Страница 72 из 101
Так прошла первая неделя. Княжич Долгоруков себя словно сжал в кулак. Боль, боль, боль! Боль и жуткая усталость везде, ни отсталость, ни кровинки, ни жилки, ни косточки не тронутой болью. Он стала своеобразной частью сознания юного невольника, охватив все существо. Даже мир померк, стал черно-белым, а конечности превратились в протезы, теряя чувствительность, кроме ощущения, что твоя плоть в сплошном кипятке. Впрочем, на восьмой день Авениру уже стало чуть легче, даже окружающее воспринималось уже не так расплывчато и дико. В этот день рабам во время обеда, дали в честь праздники полежать один часок. Авенир вытянулся в траве, он уже мог спать, даже не смотря на распоротую, быстро заживающую на юном, здоровом теле кожу. Его сосед, уже видимо бывалый в тяжелом рабстве мальчишка заметил:
- У тебя стало пропадать безразличие в глазах. В них читается не только мука, это значит, что ты, скорее всего еще продержишься не один год.
Оживающий Авенир, любопытствуя, спросил соседа:
- А ты давно тут?
Тот с некоторой гордостью ответил:
- Уже четвертую весну! Мне было одиннадцать когда, я попал сюда, а уже четырнадцать. Из той партии рабов, что я начинал, нас вместе пригнали, выжило не более половины. Причем большинство умерли в первый же месяц. Так что можешь себя поздравить с первым взятым барьером!
Потомок князей Долгоруких с нарочитой веселостью, подмигнул в ответ:
- Надеюсь и не последним! Придет время, и разогнем плечи, станем свободными! Пусть рабство сгинет в бездну навсегда!
Напарник сразу же ответил:
- Пусть сгинет! Мне зовут Николай, а тебя как?
- Авенир! Или точнее княжич Авенир Долгоруков!
Мальчишки пожали друг другу руки и снова приступили к работе. Княжич-раб даже зримо ощутил некое облегчение. Так миновал и этот день, после чего последовал куда более спокойный, чем прежде сон. Но вот на следующий...
После завтра новичков( их стало уже на три мальчика меньше) отвели отдельно объявили:
- Слушайте мерзкие рабы-малолетки! Вас теперь должны навечно пометить, чтобы вы преданно служили своим хозяевам! - Главный надсмотрщик, произнося подобные слова, ревел как медведь. - И без глупостей, пуанцовка будет по всем правилам, раскаленным железом на грудь! А теперь шагом марш.
Авенир невольно содрогнулся, его страшила не столько боль, к которой он уже успел привыкнуть, как унижение... Его клеймят как последнюю скотину, как... Раба! А значит: это будет обозначать последнее расставание со свободным прошлым и счастливым детством! Надо что-то придумать, что такое, чему ....
Неожиданно рядом с мальчишкой оказалась высокая, атлетически сложенная девушка, в одних лишь прозрачных трусиках. Она выглядела не слишком естественно, так как обычно мужчины и женщины работали раздельно, да и янычары в каменоломнях, и при возведении стен слабый пол использовали редко. Ну разве, что в качестве наказания слишком уж строптивых рабынь.
А девушка к тому же была настолько прекрасна, с золотисто-оливковой, чистой и гладкой не смотря на все удары плеткой кожей, и сусальным цветом волос, что её место в гареме султана, а не на каторге. Но что возьмешь с Богини-Создательницы. Она даже нарочно провоцирует надсмотрщика, чтобы тот огрел её плеткой, показав босыми пальцами ног ему кукиш.
Затем нежные руки обняли за шею и плечи княжича. Сильная, ноющая боль от скопившейся молочной кислоты пропала. Равные писуги от плеток на спине перестали ныть, а волдыри от факела сошли.
Арлекинада тихо шепнула мальчику-рабу, на ушко:
- Ты не бойся! Будь мужчиной и терпи... Как терпят даже Всемогущие Боги!
Надсмотрщик злобно окрикнул девчонку-демиурга и яростно вложившись в удар огрел её бичом. На мускулистой спине появилась алая полоска. Арлекина содрогнулась и чмокнула на прощание Авенира в пересохшие от жажды губы:
- Мужайся!
Снова её спину обрушивается плеть. Османам и не вдомек, что они на самом деле созданы не Аллахом, а это голоногой девицей-рабыней, спину и плечи которой "ласкает" кнут. Арлекинада изгибает ножку и ловко ловит босыми пальчиками летящую к ней плеть. У османского надзирателя вылезают глаза из орбит, он пытает вырвать плетку назад, а рабыне дергает, заставляя надсмотрщика грохнуться на камни.
Тут же богине-демиургу подскакивают многочисленные стражники, и начинают лупить со всех сторон плетьми. Мускулистая, почти нагая девушка, сгибается под градом плетей. Её лупят так, что лопается упругая, золотисто-медная кожа. Стекает кровь... Арлекинада тихо стонет - уже по-настоящему больно. Избиваемая кнутами обнаженная рабыня, это уже не так гордая и надменная Создательница секстильонов обитаемых миров. Она теперь кажется жалким, и окровавленным месивом из лавки мясника.
Арлекинада в почти обычном человеческом теле, чтобы все познать и все прочувствовать. Она может уставать, ощущать жуткую боль, и даже терять создание. Или захотеть отключиться, когда больно так, что уже нет желания получать добавку.
Когда девчонка затихла, надсмотрщики прекратили избиением. Затем чернокожий стражник уже по традиции поднес пылающий факел, к босым ногам, и огрубевшим, мозолистым пяткам разбитой в месиво девицы. Послышался треск пламени, и разнесся сильный запах паленого мяса. Голодные мальчишки-невольники невольно потянули носами, аппетитный аромат, напоминающий жаренный шашлычок.
Арлекинада громко вскрикнула, и вскочила. Девушка шатало, по всему её телу протекали кровавые ручейки, а кожа рассечена. Тем не менее, он пусть и нетвердо, держалась на ногах. Её лицо побледнело, под изумрудно-сапфировыми глазами проступили темные круги, но взгляд сохранял достоинство и властность.
Старший надсмотрщик сухо приказал:
- В кандалы её... Пускай сегодня отлежится, а завтра вкалывает в оковах!
Прихрамывая Арлекинада отправилась к рабскому бараку...