Страница 6 из 10
Еще ничему не научившись заново, мы стали непроизвольно замечать, как двигаемся сами и двигаются наши окружающие – порывисто, рублено, ссутулившись, напоминая плохо отлаженных механических роботов. Мы потрясенно обнаружили, что не умеем дышать и делаем это, как и подавляющее большинство современных жителей мегаполисов, используя при этом не столько орган, специально предназначенный для дыхания – нос, сколько орган, служащий совершенно другой задаче – поглощению пищи. Мы дышим, практически не задействуя диафрагму, постоянно обрекая собственный организм на кислородное голодание, насыщая его воздухом лишь на малую часть.
При этом мы еще более придурковато мыслим и чувствуем – не столько руководя нашими мыслями и эмоциями, сколько оказываясь в их власти, причем в большинстве случаев во власти целей и образов, не имеющих ничего общего с действительностью. В результате чаще всего мы фактически отключены от действительности, полностью занятые случайной работой нашего мозга, способного генерировать калейдоскопически причудливые интерпретации настоящего, прошлого и будущего, зачастую до неузнаваемости искажающие реальность.
Это было сильное ощущение – пребывая во вполне взрослом возрасте и привыкнув считать себя в целом вполне успешными в физическом и умственном плане, вдруг выяснить, что не умеем того, что казалось самым простым: дышать, думать и двигаться.
Но пережить это понимание – не самое сложное. Дальше предстояло сломать с рождения укоренившиеся собственные стереотипы и переучиться. Это очень трудно – ломать привычные стратегии, ВПЕРВЫЕ обращая на них сознательное внимание, собственноручно процарапывая в своем мозгу новые бороздки в стороне от отлично накатанных путей фабричного производства.
Какая обременительная работа – избавление от ставшего автоматическим мыслительного шаблона, деавтоматизация себя. Демонтировать все налаженные рутинные процессы, чтобы затем собрать по-новому – этим очень не хочется заниматься. Зачем? Слава богу, всю жизнь справлялись – дышим как-то, ходим, не жалуемся, мыслим даже – не хуже, чем другие…
Но пока мы не научимся что-то делать с этим ленивым, самодовольным, агрессивным, ничего не желающим знать и менять приматом, сидящим в каждом из нас, мы ничего, кроме этой лени, мрачности и самодовольства, не сможем порождать и по-прежнему только их и будем передавать своим детям – генами своими и своим воспитанием, выращивая из них в лучшем случае беспомощных магистров бизнес-администрации…
Эйнштейн считал доказательством безумия многократные повторения одинаковых действий в ожидании нового результата. Если это понять, ничего другого не остается: менять – самостоятельно, заново, с нуля, сколько бы ни было до этого поколений, проходивших этот путь. Вновь – только для себя – решая, КАК?
Ответ на этот вопрос – величайшее личное открытие, ничуть не девальвированное тем, что его наверняка уже не раз сделали до этого. Упреждающий плагиат, как кто-то верно заметил, – это когда у тебя бессовестно крадут принадлежащую тебе гениальную идею и публикуют ее за несколько веков до твоего рождения.
Нам предстояло сделать именно это открытие. Мудрые говорят, что эффективна только та практика, которая персонально подходит человеку. Изнутри познакомившись с очень разными подходами, мы разработали «собственные» принципы и программу подготовки.
Она может совершенно не годиться вам. Это ТОЛЬКО наша личная практика. Но другую нам описывать сложно и скучно.
Нас учили: поставь цель и достигай, все остальное – неважно. Но мы видели столько несчастливых миллионеров и столько девушек, мечтавших любой ценой очутиться под венцом и на свою голову осуществивших это желание, что подозревали этот принцип в порочности. Может быть потому, что, уча ставить цели, нас никогда не учили задавать себе вопрос об их смыслах.
Нас учили: расслабься, и все получится. Мы послушно расслаблялись, начинали напоминать самим себе вареную макаронину и получали этакий расслабленный результат. Может быть, потому, что никто не говорил нам, что дельфин бывает совершенно расслабленным только тогда, когда он мертв. Мы нехотя учились быть мертвыми дельфинами.
Нас учили: работай, превозмогая себя, чтобы получить результат. Но дельфины и дети работают играя, получая удовольствие от процесса и во время процесса, а не в следствие и не потом. Процесс и результат не разнесены в их мозгу и во времени, они равны.
Нас учили: отрабатывай технику, тренируй каждый прием и каждый элемент. И мы через силу расчленяли процесс на составные части так, что переставали видеть его целиком, и от этого он терял всякий смысл. Нам не говорили, что каждое движение – лишь продолжение предыдущего и начало следующего.
Кажется, нас учили как-то не так. Вероятно, чему-то функционально-полезному, но почти никогда – действительно важному.
Это учение вызывало сопротивление. Возможно лишь то, что учителя отрабатывали скучную неблагодарную повинность, а мы были посредственными учениками и еще не до конца отвыкли доверять себе, не позволило сделать из нас идеально отрегулированных роботов и сохранило нам шанс.
Теперь у нас были другие учителя, и, опираясь на крошечный опыт общения с ними, мы, за неимением других референтов, могли полагаться в отборе практик исключительно на это внутреннее чувство – «туда» или «не туда».
Самое пугающее, на что нужно отважиться, – терпимость к неопределенности. Способность отбросить постоянное сопоставление с обыденным опытом, отказаться от беспрестанного тестирования реальности, чтобы выйти из нее туда, где грань между ней и фантазией неразличима.
В конечном счете, это просто любовь к приключениям. Страсть к исследованию новых территорий.
Переливание мозга
Способ мышления – это привычка. На языке нейрофизиологии – наработанные нейронные связи. Вода точит русло, постепенно пробивая себе привычный путь, с которого уже не сворачивает. Наши мысли поступают так же. Это может быть русло агрессии или русло добра, привычка невротизма или привычка спокойствия. Они выбирают нас, или мы – их?
Долгие годы считавшийся неизменным, мозг на самом деле пластичен и способен на собственную реорганизацию. Это открытие – едва ли не одно из самых крупных за последние десятилетия.
Пластичность мозга – это его способность изменять собственную картографию.
Долгое время считалось, что инстинкты неизменны и имеют четкую, природой зафиксированную цель – выживание. Однако человеческий (как и дельфиний) сексуальный инстинкт, похоже, преодолел рамки этой фиксированной задачи – размножения, а любовь и альтруизм тех и других способен преодолевать даже инстинкт самосохранения. Области мозга, некогда отвечавшие за выполнение задач охоты и выживания, могут, как выяснилось, быть отданы совершенно иным задачам. Например, объединены с соседними областями. При этом объединение двух областей – не просто сумма их величин, но нечто третье, качественно иное. Фраза всегда больше, чем сумма составляющих ее слов. Объединение двух областей головного мозга способно пробудить совершенно новую способность.
Возможно, пластичность – это главное свойство мозга существ, наделенных высокоразвитым сознанием. За вычетом двух процентов, наша ДНК полностью совпадает с ДНК шимпанзе. Открытие генома человека позволило определить гены, отличающие нас от обезьяны. Один из них – ген, отвечающий за то, сколько новых нейронов мы можем создать.