Страница 15 из 19
Проклятая средневековая бюрократия была способна похоронить любой вопрос, и так и получалось, что на бумаге – несметные полчища и взятый Каир, а по факту – денег нет, держитесь и хорошего вам настроения.
У Саладина с этим было проще, решил и сделал, поэтому в середине ноября его банда в четверть сотни тысяч человек пересекла границу Иерусалимского королевства и бодро двинулась вверх по карте на глазах изумленных тамплиеров, засевших в Газе.
«Если не к нам, то к кому, – билась сложная мысль в преисполненных благочестия головах рыцарей, – и как реагировать?
Сделать вид, что не рассмотрели в тумане, или бить в набат?»
Огородами и закоулками, обгоняя Саладиново воинство, жгущее прибрежные поселки, в Иерусалим полетели гонцы с известием: Началось!»
Королем иерусалимским был молодой пацан.
17 лет.
Действительно хороший парень из достойной семьи, умный и храбрый, несмотря на то, что звался Балдуином.
Парень умирал.
Заживо умирал от проказы, и никто не знал, сколько ему отведено – месяц или год.
Проклятый феодализм и так был не самым лучшим подспорьем королевской власти, в Палестине, так еще хуже, чем в Европе, а болезнь молодого короля и вовсе ставила под сомнение власть над баронами.
Клич-то кинем, а придут или не придут, как бог на душу положит.
Получив шифровку от тамплиеров, Балдуин не терял ни секунды.
Это только на рынках Востока все так медленно и степенно.
А с войной все не так.
Из ниоткуда вдруг возникают всадники, пустынное марево пляшет на шлемах, волна обрушивается и поглощает все живое.
Балдуин эти фокусы знал как никто.
Его армия в 500 рыцарей и 3 тысячи пехоты, все, что было под рукой, бросился к Аскалону, ныне Ашкелону, для тех, кто в курсе.
К баронам и магистрам рыцарских орденов помчались гонцы, с не приказом даже – отчаянным криком о помощи.
Саладин пер на беззащитный Иерусалим, и ничего, кроме успевшего ворваться в Аскалон Балдуина, на его пути не было.
Саладин знал баронов, бароны знали Саладина, и он ни секунды не сомневался, что на помощь не придет никто.
Сольют все, а потом трубадуры будут петь тоскливые песни зимними вечерами в промерзших залах замков.
О том, как погибло дело Господне и т. д., и т. п.
Прям как из нашей истории примеры, сначала все потерять, а потом распевать об этом.
И Саладин спокойно осадил Аскалон, неспешно готовясь к штурму.
И ошибся.
Армия сарацин шаталась по окрестностям, грабя и поджигая все вокруг, когда на помощь осажденному Балдуину пришли-таки тамплиеры.
«Держись, Балдуиныч!» – якобы орали они идя в атаку, обрушившись на мусульман и рубя их направо и налево.
Король был спасен, а Иерусалим висел на волоске.
Армия Саладина уверенно двигалась к беззащитному городу, сметая на своем пути мелкие отряды крестоносцев, откликнувшихся на призыв Балдуина.
Балдуин поставил на карту всё.
Прозвучала команда седлать ослов, и пехота, звеня доспехами, взгромоздилась на покорных животных.
«Главное – скорость», – на пальцах объяснял молодому королю тоже не старый еще Рене де Шатильон, только-только откинувшийся после нескольких лет отсидки в плену.
«Так какой план?» – хмуро спросил Король, глядя на раздухарившегося Рене.
«Как какой, как всегда! Атакуем и грабим обоз!» – искренне расхохотался Рене, так до самой смерти других планов и не узнавший, и даже хотел было от избытка чувств хлопнуть короля по плечу, но вспомнил про проказу и воздержался.
Так и поступили.
Армия крестоносцев вышла сарацинам в тыл у местечка с красивым именем Монжизар, франки уже полвека переименовывали там все, что на глаза попадалось.
Никаких маневров.
Никаких предварительных ласк и сигналов, куртуазностей и любезностей.
Белые плащи, древки копий в руках, глухое рычание из-под шлемов.
Крестоносцы ударили всей силой, натурально-по рыцарски, лоб в лоб.
