Страница 17 из 17
Потом он тщательно выбрал самое невинное место из дневника Карвена, и позволил Виллету ознакомиться с манерой письма. Доктор очень внимательно рассмотрел неразборчивые вычурные буквы и отметил, что почерк, как и стиль, отмечены печатью семнадцатого столетия, хотя автор дожил до восемнадцатого, так что документы бесспорно аутентичны. Сам по себе текст не содержал ничего необычного, и Виллет запомнил только фрагмент:
«Пяти. 16 окт. 1754. Мой шлюп „Водопад“ отчалил сего дня из Лондона, имея на Борту двадцать новых Людей, набранных в Вест-Индии, Испанцев с Мартиники и Голландских Подданных из Суринама. Голландцы, сдается мне, склонны Дезертировать, ибо услышали нечто устрашающее о сем Предприятии, но я пригляжу за тем, чтобы заставить их Остаться. Для мистера Найта Декстера в Массачусетсе 120 штук камлота, 100 штук тонкого камлота разных цветов, 20 штук синей фланели, 50 штук коломянки, по 300 штук чесучи и легкого шелку. Для мистера Грина из „Слона“ 50 галлонов сидра, 20 больших кастрюль, 15 котлов, 10 связок копченых языков. Для мистера Перриго 1 набор столярных инструментов. Для мистера Найтингейла 50 стоп лучшей писчей бумаги. Прошлой Ночью трижды произнес САВАОФ, но Никто не явился. Мне нужно больше узнать от мистера X., что в Трансильвании, хотя до него весьма трудно добраться, и еще более странно, что он не может научить меня употреблению того, чем так изрядно пользовался эти Сто лет. Саймон не писал все минувшие пять Недель, но я ожидаю вестей от него вскорости».
Дойдя до этого места, Виллет перевернул страницу, однако Вард тотчас же помешал ему продолжить чтение и почти выхватил дневник из рук. Доктор успел разобрать лишь пару коротких фраз, но они почему-то врезались ему в память: «Стих из Liber Damnatus (Книги Проклятого) следует читать пять раз на Крещение и четырежды в канун Праздника Всех Святых, засим надеюсь, что сия Вещь зародилась во Внешних Сферах. Это привлечет Того, Кто Придет, если сумею сделать так, что таковой непременно явится, и станет помышлять он лишь о Прошлом, и проникнет взором сквозь Все прошедшие годы, так что я должен иметь готовыми Соли либо то, из чего приготовлять их».
Больше Виллет ничего не успел увидеть, но даже беглый взгляд на страницу по неведомой причине заставил по-новому, с каким-то смутным ощущением ужаса, посмотреть на изображение Карвена, словно с насмешкой взиравшего на него с панели над камином. Потом доктора долго преследовала странная иллюзия: ему казалось, что глаза портрета обрели собственную жизнь и имеют обыкновение поворачиваться в ту сторону, где находится юный Вард. Перед уходом Виллет подошел к изображению, чтобы рассмотреть его поближе; заново поразившись сходству с Чарльзом он постарался запечатлеть в памяти каждую деталь загадочного облика, запечатленного с необыкновенной тщательностью. Он отметил даже небольшой шрам или углубление на гладком лбу над правым глазом. Создатель картины, Космо Александер, сказал себе доктор, своим мастерством умножил славу его родной Шотландии, взрастившей Реборна, а учитель достоин знаменитого ученика, Джилберта Стюарта.
Получив уверения от доктора, что душевному здоровью Чарльза ничто не угрожает и он занят исследованиями, которые могут оказаться весьма важными, родители Варда сравнительно спокойно отнеслись к тому, что в июне юноша решительно отказался от учебы в колледже. Он заявил, что должен заняться гораздо более серьезными вещами, и выразил желание отправиться на следующий год за границу, чтобы ознакомиться с различными отсутствующими в Америке источниками, где могут содержаться сведения о Карвене. Вард-старший счел подобную просьбу абсурдной для молодого человека, которому едва исполнилось восемнадцать, и неохотно смирился с тем, что Чарльз не получит высшее образование. Итак, после отнюдь не блестящего окончания школы Мозеса Брауна, Чарльз в течение трех лет занимался оккультными науками и поисками на городских кладбищах. Его стали считать чудаком, а он, думая лишь о своих изысканиях, больше, чем прежде старался избегать встреч со знакомыми и друзьями родителей, и лишь изредка совершал поездки в другие города, чтобы сверить не вполне понятные ему места из текстов. Однажды он отправился на юг, чтобы поговорить со странным старым мулатом, обитавшим в хижине среди болот, о котором газеты напечатали заинтересовавшую Варда статью. Он добрался до небольшого горного селения, откуда пришли вести о совершающихся там необычных ритуалах. Но, как ни старался, не добился разрешения посетить Старый Свет.
