Страница 13 из 46
Но далее, со слов Бернарда Шоу, произошла настоящая трагедия:
"...Библейские басни проняли дядю так сильно, что он отказался носить ботинки, толкуя: скоро его возьмут на небо, как Илию, а ботинки в небесном перелете только помеха. Не остановившись на этом, он увешал свою комнату белым полотном, сколько мог собрать со всего дома, и объявил себя духом святым. Потом умолк и никогда уже более не размыкал уст. Жену предупредили, что эти тихие причуды могут со временем принять опасный оборот, и его поместили в частную психиатрическую лечебницу на северной окраине Дублина. Отец решил, что дядю, может быть, приведет в чувство призыв трубы, но трубы найти не удалось. Недолго думая, отец прихватил с собой в лечебницу флейту. Дядя молча созерцал флейту, потом сыграл на ней "Милый дом родной". Тем отец и удовольствовался, ничего больше из дяди вытянуть не удалось. Дня через два дяде донельзя загорелось быть на небе, и он решил ускорить свое отбытие туда. От него вынесли все подозрительные предметы, но не учли, что Шоу могут быть очень изобретательны - вольно же было оставить при дяде саквояж! Он просунул в него голову; сдавив шею створками, силился ее оторвать и умер от разрыва сердца. Мне очень хочется верить, что он получил свое небо, как Илия. Это был человек мужественный, добрейшая душа и, как говорится, никому не враг, кроме самого себя...".
Дядя Уолтер, брат матери, был корабельным врачом на трансатлантическом судне. Между рейсами он часто останавливался у Шоу. О нём Бернард Шоу вспоминал следующее: "...Брат матери блестяще пользовался цветистым языком, наполовину вынесенным из жизни, а наполовину почерпнутым в Библии и псалтыре. Не знаю, как сейчас, но в те дни речь корабельной братии обильно уснащалась раблезианской божбой. Фальстаф спасовал бы перед дядей по части неприличных анекдотов, прибауток и безудержного богохульства. Кто перед ним сидел, приятели-мореходы или малолетний племянник, - ему дела не было: он старался с одинаковым удовольствием. Вообще, надо отдать дяде справедливость - непечатным словом он пользовался искусно, никогда не опускаясь до пустого сквернословия. Он знал край, чувствовал меру, не бросался сломя голову на подвернувшуюся тему, придирчиво отбирал, что получше, находил отличные выражения. И тем вернее губил мое безотчетное детское преклонение перед многословием религии, ее легендами, символами и притчами. В свете моей будущей миссии преисполнен высокого значения тот факт, что я подошел к основам религии, познав исподнюю пустоту ее вымыслов и натяжек...".
Таким образом, краткое и выразительное, а также во многом, парадоксально-специфическое утверждение Бернарда Шоу о своём детстве: "Не детство, а каторга!", скорее всего, можно объяснить не только спецификой его семейной и школьной жизни, но и особенностями его личности, сформированной и другими причинами и следствиями, в том числе и "отголосками" наследственности.
Семейная "специфичность" не обошла стороной и родителей Бернарда Шоу. О некоторых странностях Карра Шоу уже упоминалось ранее, но о паре неординарных событий из жизни отца знаменитого драматурга всё-таки следует рассказать. Отец Бернарда Шоу, хотя и был неагрессивным алкоголиком, явно злоупотребляющим спиртным, однако, на удивление всем окружающим, долгие годы обладал очень крепким здоровьем. По утверждению знаменитого драматурга, очень многие его дядюшки, тетушки и кузины играли на всех мыслимых инструментах, однако именно отец нарушал семейный покой, неумеренно увлекшись тромбоном. И, удивительное дело, - эта страсть отблагодарила его хорошим здоровьем. И далее Бернард Шоу делает специфично-парадоксальный вывод: "Против игры на духовых инструментах можно выдвинуть только один аргумент - она немыслимо продлевает жизнь. Желаете уберечься от туберкулеза, алкоголизма, холеры - словом, хотите бессмертия - выучитесь хорошо играть на тромбоне и дудите себе на здоровье!".
