Страница 17 из 19
Подчеркнем, что всех наших святых этого периода Церковь канонизировала поздно, после открытия нетленных мощей и многих чудес от них, т. е. после явного прославления их Богом. В отличие от многих современных канонизаций Московской патриархии, святость древних святых Русской Церкви несомненна. И такая святость далеко не всегда совпадает с разумной и успешной государственной деятельностью.
И, тем не менее, находились среди наших благоверных князей люди, совмещавшие качества святого и национального героя. Первым здесь идет, конечно, просветитель Руси св. Владимир, за ним – князья Андрей Боголюбский и Александр Невский. Эти князья были и храбрыми воинами, бившимися во многих битвах на первом ступе (т. е. в первом ряду) и мудрыми правителями, и волевыми государями. Как национальные вожди, они смотрели дальше своих современников, решали не только текущие задачи, но и закладывали основы национального и государственного бытия русского народа. Как святые духовно чуткие люди, они понимали идеальные основы миробытия, видели в окружающих событиях Промысел Божий, и вели свой народ в соответствии с волей Божией.
Подлинный национальный герой в нравственном отношении стоит всегда выше своих современников. Главной чертой его является жертвенное служение своему народу и Отечеству. Он не ищет себе личной славы и личной корысти. Поэтому его судьба чаще всего бывает трагична. Большинство современников могут не понять его и не принять его жертвы, даже оклеветать его, ближайшие потомки могут забыть о нем. Поэтому истинный национальный герой редко становится национальным вождем, тем, которому поверили и за которым пошли массы. Во главе с подлинным национальным вождем народ может совершать великие подвиги, внешние и внутренние. Но это бывает в истории не часто. Чаще национальный герой, не признанный большинством современников, совершает свой подвиг в одиночестве, оставленный почти всеми, по образу страдания Христова. Он идет на это, ибо движущая сила его подвига – любовь ко Христу и к своим братьям. И поэтому его подвиг, даже начавшись, как воинский, чаще всего заканчивается, как страстотерпческий. Так было у благоверного князя Михаила Тверского, как было и позже, вплоть до русских героев XX века.
Можно сопоставить для наглядности христианского национального героя, такого, как князь Михаил, с языческими героями, древнегреческими и римскими, представленными, например, в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха. Богато одаренные от природы многими талантами военных и государственных деятелей, герои-язычники еще более обладают огромным самомнением и гордостью. В случае неблагодарности соотечественников, изменения политической конъюнктуры, они, как например Алквиад, Фемистокл или Марций Кариолан, легко переходят на сторону врагов и обращают свои способности против неблагодарного к ним отечества. Не так поступает христианский герой, который по образу Христову, умирает за неблагодарных братьев, но не изменяет им, ибо руководствуется не самоутверждением, а самоотвержением и любовью.
Таким образом, качество святости во Христе, хотя и не всегда совпадает с качествами национального героя и вождя, но не противоречит им, а освящает и возвышает самый подвиг служения своему народу и Отечеству. В критические для народа эпохи, когда ставится под вопрос дальнейшее национальное бытие, для народа нужны и святые, и национальные вожди. Святые, будучи чаще служителями Церкви, воздействуют на народную совесть, возвышают нравственность, содействуют укреплению народного единства, ходатайствуют за народ к Богу. Национальные вожди, показывая личный пример, пробуждают народную волю, энергию и жертвенность, необходимые для национального спасения. Так святые действуют совместно с национальными вождями, ведя народ по путям Промысла Божия.
Отношение к татарскому игу
У дореволюционных русских историков господствовало однозначно отрицательное отношение к татарскому игу. Татарское нашествие, прежде всего, сопровождалось страшным опустошением страны, разгромом и сожжением городов и сел, массовой гибелью и угоном в рабство множества людей. Летописцы-современники назвали нашествие Батыя «погибелью Русской земли» и усматривали в нем апокалипсическое нашествие народов Гога и Магога. Многие города, например такие, как Старая Рязань, вообще исчезли с карты, другие, такие как Курск, были восстановлены лишь через три с половиной столетия. Более двухсот лет в развалинах лежал даже Киев. Вся южная Русь была опустошена, южнее Оки уже начиналось «дикое поле». Демографические потери русского народа от татарских нашествий исчисляются миллионами. Известно, что при карательных походах ханов и набегах разбойничьих отрядов отдельных мурз, главной добычей был «полон», т. е. захваченное население, предназначенное для продажи. При этом на одного дошедшего до Орды приходилось двое погибших при переходе через степи. Один из русских историков подсчитал, что в течении XVI–XVII веков в Турцию было продано около 5 млн. рабов из Московской и Западной Руси. С учетом погибших в пути, людские потери России за два столетия от татарских набегов составляют до 15 млн. При населении Московского государства в середине XVII века 5 млн. человек, это почти три населения страны.