Став совершеннолетним в апреле 1923 года и получив чуть раньше наследство от дедушки с материнской стороны, Вард наконец сумел отправиться в Европу, в чем ему до тех пор отказывали. Относительно маршрута своего путешествия он лишь заявил, что для успеха исследований придется побывать в разных местах, но обещал регулярно и подробно писать родителям. Увидев, что его невозможно переубедить, они перестали ему препятствовать, напротив, помогли по мере сил. Итак, в июне молодой человек отплыл в Ливерпуль, сопутствуемый прощальными благословениями отца и матушки, которые проводили его до Бостона и, стоя на набережной Уайт-Стар в Чарлстоне, махали платками до тех пор, пока пароход не скрылся из виду. В письмах сын сообщал о благополучном прибытии, о том, что нашел хорошую квартиру на Рассел-стрит в Лондоне, где предполагал остановиться, пока не изучит все интересующие его источники Британского музея, избегая встреч с друзьями семьи. О своей повседневной жизни он сообщал очень мало, очевидно, потому, что рассказывать было не о чем. Чтение и химические опыты занимали все его время; в письмах упоминается лаборатория, которую юноша устроил в одной из комнат. Родители Варда сочли добрым предзнаменованием то, что он ни словом не обмолвился о своих исторических изысканиях в этом замечательном древнем городе с его манящей перспективой старинных куполов и остроконечных кровель, с лабиринтом дорог и улиц, которые то свиваются в клубок, то разворачиваются в амфитеатры удивительной красоты. Они решили, что такое молчание свидетельствует о всепоглощающем интересе к некому новому объекту исследований.
В июне 1924 года Вард сообщил о своем отбытии из Лондона в Париж, куда он несколько раз ненадолго заезжал, чтобы ознакомиться с материалами, хранящимися в Национальной библиотеке. Следующие тримесяца он посылал лишь открытки с адресом «улица Сен-Жак», в которых говорилось, что он занимается исследованием редких рукописей в одной из частных коллекций. Он избегал знакомых, и ни один из побывавших там земляков не передавал отцу известий о встрече с его сыном. Затем наступило молчание, и в октябре Варды получили цветную открытку из Праги, извещавшую, что Чарльз находится в этом старинном городе, чтобы побеседовать с неким человеком весьма преклонного возраста, последним, как предполагал юноша, обладателем записей, содержащих любопытные сведения об открытиях средневековых ученых. Чарльз отправился в Нойштадт и до января оставался там, затем послал несколько открыток из Вены, написав, что находится здесь проездом по пути на восток, в небольшой городок, куда его пригласил один из корреспондентов и коллег, также изучавший оккультные науки.
Следующая открытка получена из Клаузенбурга в Трансильвании; в ней Чарльз сообщал, что почти добрался до цели. Он собирался посетить барона Ференци, чье имение находится в горах восточнее Рагузы, и просил писать ему туда на имя этого почтенного дворянина. Еще одна открытка отправлена из Рагузы, в ней юноша сообщал, что хозяин замка послал за ним свой экипаж и он покидает город. Затем наступило длительное молчание. Он не отвечал на многочисленные письма родителей, и лишь в мае сообщил, что вынужден расстроить план матери, желающей встретиться с ним в Лондоне, Париже или Риме в течение лета (Варды решили совершить поездку в Европу). Его работа, писал Чарльз, занимает так много времени, что он не может оставить имение барона Ференци, а замок находится в таком состоянии, что вряд ли родители захотят его там посетить. Он расположен на крутом склоне, среди гор, заросших густым лесом, и простой люд избегает там появляться, так что любому посетителю поневоле станет не по себе. Более того, сам хозяин родового гнезда вряд ли понравится благопристойным, консервативным пожилым уроженцам Новой Англии. Его вид и манеры могут внушить отвращение, и он невероятно стар. Лучше подождать его возвращения в Провиденс, убеждал родителей юноша, что, очевидно, произойдет очень скоро.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте