Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 19

Поздно!

Агриппа орет команду, и пехота выламывает тяжеленные дубовые двери, но она уже мертва.

Клеопатра уже мертва, хоть еще и тычет пальцем ему в лицо, презрительно улыбаясь.

Как свернувшаяся у нее на коленях кобра.

Она обманула его, она тоже давно играет в эти игры, давным-давно, когда он был еще ребенком, а мир еще сотрясала поступь гигантов Республики.

Во дворец с холодным достоинством входит человек в богатых одеждах.

Черные как смоль кучерявые волосы, черные сверкающие маслом глаза, борода, завитая по восточной моде, высокая диадема на голове.

Спокойный и невозмутимый, будто не рухнуло только что все, к чему прикоснулся Антоний.

Ирод.

«Я был Антонию верным другом до самого конца! – спокойно говорит он. – Если хочешь, буду другом тебе».

Август, уже не Октавиан, но отныне и навсегда, до скончания веков, Август, протягивает Ироду руку.

Эти двое нашли друг друга.

Мертвый Цезарион, сын Цезаря и Клеопатры.

У Цезаря может быть только один сын, Он!

Мертвый Антилл, старший сын Антония.

Он слишком взрослый, чтобы остаться в живых.

Шестеро детей Антония, Юл Антоний, две Антонии, старшая и младшая, от его сестры, Октавии.

Александр-Гелиос, Клеопатра-Селена и Птолемей-Филадельф от Клеопатры.

Они все будут жить в его доме.

Они станут царями и царицами, Юл Антоний покончит с собой по его, Августа, приказу, за связь с его дочерью, Юлией.

Но это ведь всё потом.

Своих сыновей у него не будет.

Будет дочь, несчастная дочь, которую он выдаст за Агриппу, потом за Тиберия, заставив его развестись с любимой женщиной.

От обоих мужей родятся дети, он будет искать в них наследников, но они все умрут, словно Рок какой-то.

«Рок или Ливия?» – Август мрачно усмехается, вспоминая, как она полвека трудилась, чтобы Тиберий стал его наследником.

Он отправит свою дочь Юлию умирать на необитаемом острове.

Расплата за разврат.

Он отправит на другой остров ее дочь, свою внучку, тоже Юлию.

Расплата за разврат.

Он запретит упоминать их имена, хоронить их вместе с собой, это его расплата.

Расплата за все.

За Золотой век, за поколения родившихся и умерших при его жизни римлян, за мир с Парфией и возвращенных Орлов Красса и Антония.

За Тиберия, воевавшего везде, где он приказывал, от Далмации и Германии до Сирии, и везде побеждавшего.

За историю, которую поэты и историки переписали, посмертно еще раз разгромив Антония и постаравшись стереть из памяти правду.

За чужих жен, жен сенаторов, уведенных с ужина в соседнюю комнату на глазах у мужей.

За выхолощенные республиканские должности и традиции, не убитые, но превращенные в посмешище.

За индийских и китайских послов, за наступивший наконец мир и за закрытый в честь него храм Беллоны.

За то, что ныне принцепс Сената, первый среди Равных!

Но равных нет и быть не может, и потому просто Первый, навсегда Первый, до конца и потом!

«Я хорошо сыграл комедию своей жизни?» – спросит он у друзей в последний момент. Это важно.

Он, именно он убил Республику, которая жила пять веков.

Он, именно он построил Империю, которая проживет еще пять.

Оба его имени, и Цезарь и Август, станут нарицательными.

Он станет Богом!

Ливия с нежностью смотрит на старика, лежащего с закрытыми глазами на теплых мраморных плитах дворика.

Они вместе построили этот мир.

Никто, кроме них, и не знает, каким, на самом деле, он был до них.

Только с их слов.

Все остальные давным-давно умерли, ушли.

Ушли, чтобы не мешать им создать Историю таковой, какой они решили ее сделать.

А вот теперь настал черед и Августа.

Ей осталось лишь одно – сделать императором Тиберия.

А потом все.

Дальше сами…

Солнце пробивается сквозь листву деревьев, освещая лежащего на мраморных плитах дворика старика и склонившуюся над ним женщину…

Глава 13. Верни легионы, Квинтилий Вар!

