Страница 12 из 14
Свое обещание я выполнил. Оказалось, что Степан Андреевич Вуколов скончался 21 ноября 1949 года в возрасте 67 лет и похоронен в «русском склепе» на греческом православном кладбище Шетби в Александрии, о чем я тут же и написал Анастасии Васильевне. Она тоже аккуратно выполнила свое обещание. Через неделю я узнал название книги: «Алексий, епископ Пряшевский. И мир, и безмятежие даруя… Вклад Православной церкви в дело мира. Пряшев, 1950–1951 гг.».
Оставалось всего ничего: найти книгу. Конечно, был запасной вариант: сама Анастасия Васильевна. Книга Дехтерёва явно стояла у нее на полке. Но прибегать к помощи пожилой женщины, живущей в другой стране, не хотелось. Надо сначала попробовать найти эту книгу в Москве.
Поход в Российскую государственную библиотеку, бывшую Ленинку, ничего не дал. Книги там не было. И тогда я вспомнил, что при Московской патриархии существует Синодальная библиотека. Я давно собирался записаться в нее, посмотреть книги, посвященные паломничеству русских людей к святыням Синая, да так и не собрался. Скорее всего книга Дехтерёва там есть. Ведь в последние годы жизни он был иерархом Русской православной церкви.
Синодальная библиотека расположена в старинном Андреевском монастыре, стоящем прямо на берегу Москвы-реки, у начала Воробьевых гор. После кончины патриарха Алексия II в декабре 2008 года ей было присвоено его имя. Небольшое, великолепно оборудованное помещение, электронный каталог. Не прошло и пяти минут, как я держал в руках книгу Дехтерёва. Причем с его же автографом, написанным каллиграфическим почерком: «Дорогому вестнику добра и света Николаю Яковлевичу Рощину на добрую память о наших встречах. 27.XI.51. Епископ Алексий». А еще через четверть часа библиотекарь вручил мне ксерокопию обширного раздела книги под названием «Огненное небо. Александрийская эпопея. Дневник священника. 1940–1942 годы».
Обратимся к дневнику Алексия Дехтерёва. Но прежде – коротко о том, когда и почему появилась в Александрии русская церковь.
«Московы» на берегах Нила
Подданные Российской империи начали селиться в Египте в конце XIX века. Но длительное время так называемая русская община состояла преимущественно из евреев, переселившихся на берега Нила из южных районов нашей страны. Впрочем, для египтян они все равно были русскими, «московами», как было в ту пору принято называть наших соотечественников. Согласно переписи населения Египта 1917 года, число русских составляло 4225 человек. Как утверждал российский вице-консул в Каире С. Зуев в марте 1915 года, «96 % русско-подданных моего округа принадлежат именно к иудейскому вероисповеданию». Примерно такая же картина наблюдалась и в Александрии.
Естественно, что по этой причине русских церквей не было ни в Каире, ни в Александрии. Немногочисленные православные россияне посещали греческие церкви, благо они существовали во всех крупных городах.
Ситуация изменилась с началом Первой мировой войны. На стороне Германии в нее вступила Османская империя, в состав которой входила Палестина. Из-за этого в декабре 1914 года пришлось эвакуировать в Александрию не только евреев с российскими паспортами, но и Русскую духовную миссию в Палестине и находившихся в это время на Святой земле русских православных паломников. Для них российские дипломаты арендовали многоэтажный дом в центре города. В одной из его квартир и была оборудована русская церковь во имя св. Александра Невского.
После окончания войны Русская духовная миссия вернулась в Палестину, но большинство паломников вынуждены были остаться. Октябрьская революция 1917 года и вспыхнувшая вскоре после нее Гражданская война прервали связи Египта с Россией. А весной 1920 года из Новороссийска в Александрию англичане эвакуировали 4350 русских беженцев, в основном раненых и больных военнослужащих Добровольческой армии. После прохождения карантина их направили в палаточный лагерь в Телль аль-Кебире, между Каиром и Исмаилией. Летом того же года часть беженцев вернулась в Крым, остальных же вскоре перевели в другой лагерь, в Сиди Бишр, в восточном пригороде Александрии. Там они находились до мая 1922 года. К этому времени половина обитателей лагеря, люди наиболее активные и образованные, покинула его, нашла себе работу и превратилась из беженцев в эмигрантов. Остальных беженцев отправили в Болгарию и Сербию.
