Страница 17 из 35
Вскоре подъехал один из них и молодой шофёр, приветливо улыбнувшись, открыл нам дверцу кабины. Мы, рассыпаясь в вежливых благодарностях, взобрались внутрь, На ходу уже, устроились поудобнее и стали расспрашивать водителя, как работается.
Он говорил, что работы много, но недавнее наводнение, после двух суток дождя, посмывало все мосты, и приходилось, преодолевать реки вброд, теперь, когда вода спала.
Посмеиваясь, он рассказал, что его друг чуть не утонул сам и утопил "Магирус", на одном из таких переездов.
- Воды было ещё полно, а он рискнул, и его машину, вода чуть не перевернула, и снесла в промоину, из которой сам "Магирус" уже не мог выбраться... Хорошо друг сам спасся - закончил водитель и резко притормозил перед ямой, выбитой колёсами тяжёлых грузовиков...
Проехав так под разговоры, километров тридцать мы сошли на очередном повороте, почти на берегу Муякана. Река в этом месте, текла, неторопливо извиваясь, по всей ширине долины. Глядя на полосу речной воды шириной метров шестьдесят, Юра хмыкнул и обернувшись ко мне спросил, - Ну, а теперь как?
"Будем посмотреть..." - подумал я саркастически, но промолчал, закинул рюкзак на плечи и предложил, уже на ходу: - Давай пройдём вдоль берега, и может быть из подручных поваленных деревьев, соорудим плот и переправимся...
На наше счастье, в очередном заливчике, увидели уже сколоченный плот, сделанный рыбаками, видимо, ещё по весне. Плот состоял из четырёх брёвен, сбитых вместе металлическими скобами. Посередине, был закреплён стояк - толстый кусок бревна, на который мы взгромоздили наши рюкзаки, а сами встали на плот - Юра впереди, а я позади с шестом в руке, чтобы править. Оттолкнулись. Течение мягко извлекло нас из заводи и понесло вниз. Юра, стоя впереди, пытался загребать, но только мы выплыли на глубину, как плот погрузился под воду и мы вместе с ним, почти по колено.
Я засмеялся, но увидев растеряно - напряженное лицо напарника, удержался от комментариев и балансируя, стараясь не упасть с невидимого под водой плота, начал грести, что есть силы.
В этом месте, река делала поворот вправо и мы, стараясь держать полузатонувший плот носом к берегу, чуть оправившись от испуга, нервно хихикая и покрикивая, погребли шестами...
Через какое-то время плот, наконец, ткнулся носом в противоположный берег и мы, вздохнув с облегчением, спрыгнули прямо в неглубокую уже воду, неся рюкзаки над головой. Ружьё, я повесил за спину, чтобы, когда начнём тонуть сами, не утопить его. Но всё к счастью обошлось. Мы были психологически совместимой, скоординированной парой и потому умело действовали сообща... И потом, Бог смелым помогает...
Выжав мокрые портянки, мы переобулись, и весело болтая и комментируя неожиданное приключение, пошли в сторону Амнунды. Название реки было не-то тунгусским, не-то бурятским, и означало в переводе - наледь.
На этой реке, действительно, зимой, в сильные морозы, образовывалась громадная наледь, с километр шириной и километра в три длинной. Высота льда посередине достигала трёх-четырёх метров, и потому наледь стаивала только к началу июля. В начале лета, лёд лежал на гальке речного дна , как громадные бело -голубые катера, выброшенные неведомой волной на берега. Зрелище потрясающее, если учесть, что в июне бывают иногда очень жаркие дни, эдак под тридцать с плюсом.
Свернув, мы обошли широкую пойму речки и по прямой, перевалив по тайге небольшой гребень, стали спускаться в долину Амнунды.
Тут, на пологом склоне заросшем мелким, редким сосняком мы и увидели удивительное сооружение, явно сделанное человеческими руками.
Надо сказать, что в этих местах, до БАМа вообще не было людей, и только по долине Муякана проходила оленья тропа, по которой изредка кочевали с места на место местные "индейцы", охотники и рыбаки - тунгусы. Между Уояном, тунгусским поселением на Верхней Ангаре и русским селом на Витиме, было километров двести непроходимой тайги...
