удача от меня отвернулась, и я просидел на скамеечке в зале аэропорта три дня и две ночи. За это время ко всему аэрофлотскому привык, знал в лицо всех попутчиков, прочитал три толстых книги, съел все домашние пироги, запылился, оброс, глаза ввалились и настроение установилось дорожное, без спадов и взлетов - обычное будничное настроение пассажира аэрофлота, желающего улететь как можно быстрее, но в душе готовым ко всяким неожиданностям.

Ни с кем не знакомился кроме молодого разговорчивого капитана с пушками на петлицах: как выяснилось в ходе дружеской беседы, звали его Вася, был командиром разведки в полку, служил с 1960 года, встречает жену и перед беседой со мной сидел три часа в ресторане аэропорта. Продувая простуженный нос, Вася рассказал пару занимательных историй из бытности его в должности ротного.

Не слушая моих вежливых возражений, изложил стратегию и тактику отношения командира к солдату, которая, по его словам, заключается в жестком обращении с солдатами, при тщательном соблюдении порядка в обеспечении солдат всем необходимым.

Я с ним согласился и подумал, что командиры остались такими же, какими были во время моей службы, десять лет назад.

За время сидения наблюдал за тем, как быстро и каким толстым слоем оседает пыль на стеклах витрины аптечного киоска и с сожалением думал, что ровно такой же слой осел у меня на голове, на моей одежде и, более того, ровно столько пыли я проглотил с воздухом внутрь...

Но всему бывает конец, настал конец и моему сидению. Я, наконец, улетел в Нижнеангарск.

Размышления:

Психология едущих и летящих мне кажется сродни психологии людей, стоящих в очереди за дефицитом. Чем ближе касса или прилавок, тем меньше человеческого остается в большинстве людей, летящих и едущих.

Слабонервные начинают мелко дрожать, делать ненужные жесты, толкаться, подозрительно оглядываются, боясь подвоха и неожиданностей. Более крепкие норовят проскользнуть вне очереди, лгут, изворачиваются, а заполучив билет, упиваются гордостью за свою пробивную способность и нагло с презрением оглядывают толпу, жмущуюся в очереди.