С формированием в Египте эмигрантской общины основанная Русской духовной миссией в Палестине александрийская церковь оказалась востребованной. Появилась русская церковь и в Каире. Ее организовали в помещении Русской поликлиники, открытой летом 1920 года сопровождавшими эвакуированных врачами.
Согласно переписи населения Египта 1927 года, численность русской общины составляла 2410 человек. Но теперь она уже была преимущественно православной: большинство евреев, переселившихся когда-то в эту страну из России, либо интегрировалось в египетское общество и стало гражданами Египта, либо переехало в Палестину и другие страны. Через десять лет русская община сократилась вдвое, главным образом в силу естественных причин. Она была разделена практически пополам между Каиром и Александрией.
Давно замечено, что эмигранты, оказавшиеся к тому же в чуждом им религиозном окружении, тянутся к родному храму, даже если редко посещали его дома. Иными словами, религиозный храм играет в диаспоре интеграционную функцию. А Египет – страна преимущественно мусульманская, и для русских эмигрантов собственный православный храм был не только домом Божьим, но и чем-то вроде кусочка родины, местом встречи и общения. Тем более в таком крупном и многонациональном в ту пору городе, как Александрия. Вот эту-то александрийскую русскую общину и должен был окормлять Алексий Дехтерёв, направленный Русской православной церковью за границей в «северную столицу» Египта весной 1940 года.
Чужая война
Итак, теперь уже обратимся непосредственно к дневнику Алексия Дехтерёва.
«10 июня. Я уехал на неделю в Каир по делам церкви. Но мне не повезло, т. к. в этот же вечер я узнал об объявлении войны Италией Англии и Франции. И сразу же решил вернуться в Александрию к своей пастве. Труба призывная прозвучала и я должен быть на месте, среди своих прихожан. Ко мне со всех сторон:
– Куда это вы, разве можно теперь ехать в Александрию? Наоборот, оттуда теперь уезжают…
– Не можно, а именно должно теперь ехать, – отвечал я всем, – и поеду! Не удерживайте!..
Однако в эту ночь я не сомкнул вежд; волновали мысли о страшных испытаниях, предстоящих бедной Александрии… Что же это: предчувствие горькой чаши?! Да, предчувствие…
11 июня. Сегодня вечером я покинул Каир. Ехал я в ужасающей тьме южной ночи, да и в купе было почти темно (все стекла в фонарях окрашены в синий защитный цвет). Все станции тоже во тьме, так что это действительно было “путешествие в ночь”.
В купе со мной сидели только мужчины: в сосредоточии, в заметно глубоком погружении в себя… Переживал и я приближение фронта, мне было грустно и тяжело. Но все же, несмотря на всю опасность Александрийской зоны, душой я рвался в свою Ибрагимию, вопреки инстинкту самосохранения. По-видимому, мир духовный настолько выше и сильнее мира душевного, что даже то, что “гибелью грозит”, не только не останавливает, но, наоборот, зовет, торопит, притягивает…
А вот и станция Сиди-Габер, где еще вчера утром провожали меня дети моей квартирной хозяйки: Любочка и Жоржик…
Я вышел на перрон. Ночь. Непроглядная тьма. Ни искры света – из боязни воздушных налетов. Кое-как при помощи карманного фонарика перешел навесной мост и очутился на улице. Здесь я взял трамвай, тоже погруженный во тьму, и благополучно прибыл в свою Ибрагимию.
12 июня. Утром побывал в городе. Пока здесь все спокойно, как будто ничего не предвещает “гнева небес” и “гнева моря”… Оно, море, слава Богу, все еще непорочное, все еще дышит безмятежным покоем… А факты полны тревожного ожидания, полны острого, безлюбовного отношения к жизни; газеты разбираются нарасхват…