Страница 14 из 21
Победа кутиев над шумерами и аккадцами объясняется, скорее всего, многочисленностью и, соответственно, численным превосходством захватчиков, ведь по уровню своего развития они существенно уступали жителям Двуречья. По всей видимости, они пребывали на стадии военной демократии вождей, когда возглавлявший объединение племен правитель избирался общеплеменным собранием воинов на срок от двух до семи лет. «Царский список» утверждал, что «племя Кутиум не имело царя», а в так называемой «Хронике Вайднера» указывалось, что кутии «не знали, как управляться законами и (божественными) установлениями».
Последний представитель аккадской династии Саргонидов, сын и преемник Нарам-Суэна по имени Шаркалишарри (2200–2176 до н. э.) еще пытался оказывать организованное сопротивление захватчикам, однако после его смерти на следующие четверть века страна погрузилась в полный хаос, когда на верховную власть одновременно претендовали многие правители, но никто из них не был способен установить контроль над всей страной. Описывая это время, составители «Царского списка» риторически горестно вопрошают:
Кутии, также неспособные установить свою власть над страной, довольствовались грабежом и сбором дани, которые высылали им шумерские и аккадские правители, в некоторых случаях, по всей видимости, низведенные до уровня обычных кутийских наместников. Менее других городов пострадал при этом Лагаш, располагавшийся в стороне от традиционного пути набегов диких горцев, а также, по всей видимости, Урук и Ур, надежно укрытые за полосой болотистой местности. Именно из этих городов, прежде всего из Лагаша, и началось в последней трети ХХІІ в. до н. э. постепенное возрождение Двуречья.
Государство Лагаша включало в это время три крупных города – собственно Лагаш, а также Нана-Сирана и Нгирсу, 131 деревню и охватывало площадь около 1600 км2. Первый известный по источникам после окончательного падения династии Саргонидов местный правитель Ур-Бау смог во второй половине ХХІІ в. до н. э. присоединить к Лагашу также Ур и Урук, существенно расширив пределы подвластной ему страны и сделав свою дочь жрицей в храме Ура. Пользуясь выгодным географическим положением своего государства, прежде всего его труднодоступностью для кутиев, Ур-Бау укрепился на троне, откупаясь от повелителей диких горцев богатыми дарами. Регулярно на север отправлялись ладьи, наполненные дорогим оружием, ювелирными украшениями, золотыми слитками, мебелью (тронами) с инкрустацией, парадными одеждами и драгоценными тканями. Удовлетворенные данью кутии не вмешивались в местные дела, что позволило Ур-Бау упорядочить местные коммуникации и ирригационную сеть, развернув масштабное строительство каналов, храмов и дорог.
После смерти Ур-Бау власть перешла к его зятю по имени Гудеа, сыну жрицы богини Гатумдуг (Нгатумду[г]) от «священного брака» с правителем или жрецом. Официально он не был рожден людьми, что делало его происхождение весьма почетным и обеспечивало высокое положение в традиционном шумерском обществе. Это позволило Гудеа сочетаться браком с одной из дочерей правителя Ур-Бау, а затем, после смерти тестя, получить власть над Лагашем. В равной степени новый правитель унаследовал и основные параметры положения и политики Ур-Бау – номинальную зависимость от кутиев, которым продолжал выплачивать щедрую дань, реальную самостоятельность в пределах подвластной страны и преимущественное внимание к масштабной строительной деятельности и широкой международной торговле.
Французская экспедиция под руководством Эрнеста де Сарзека и Гастона Кроса, проводившая раскопки в Лагаше в последней четверти ХІХ – начале ХХ вв. (на территории современного местечка Телло вблизи канала Шатт аль-Хай), обнаружила почти двадцать скульптурных изображений этого правителя и множество надписей на статуях и глиняных цилиндрах.
Изготавливались статуи из твердого черного диорита, доставлявшегося из страны Маган – северной Аравии. Надписи сохранили богатую информацию о торговых экспедициях и строительной деятельности Гудеа. Они также позволяют определить номинальные и реальные пределы власти лагашского правителя. Так, с одной стороны, в надписях подчеркивалось, что «добрый (или истинный) пастырь» Гудеа был избран собранием местных органов самоуправления, советом старейшин Лагаша. Это позволяет рассматривать его должность правителя как выборную, что было возвратом к шумерским традициям Раннединастического периода. С другой стороны, нигде не называя себя царем, сам Гудеа все же рассматривает свою власть как царскую, ничем и никем не ограниченную, и даже упоминает о тиаре и скипетре как неотъемлемых символах своего поста. Это уже свидетельствует о влиянии более поздних и близких Гудеа по времени традиций, заложенных аккадской династией Саргонидов с их возвышением всевластного правителя.
В целом все это позволяет рассматривать власть Гудеа как гибридную, объединяющую древние шумерские традиции, из которых правитель черпал оформление своей должности как формально выборной, и современные аккадские новации, отражавшие реальные, ничем практически не ограниченные возможности правителя по управлению централизованной страной. Такое мудрое позиционирование со стороны властителя страны позволяло создавать видимость соблюдения древних традиций при одновременном фактическом расширении властных полномочий. Покорность скромного и непритязательного правителя, осознающего свое ничтожество перед лицом богов и зависимость от выдвигавшего его человеческого коллектива была разумной данью традиционным представлениям шумеров о месте человека, в том числе и правителя, в мире людей и богов. Как видим, Гудеа, истинный сын своего народа, оказался более прозорливым и практичным, чем представители аккадской династии Саргон или Нарам-Суэн – правитель Лагаша успешно убрал раздражавшую шумеров форму возвеличивания правителя, сохранив при этом саму суть его исключительного единовластия. Возможно также, в определенной мере такая мудрость Гудеа была до некоторой степени обусловлена зависимостью от кутиев и невозможностью заявлять о своих властных претензиях в условиях выплаты дани северным завоевателям. В таких условиях громогласных заявлений о присвоении себе титула «царя четырех сторон света» не поняли бы ни его собственные подданные, ни, тем более, грозные оккупанты, способные в случае надобности силой показать зарвавшемуся даннику его настоящее место в подвластной им стране. Не случайно некоторые исследователи даже высказывают мысль, что Гудеа был на самом деле не более чем кутийским наместником в Шумере. Оснований для такого вывода более чем достаточно, ведь взаимодействие правителей Лагаша с захватчиками-кутиями было столь плотным, активным и взаимовыгодным, что впоследствии этот город, воспринимавшийся как предатель интересов жителей всего Двуречья, исключили из всех исторических хроник и он был вынужден самостоятельно составлять списки своих царей.
Как бы то ни было, практическая политика Гудеа прекрасно засвидетельствовала успешность избранной им политики, позволившей ему удерживать власть около двадцати лет. Не претендуя формально на абсолютное неограниченное господство над собственными подданными, тем более не заявляя о претензиях на владение сопредельными странами и всем миром, правитель Лагаша тихой сапой установил и реализовывал свою власть над всем Южным Двуречьем, включая Ура и Эреду, и даже западной частью Элама. Номинально, будучи лишь незначительным правителем зависимого от кутиев государства, Гудеа смог наладить широкомасштабную международную торговлю, невозможную без установления дипломатических отношений с многочисленными иностранными контрагентами. Сохранившиеся надписи свидетельствуют о том, что масштабы внешней политики лагашского властителя не уступали по своему размаху и пространственному охвату достижениям аккадских повелителей – Саргона и Саргонидов: «Сам Нин-Нгирсу открыл ему путь от Верхнего (то есть Средиземного) до Нижнего моря (то есть Персидского залива)». Однако того, что цари Аккада достигали прежде всего грубой военной силой, Гудеа не менее успешно достигал посредством дипломатии и торговли.