Страница 11 из 46
После гувернантки какое-то время обучением Бернарда занимался дядя-священник, благодаря которому племянник, по его же утверждению: "знал латинскую грамматику лучше любого мальчика в первом классе, куда меня сунули". А "сунули" родители 10-летнего Бернарда в дублинскую методисткую школу, в которой их сын вскоре зарекомендовал себя совершенно никудышним учеником. И этому не следует удивляться, ибо такую "правду" признаёт сам Шоу : "Учась в "методистской", я никогда не делал дома уроков. Был я в те лета неисправимым лодырем и балбесом и, не моргнув глазом, сочинял себе любые оправдания".
И далее герой книги поясняет причины своей "неисправимости":
"Я не могу запомнить того, что меня не интересует. У меня капризная память, причем выбор ее не отличается строгостью. Я совершенно лишен стремления меряться с кем-нибудь силами, равнодушен к поощрению и похвале и, понятно, не люблю конкурсных экзаменов. Если победа достается мне, разочарование моих соперников меня не радует, а огорчает. Поражение же ранит мое самолюбие".
Однако... Вышесказанное совсем не мешает "откровенничать" Бернарду Шоу в несколько "ином ключе":
"Кроме того, у меня достаточно веры в свои силы и ни к чему мне искать им удостоверения в какой-то там "степени", в золотой медали, да в чем угодно. Если бы учитель смертным страхом мучил учеников и те, страшась жестокого наказания, с отчаянным усердием зубрили бы свои уроки, - в такой школе я бы еще чему-то научился. Но мои педагоги смотрели на меня сквозь пальцы, к своему профессиональному долгу подходили кое-как, да им и времени на всех нас не хватало. Так я ничему и не выучился, а ведь мог бы - просто заинтересовать никто не сумел. И слава богу: из-под палки хорошие дела не делаются. Вколачивать в человека нежелательную ему премудрость так же вредно, как кормить его опилками".
Не увлекла Бернарда и математика, так и оставшаяся для него голой абстракцией: "Логарифм - неведомое мне понятие, я не поручусь верно извлечь корень квадратный из четырех... Если мне нужно сделать арифметические выкладки, я записываю каждое действие на бумаге - занятие медленное и тоскливое, а, главное, нисколько не дающее мне уверенности в конечном результате. Итог я проверяю дополнительными расчетами - снова горожу целый лес цифр. Предложите мне сложный арифметический пример - скажем, возведение в куб четырехзначного числа. Мне нужны грифельная доска, полчаса времени и - ответ выйдет неверный... Я был редким тупицей в счете, и только на четырнадцатом году одолел задачу: сколько можно купить селедок на одиннадцать пенсов, если полторы селедки идут за полтора пенса?".
По утверждению Шоу, школа для него была хуже тюрьмы: "В тюрьме вас все-таки не принуждают читать книги, написанные сторожем или комендантом (хотя если бы они писали приличные книжонки, то не были бы сторожами и комендантами). В тюрьме вас не бьют и не пытают за то, что в вашей голове не застревает содержание этих сочинений. Вас никто не заставляет сидеть и слушать унылые прописи надзирателя о предмете, до которого ему нет ни дела, ни разумения, и, стало быть, вам он тоже ничего не втолкует. В тюрьме могут истязать физически, но ума вашего никто не тронет; вас даже оградят от буйства и дикости товарищей по несчастью. У школы нет ни одного из этих преимуществ. <...> Я бы со спокойной душой подорвал все школы динамитом, но к данной школе это не подходило: она гарантировала мне покой в рабочие часы. <...> Кому нужны школы? Родителям. Они не хотят обременять себя обществом своих чад и в то же время желают держать их подальше от всяких неприятностей. Школы нужны учителям это их кусок хлеба. Школы важны, наконец, как общественные институты, ибо качают деньги из народа...".
В книге "Бернард Шоу" Хескета Пирсона пишется и о том, что после методистской школы Бернард Шоу сменил еще две-три школы, не поколебавшие его убеждения в том, что "если учить с усердием - как раз неуч и выйдет": "Ведь "все, что только есть противоестественного, утомительного и тягостного, признается добрым делом и с усердием испытывается на детях"!". Его, например, с отменной последовательностью учили "лгать, пресмыкаться перед сильными, научили грязным историям, привили гнусную привычку обращать в сальную шутку все, что касается любви и материнства, убили все святое, сделали увертливым зубоскалом, трусом, искушенным в подлом искусстве помыкать другими трусами". О годах своего ученичества он выскажется кратко и выразительно: "Не детство, а каторга!".
***
Осмелюсь предположить, что прочитав подобные утверждения о школе со стороны великого драматурга, многие учителя и родители, придут в величайшее негодование - причём, не в адрес Бернарда Шоу, а в адрес составителя данной подборки материалов: мол, к чему призываешь, неразумный человек?!.. Однако, позвольте, если не оправдаться, то хотя бы уведомить о том, что в книге Хескета Пирсона есть и такие строки о Бернарде Шоу: "...На склоне жизни он шагнул однажды на попятный. Союз вспомоществования гувернанткам прислал обычную просьбу о подписке. Он тотчас понял, какой глупостью была его похвальба. Да, школа ничему не научила, только задержала его развитие - хуже, чем за решеткой, право. Но, кто же успел научить мальчика всему еще до школы? Конечно же, гувернантка, мисс Каролина Хилл. А он, дурень, высмеял ее!.. Раскаяние и стыд жгли его, когда он выписывал Союзу ежегодную субсидию, довольно, впрочем, скромную, если задуматься о тяжести его проступка...".
Давайте вспомним и о таких строчках А.С. Пушкина:
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг...
А ведь Бернард Шоу был, если не гениальным, то талантливым драматургом - причём не только "другом", но и автором многих парадоксальных афоризмов и высказываний.
Давайте также вспомним, что парадоксом, как правило, называют странное мнение или высказывание, расходящееся с общепринятыми мнениями, научными положениями, а также мнение, противоречащее (иногда, только на первый взгляд) здравому смыслу или фактическому положению дел и обстоятельств. Впрочем, для парадоксов присуще всё: как ожидаемое, так и неожидаемое; как возможное, так и невозможное; как вероятное, так и невероятное... А то, что "в скобках" и "на первый вгляд", может неожиданно и легко оказаться "за скобками" и "вне взгляда.
Уж чего-чего, а парадоксов в книге Хескета Пирсона - более чем достаточно! Ведь Бернард Шоу не только много творил, но и немало "вытворял", в том числе и парадоксальное. Причём, не только ради "красного словца", но и ради того, чтобы встряхнуть сознание своего читателя, заставить посмотреть на жизнь и на всё окружающее не с точки зрения рядового обывателя, а с точки зрения познающего мир не чужим, а собственным умом.
Бернард Шоу ещё в детстве многим не походил на своих сверстников. В 6-летнем возрасте он, обнаружив в загородном доме двоюродной бабушки "Тысячу и одну ночь", был настолько потрясен книгой, что по утрам, едва увидев свет между ставнями - мигом выскакивал из постели, распахивал окно и читал, пока не придут будить. Несколько позднее, он называл "смертельной тоской" крикет - любимую игру своих сверстников, а многие детские книги, в том числе и "Швейцарского Робинзона", - считал скучными и глупыми книжками. Но зато обожал "Робинзона Крузо" и "Путь паломника". Однако даже эти книги ему вскоре наскучили - "захотелось чего-нибудь новенького".