Если так обстояло дело в XVI–XVII веках, не стоит думать, что в XIII–XIV веках положение было лучше. В эти столетия татарские нашествия случались в среднем раз в 14 лет. Такие страшные вторжения, как «Неврюева рать» (1252) или «Дуденева рать» (1292) опустошили всю Северо-Восточную Русь.
Известно, что татары, прежде всего, угоняли в плен ремесленников, разных дел мастеров. Историки отмечают понижение уровня построек и качества всех изделий после татарского нашествия на Руси. Потеря квалифицированных кадров причинила серьезный ущерб всем видам ремесел и искусств.
Грабительская система собирания дани ханскими баскаками и откупщиками, среди которых было немало бухарских иудеев, совершенно разоряли хозяйство Руси. Экономика Орды была чисто паразитической, основанной на рабском труде пленных и собирании обременительной дани с зависимых областей, которые при этом нищали.
Орда, как и все восточные деспотии, не была правовым государством, но держалась на произволе хана и его чиновников. Все решала сила, законы имели вспомогательное значение. Ярлыки, выданные по прихоти хана, могли быть по его же прихоти, и отобраны в любой момент, и потому немного стоили. Любой ханский «посол» к русскому князю не стеснялся грабить всех встречных, любой мурза, если был в силах, организовывал свой набег на русские области. Благоверный князь Михаил был одним из первых, кто разбил один из таких разбойнических татарских отрядов совместно с князем Даниилом Московским в 1291 году. Позже под селом Бортеневым (1317) он разбил большой татарский отряд Кавгадыя, пришедший вместе с Юрием Московским грабить тверские пределы.
Насилие и произвол ханов задерживали экономическое развитие Руси, деморализовали всю общественную жизнь. Потеря национальной независимости всегда приносила побежденным горе: ограбление, нищету, бесправие и рабство.
Татарское иго вовсе не способствовало объединению Руси, как утверждали позднее евразийцы. Наоборот, оно задержало собирание Руси, начавшееся вокруг Суздальского княжества. К началу XIII века Суздальское княжество, укрепившееся трудами таких государей, как Андрей Боголюбский и Всеволод Большое гнездо, являлось лидером среди остальных княжеств, и готовилось стать центром объединения русских земель. Нашествие Батыя и последующее иго, разгромило этот центр, ослабило начавшуюся складываться единую сильную монархическую власть, разделило Суздальское княжество на части, противопоставило их друг другу (Тверь, Москва, Нижний Новгород). Ханы действовали по старому принципу: «разделяй и властвуй», ссорили князей, передавая ярлык на княжение поочередно то одному сопернику, то другому, не давая никому усиливаться, убивая тех, кто казался наиболее опасным.
Но наверное самые тяжелые последствия оставило татарское иго в области народной нравственности и правосознания. Два с половиной столетия в полной зависимости от иноземных завоевателей, постоянный страх за свою жизнь, развили в народе отрицательные черты, известные под названием «рабской психологии». Известно, что этим термином широко злоупотребляли иностранцы и либералы-западники, причисляя к рабской психологии все не понимаемое ими православное благочестие, особенно нелюбимое ими смирение. Русофобы много писали о «рабской душе» русского народа, воспитанной при татарах. Конечно, такие пропагандистские штампы ложны. И, тем не менее, доля правды здесь есть. Карамзин приходил к такому выводу, просто сопоставив народную психологию, поведение масс и ведущего слоя до татарского нашествия и спустя полвека после него. Разница здесь, конечно, заметная. При нашествии Батыя татарам не сдался без боя почти ни один город, ни один князь, все население участвовало в обороне своего города. Через полвека после этого татарские набеги не встречают никакого сопротивления, все разбегаются в ужасе и даже для бегства из плена не всегда имеют волю – часто один татарин гнал человек двадцать и более в полон. По словам летописцев «хлеб не шел в уста от страха». Этот страх толкал многих на раболепие, человекоугодие, на предательство своих, на доносительство, на полицейскую службу в отрядах у баскаков. Страх приучил постоянно лгать и притворяться, хитрить и изворачиваться, носить личину, страх отучил от искренности, честности, правды.