Страница 16 из 17
После ухода рабочих Чарльз окончательно переселился в библиотеку. Расположившись за столом, он переводил взгляд с разложенных перед ним бумаг на портрет, который взирал на него, словно состарившее облик юноши зеркало, зримое напоминание о прошлых столетиях. Родители Чарльза, размышляя впоследствии о поведении сына в тот период, сообщают интересные детали о том, как он старался скрыть предмет своих исследований. В присутствии слуг юноша редко прятал рукописи, ибо совершенно справедливо полагал, что они наверняка не разберутся в архаичной и причудливой вязи Карвена. Однако в присутствии родителей он проявлял большую осторожность, и если изучаемый документ не был зашифрован, не казался нагромождением загадочных символов и неведомых идеограмм (так выглядела рукопись «Тому, Кто Придет Позже…»), он быстро накрывал его первым попавшимся листом. На ночь юноша крепко запирал бумаги в старинный шкафчик, стоявший у него в библиотеке. Так же он поступал всякий раз, выходя из комнаты. Вскоре Вард-младший возобновил привычный образ жизни, но долгие прогулки по городу и другие, столь любимые прежде развлечения вне стен дома, больше не привлекали его. Весьма некстати, возобновились занятия в школе, где Чарльзу предстояло закончить выпускной класс; он часто высказывал желание забыть о поступлении в колледж. Юноша твердил, что ему предстоят необычайные, особо важные исследования, которые дадут гораздо больше знаний, чем все университеты мира.
Понятно, что лишь тот, кто с самых юных лет отличался странностями в поведении, склонностью к одиночеству, прилежанием и любовью к наукам, мог так долго преследовать столь странную цель, не вызывая удивления окружающих. Вард же был прирожденным ученым-отшельником, поэтому отец и мать не столько удивлялись, сколько сожалели о его строгом затворничестве и скрытности. Однако родители сочли необычным, что он не продемонстрировал ни единого фрагмента найденного им сокровища, и фактически утаивал все, что ему удалось узнать. Свою скрытность и таинственность Чарльз объяснял тем, что хочет подождать, пока не откроет нечто действительно важное, но проходящие недели не приносили ничего нового; между юношей и родными росла стена недоверия, нарастала напряженность, чему способствовало бурное неодобрение того, чем когда-то занимался зловещий предок Варда, которое постоянно высказывала миссис Вард.
В октябре юноша снова начал посещать библиотеки, но его больше не интересовала старина. Теперь он с головой ушел в изучение колдовства и магии, оккультных наук и демонологии. Когда источники в Провиденсе оказывались недостаточными, он отправлялся на поезде в Бостон или Нью-Йорк и черпал из сокровищниц большой библиотеки на Копли-сквер, библиотеки Вайденера в Гарварде или научной библиотеки Сиона в Бруклине, где хранятся редкие толкования библейских текстов. Он покупал множество книг и заказал несколько рядов книжных полок для вновь приобретенных трудов по разным оккультным дисциплинам. Во время рождественских каникул Чарльз предпринял ряд поездок, в том числе в Салем, где изучал записи в Институте Эссекса.
К середине января 1920 года с ним произошла разительная перемена: с лица Варда-младшего не сходила улыбка победителя, он перестал корпеть над шифрованными текстами Хатчинсона. И снова никаких объяснений. Вместо изучения рукописей он занялся химическими опытами, приспособив для исследований заброшенный чердак; кроме того, постоянно рылся в целых грудах записей городских актов. Опрошенные позже аптекари представили длинные списки веществ и инструментов, которые заказывал юноша, а чиновники городской ратуши, мэрии и служащие нескольких библиотек в один голос говорят об объекте его интереса. Вард неутомимо разыскивал могилу Джозефа Карвена, с надгробия которого в свое время столь мудро и предусмотрительно стерли имя покойного.
Мало-помалу родители уверились, что с сыном творится что-то неладное. У Чарльза всегда отмечались небольшие странности, он и ранее легко менял увлечения, но растущая скрытность, тяга к уединению и полная поглощенность какими-то непонятными поисками необычны даже для него. Он только делал вид, что учится, и хотя ни разу не провалился на экзаменах, было заметно, что его прежнее прилежание полностью исчезло. У юноши появились совсем другие интересы: он колдовал в своей химической лаборатории в окружении древних опусов по алхимии, рылся в старых записях погребений во всех церквах города или, словно зачарованный, склонялся над книгами по оккультным наукам в библиотеке, где удивительно схожее, — вернее даже, все более схожее, — с ним изображение Джозефа Карвена бесстрастно взирало на своего потомка с панели на северной стене.