Монотонную тишину императорского дворца разорвали глухие удары.

Раннее утро, спит Вечный город, спит дворец, даже рабы-поварята еще не начали свой хаотичный круговорот.

И вдруг глухие удары, будто бьется кто-то с размаху балдой о стены, абсолютно не боясь разбудить еще не Божественного, но уже почти.

Забегали.





Засуетились, будто на пожаре, побежали коридорами, грохотом сапог разгоняя остатки сонной тишины, гиганты-германцы из охраны Августа.

Резко перекрикиваются префекты, плевать на покой, враг не дремлет и все такое, как бы чего не вышло.

В результате поисков вышли на самих себя.

Удары неслись из покоев почти Божественного, сомнений не было, кто-то монотонно бил башкой в стены, что-то подвывая.

Проснулась, прибежала супруга Принцепса, еще настойчивей почти Божественная Ливия.

Дернула ручку двери, пнула, толкнула, – заперто.

Август-то – гуманист известный, учуди что-то не то, мигом проснешься в сопровождении любимого раба на необитаемом острове.

И из еды с собой только этот самый любимый раб, хоть откармливай заранее на всякий случай.

Желающих ломать двери не нашлось.

Три дня Семья, Сенат и магистраты грустно стояли под дверью, заткнув уши.

Божественный бился башкой в стену с завидным чувством ритма и выл.

На третий день подустал, стал биться чуть тише.

А выть – громче.

Верни легионы, Квинтилий Вар!!!

Так Рим узнал о том, что в Германии произошла катастрофа.

Квинтилий наконец-то зажил по-человечески.

Африка!!!

Вы представляете себе, Африка!

Два года!!

И что потом??

Сирия.

Еще два.

Душные восточные вечера, бесконечный гомон рынков, спрятанные в рукавах кинжалы религиозных фанатиков всех бесчисленных сект.

Запах пряностей висит в воздухе, одежда пропитана им, спасения нет.

И гул, бесконечный гомон голосов на всех языках мира, перебиваемый только музыкой, еще более ужасной.

Вар мечтал попасть в Европу, к цивилизации.

А приходилось идти на Иерусалим во главе четырех легионов, и распять две тысячи евреев вдоль лесистых холмов.

«Этот народ никогда не перестанет бунтовать», – мрачно думал наместник глядя на бесконечную цепочку крестов, увешанную умирающими.

Никогда.

Хотелось домой.

И вина.

Вино, с утра до ночи вино, два года в Африке и два в Сирии, а как вы думали?

Наконец-то домой!!

Домой!!

На Форум, на холмы Рима, к его суете и сплетням!

К семье, к вилле, к своей одежде и своим статуям.

И вот она, Европа!!!

Тьфу!

После Африки, после Сирии, думаете, Греция?

Афины, тень олив, солнце, падающее огненным шаром в море?

Думаете Испания?

Смуглые рабыни, терпкий сыр, персики с золотыми боками, лежащие на блюде так, что рука не поднимется взять?

Германия.

Германия!!!

Даже не Галлия!!!

Германия!!

Тиберий завоевал Германию, радость-то какая!!

Да он и Британию мог завоевать, ему все равно, вон сейчас подался усмирять Далмацию, и пусть боги пощадят тех, кто попадет в его руки живым!

Налей еще вина, мальчишка, что смотришь оловянными глазами, будто уснул стоя!

Август так и сказал, приобняв за плечи: «Ты будешь первым наместником Германии, Квинтилий Вар!»

И все захлопали, закивали, будто завидуя, надо же, какая честь!

Сделать косматых варваров людьми.

«Принеси им Закон», – сказал Кесарь, и воображение сразу нарисовало ровные дороги, усаженные фруктовыми деревьями, мощеные улочки городов и амфитеатры.

Вернуться в Сирию захотелось с первой секунды.

Да, да, в Сирию, к рынкам, удушливому шафрану, реву ослов и жирным танцовщицам.

И вину.

Вину, о боги, а не этой козлиной моче, которую они варят в здоровенных чанах рядом с такими же с пивом, и не поймешь, что гаже на вкус!!!

Кресты.

Он принес германцам Закон и судил, справедливо и сурово.