Галоп, кони рвутся грудью вперед, наконечник копья пляшет стальным жалом, выискивая цель!
Удар, хруст, обломанное древко летит в сторону, рука выхватывает меч!
Мамлюки пытаются построиться, охрана Саладина судорожно мечется вокруг него, ревут сарацинские верблюды и несущие на себе в бой пехоту ослы крестоносцев.
С Балдуином три десятка рыцарей-смертников.
Они больны проказой, как и он, умереть в бою – мечта, скоро каждый из них уже не сможет держать меч.
Они врубаются клином, рубят охрану Саладина, сарацины в ужасе бросаются в стороны, зная, кто перед ними.
Сама Смерть одела доспехи, и смертельна даже капля вылетающей из щели забрала слюны.
За ними валят тамплиеры и Рене, так долго ждавший возможности посчитаться.
Саладин был очень гордым человеком.
Очень.
Но бывают такие дни, когда ты или не очень гордый, или очень мертвый.
Продравшись сквозь толпу бегущих пехотинцев, лидер мусульманского мира дал шпоры коню и унесся прочь вместе с горсткой своих людей.
Крестоносцы гнали бегущих сарацин и безжалостно рубили.
Не ушел практически никто.
Дрожащими руками Балдуин снял шлем, на нем ни царапины, но руки в крови, и она уже пропитала белый плащ, просочившись сквозь одежду.
Мертвый Король поворачивается к войскам, вскидывает к небу меч, и крестоносцы кричат его имя, потрясая окровавленным оружием.
Торжествующе ревут ослы, понуро плюются трофейные верблюды.
«Знаете, Бог не хочет, чтобы Иерусалим пал при этом Короле», – достаточно просто объяснил дома провал мероприятия Саладин.
Со следующим Королем Иерусалиму повезло меньше.
Мусульмане умеют ждать.
Глава 15. Битва при Хаттине
В этот день, 4 июля 1187 года, король Иерусалимский, Ги де Лузиньян, умудрился организовать Третий крестовый поход.
Красиво и элегантно, как и все, за что он брался.
Был мир.
Не мир, но перемирие, любой период на Святой земле в любое время это лишь перемирие.
Война там – это вечное проклятие, плата за дыхание Богов.
Перемирие в Палестине – это всегда скучно.
Тоскливые однообразные дни, марево миражей над волнами бесконечного песка, чахлые столбы одиноких пальм, илистое дно редких водоемов.
Скучно сидишь в башне, дурак дураком, в адскую жару, пьешь и смотришь на вереницу бедуинов, пытающихся объехать вставшего на дороге осла.
Приходит вечер, зажигаются звезды, выныривает перевернутый ближневосточный месяц, и ты снова сидишь в той же башне и пьешь, пьешь и пьешь…
Восток, так течет жизнь.
Веками, тысячелетиями…
Рене де Шатильон, старая скотина лет о шестидесяти, так и делал.
Скучал и пил, пил и скучал.
Тоскливо глядя на окружающую пустыню с вершины башни замка Керак.
А потом сорвался.
Рецидив, бывает.
Углядел, стервец, вдали караван, и понеслась.
Понеслись, нагнали, атаковали и разграбили.
Так случилось, что с караваном ехала сестра Саладина.
Резонанс превзошел все ожидания.
Саладин этого ждал.
Не он нарушил перемирие, но за ответом не заржавело.
Тридцать тысяч сарацин двинулись ускоренным маршем и осадили Тверию.
Крестоносный коллектив принялся решать, как быть и что делать.
Мнения разделились.
Непосредственный хозяин Тверии, Раймонд Триполитанский, предлагал не делать ничего.
Спокойно развести собранную армию по замкам и ждать, пока ласковое июльское солнышко не отобьет у Саладина охоту к карабканию на высокие стены.
«Пусть идет через пустыню, сидит без воды и еды, короче, узнает по чем фунт лиха», – разумно предлагал граф.
Великий магистр тамплиеров предложил обратное:
«Самим протащиться через палящий зной пустыни, напасть на сарацин и снискать славу, честь и прочую, нематериальную пургу».
Возможно, в другой раз король Ги и послушал бы Раймонда.
Да вот только королем он стал буквально накануне и сильно вопреки желанию окружающих.
А Европу вообще забыли спросить.