Необычность такого утверждения Бернарда Шоу заключается в том, что он "открытым текстом" сообщает величайший секрет (!) тем, кто желает иметь крепкое здоровье: "Ребята, не тратьте напрасно годы своей жизни на изучение йоги, акупунктуры, рефлексотерапии, шиацу, рейки, кинезиологии, хиропрактики и прочих альтернативных видов лечения!.. Лучше купите себе тромбон и дуйте в него - на здоровье себе и своим соседям!..". Более того, Бернард Шоу, рекомендует заниматься "этим делом", - очень полезным для здоровья, - не поодиночке, а коллективно: "Вооружившись тромбоном, мой отец имел обыкновение собирать вокруг себя компанию примерно человек в двадцать - все люди высокого духовного благородства - и прогуливаться летними вечерами вдоль реки, на окраине городка, с патриотическим рвением менестрелей услаждая слух сограждан... ".
Вторая специфическая ситуация сыграла в жизни Карра Шоу не меньшую роль, чем игра на трамбоне, хотя и существенно подорвала доверие Бернарда Шоу к собственной теории о пользе для здоровья игры на тромбоне. Через годы, в воскресный день и у самых дверей дома, с отцом Бернарда "случился легкий удар и пришлось выбирать - либо бросать пить, либо помереть". По утверждению сына: "Он бросил пить и уже до конца жизни не брал в рот спиртного".
Определённые странности и специфические ситуации имели место и в жизни Люсинды Элизабет Шоу - родной матери знаменитого драматурга Шоу, о которой в книге "Бернард Шоу" Хескета Пирсона пишется следующее:
"Только миссис Шоу такая жизнь не веселила: она родилась без смешинки во рту. Да к тому же и воспитывали ее, как и полагается деревенской барышне, в расчете на прекрасное положение в обществе и необходимую материальную обеспеченность, а к тридцати годам она уже погибла в глазах общества - связана с пьяницей, на руках трое детей, с деньгами всегда плохо. Надо быть Фальстафом в юбке, чтобы в таком положении радоваться жизни. Ей ничего другого и не оставалось, как махнуть рукой на мужа и перестать замечать детей. Добрые наклонности заложены в человеке с рождения, считала она; "никогда не срывала свои обиды на детях", никогда не интересовалась, как они себя ведут, что едят, что пьют: воспитание потомства она поручила природе - авось вырастут. Детей она записала в разряд явлений природы, и на этой "мудрости молочницы" успокоилась. Незлобивая, всегда одинокая, терпеливо сносящая обиды - но беда, когда ее долготерпению приходил конец! Скрытная и себе на уме, она обладала отзывчивым сердцем, но сердце у нее было маленькое. Впоследствии сын будет только руками разводить: как ее угораздило стать матерью троих детей?".
Однако, вопреки вышеизложенным утверждениям автора книги и самого Бернарда Шоу, мать будущего знаменитого драматурга всё-таки оказалась не бесчувственной и смирившейся женщиной, безвольне плывущей "по воле волн". Она была одарённой личностью, имеющей удивительно чистое меццо-сопрано. И неожиданно стала брать уроки пения у Джорджа Вандалера Ли - учителя музыки, жившего на соседней улице и считавшегося большим чудаком. Это был человек, обладающий "завораживающей энергией и жизнеспособностью", единственной радостью которого было искусство пения. Он много лет потратил на эксперименты и разработал оригинальный метод подготовки певцов, непохожий на все существующие. Преподаватели-ортодоксы его ненавидели и обзывали шарлатаном. Однако Вандалер Ли, с удивительной настойчивостью и упрямством устраивал концерты и оперные спектакли, дирижировал, и под его руководством сносно звучали даже любительские оркестры. Свой метод он испытал на миссис Шоу, и вскоре она превратилась в его ревностную ученицу.