В конце марта к архивным изысканиям Варда прибавились таинственные вылазки на заброшенные кладбища. Позже, благодаря чиновникам мэрии, выяснилось, что он, вероятно, нашел в старых книгах нечто, позволявшее обнаружить, где покоится прах купца. Кроме могилы предка его почему-то интересовало место погребения некоего Нафтали Филда. Причина выяснилась, когда в бумагах юноши нашли копию краткой записи о похоронах Карвена, чудом избежавшую уничтожения, где сообщалось, что загадочный свинцовый гроб закопали «…на 10 футов южнее и 5 футов западнее могилы Нафтали Филда в…» Здесь предложение обрывалось, и то, что не сохранилось название кладбища, сильно осложнило поиски, а захоронение Филда поначалу казалось такой же призрачно-неуловимой химерой, как и самого Карвена. Однако в случае с первым не существовало общего заговора молчания — без сомнения, рано или поздно найдется его надгробный камень, даже если все записи утеряны. Отсюда и скитания Чарльза по городским кладбищам; он обошел стороной лишь то, что при церкви святого Иоанна (бывшая церковь Кинга), и не осматривал старинные могилы Конгрегациональной церкви в Свен-Пойнт, поскольку узнал, что Нафтали Филд был баптистом.
4.
В мае, ознакомившись со сведениями о Карвене, которые Чарльз сообщил родителям до того, как окружил свои изыскания такой тайной, доктор Виллет по просьбе Варда-старшего поговорил с молодым человеком. Беседа не принесла явной пользы и не привела к ощутимым последствиям, ибо доктор убедился, что Чарльз полностью владеет собой и просто поглощен делами, которые считает очень важными, но она по крайней мере заставила юношу дать некоторые рациональные объяснения своих последних поступков. Вард-младший, принадлежащий к типу сухих и бесстрастных людей, которых нелегко смутить, с готовностью согласился поведать о том, как идут поиски, однако умолчал обих цели. Он признал, что бумаги прапрапрадеда содержат некоторые тайны науки прошлых столетий, большей частью зашифрованные, важность которых сравнима только с открытиями Бэкона, или даже превосходит их. Но чтобы полностью постигнуть значение и суть этих тайн, необходимо соотнести их с теориями того времени, многие из которых ныне полностью устарели или забыты; если же рассматривать их в свете современных научных концепций, то и смысл их, и немалая ценность окажутся непонятными. Чтобы занять достойное место в истории человеческой мысли, их следует представить на фоне достижений периода, когда они возникли; именно такую задачу поставил перед собой Вард. Он стремился как можно быстрее постигнуть забытые знания и искусства древних, без которых невозможно объяснить смысл разработок Карвена, и надеялся когда-нибудь сделать исчерпывающий доклад о предметах, представляющих необычайный интерес для человечества, особенно для науки. Даже Эйнштейн не мог бы глубже изменить понимание сущности мирового порядка, утверждал юноша.
Что же касается поисков на кладбище, то Вард-младший охотно признал, не посвятив, впрочем, доктора в детали, что у него есть причина полагать, что на изуродованном надгробии Джозефа Карвена имеются некие мистические символы, выгравированные согласно его завещанию и оставшиеся нетронутыми, когда с камня сбивали его имя. Они, заявил юноша, совершенно необходимы для окончательной разгадки удивительной теории Карвена. Разговор с Вардом показал доктору, что юный исследователь желал во что бы то ни стало сохранить тайну и хитроумно скрыл подлинные результаты своих открытий. Когда Виллет попросил его показать документы, найденные за портретом, тот выразил недовольство и попытался отделаться от собеседника, подсунув ему фотокопию манускрипта Хатчинсона вместе с формулами и диаграммами Орна, но в конце концов продемонстрировал часть своей находки: на «Записи» (название Карвен также зашифровал), содержащие множество формул, разрешил посмотреть лишь издали, зато дал возможность взглянуть на послание «Тому, Кто Придет Позже», поскольку оно написано непонятными для непосвященного знаками.