Подойдя, мы осмотрели неожиданное сооружение на сваях и поняли, что это гроб - домовина, для умершего здесь, в окрестностях, человека, скорее всего охотника - тунгуса. Мы посидели немного под этим гробом на сваях, начавшим уже рассыпаться и гнить. Естественно, в домовине, уже никого не было - тело постепенно сьели и растащили лесные звери и птицы...
Над нашими головами светило яркое солнце и листва чуть тронутая утренними морозцами, играла всеми цветами радуги. Вдоль реки тянул лёгкий, ароматный ветерок, а впереди, на сходе земли и синего неба громоздились, далёкие и близкие горы. Тишина стояла необычная, и потому нам невольно взгрустнулось...
"Вот жил - жил человек, а потом умер - то ли заболел, то ли медведь заел. И вот его тут, на просторе похоронили, несколько лет назад, а сегодня и следа от его тела не осталось, только эта домовинка стоит полусгнившая, на ошкуренных от коры сосёнках (чтобы мелкие хищники не смогли забраться в гроб)...
Вдруг издалека донёсся протяжный звонкий рев, и я встрепенулся, узнав песню ревущего изюбря.
"Ничего себе!- восхитился я. Время к двенадцати дня подкатывает, солнце почти в зените, а олени ещё ревут..."
И действительно. Такое я слышал в первый раз. Обычно изюбри во время гона, заканчивают реветь до восхода солнца. Но здесь такая глухомань, что их никто не тревожит и потому, они ревут круглые сутки с небольшими перерывами...
Спустившись к реке, мы вышли на край круглой, травянистой полянки, когда из под ног у нас вывернулся серый зайчишка, проскакал немного до противоположного края опушки и остановился, затаился у нас на виду. Юра увидев зайца дрожащим от волнения голосом попросил у меня ружьё, долго целился и наконец нажал на спуск . Выстрел грянул и заяц, упал, забился на секунду и затих. Юра исполнил танец "добытчика", и радостно блестя глазами, воскликнул: - Ты видел! Я его добыл, и теперь мы его съедим, сварив ритуальный супчик с зайчатиной!
Я понимал его охотничью радость. Для него - это была первая охотничья добыча в жизни и он заслуженно гордился этим... Он как настоящий охотник, пошёл в лес и подстрелил зайца и теперь своей добычей будет угощать меня и есть сам...
... Я считаю, что охота намного человечнее и честнее, чем выращивание домашних животных с заведомой целью съесть их сразу после "технологичного" убийства или сделать из своих одомашненных "друзей" тушёнку. На охоте всегда присутствует момент соревновательности человека и дикого животного. Но в жизни "цивилизованного" обывателя, почему-то этот благородный процесс, почти спорт встречает негодующее осуждение. Вполне фарисейское, если учесть, что этот обыватель, заготавливая мясо впрок, промышленным способом, уготовляет смерть для миллионов "домашних" животных. Мало того. Он всякими зверскими ухищрениями старается выращивать этих животных как можно быстрее и с соответствующими мясными кондициями. Я знаю примеры, когда "мясоизготовители", на свинофермах, выкалывают глаза (тоже промышленным способом) молоденьким свинкам, чтобы они лишённые зрения, не могли "волноваться" и чтобы поэтому, мясо делалось какого-то особого качества...
Я бывал на мясокомбинате и могу заверить вас, что по сравнению с таким "цивилизованным" убийством - охота - это действительно аристократическое занятие. Зверства цивилизованного человека в век всеобщей индустриализации - это не для слабонервных. Я даже написал киносценарий на тему мясокомбината и назвал его - "Мир - это ложь"...
Однако возвратимся в долину Амнунды.
Мы вышли к подошве высокой горы, над которой ветерок проносил клочья тумана из-за хребта. И там, в высоте, под близким солнцем, увидели пасущихся оленей - маток. Они были далеко, на горных луговинах - морянах, и как ни в чём не бывало, ели сочную травку, переходя с места на место, как пасущиеся коровы. Я с восторгом показал их Юре.
- Ты посмотри- с волнением говорил я, - они ведь ни на кого внимания не обращают. Тут им безопасно, словно - в воплощённом раю!