Страница 10 из 19
Голосуйте и тяните руки повыше, чтобы хорошо было видно.
Вот так, да, спасибо, нет-нет, подпрыгивать не надо, этого вполне достаточно.
Проголосовали пожизненное.
Дальше в общем-то было вполне логично предположить, что престиж пожизненного Диктатора Римской Республики решительно требует некоторых мер.
А именно, обожествления.
Ибо как еще продлить жизнь Отцу Нации, как не государственными молитвами?
Вопрос прошел практически на «ура».
Вспыхнули огни на алтарях, забубонили жрецы, замычали жертвенные животные и потянулись к мраморным потолкам струйки фиама.
И вот тут возник неловкий, не всем понятный тонкий момент.
Вдумайтесь, Диктатор, это хоть и официально, но все-таки как-то грубовато звучит.
Слышится в этом слове грохот солдатских калиг и скрип кожаных ремней панцирей.
Не то.
А вот если скажем, например….Царь?
Подумайте, произнесите так мягко и протяжно, Ца-арь…
Ну, ведь совсем другое дело, а?
Но как донести это тупой толпе, только что три года подряд ходившей на таких же римлян грудь в грудь, во имя спасения Республики?
Нужен кто-то героический, харизматичный, в определенных кругах широко известный.
Но при этом дурак.
Не просто дурак, но Дурак, такой, что б все это за версту знали.
Нашелся.
Марк Антоний.
На каком-то религиозном празднике, уж не вспомню на каком, Марк Антоний трижды предлагал, протягивал Цезарю царскую диадему.
Цезарь, выдерживая небольшую паузу и слыша гневный рев толпы, эту диадему решительно отвергал.
Настолько решительно, что Антоний трижды пытался.
Прощупали, короче говоря, общественное мнение.
Это я к трогательной страсти Поклонской к царям, мощам и чудесам вспомнил.
Кстати, это уж совсем случайное совпадение, опять же вспомнилось.
Цезаря ровно через год убили.
В 44 году до н. э.
Март, Иды, Сенат.
Правда, ничем хорошим ни для Рима, ни для Парфии, ни для остальных соседей это не закончилось.
Поучительная история.
Глава 9. Мартовские иды
Его все дико раздражало в этот день.
Сначала жена с какими-то бредовыми снами с самого утра.
Женские слезы, он не видел ее 13 лет, отвык.
Потом какой-то раб, бегущий за носилками, подпрыгивающий, сующий записку и что-то пытающийся сказать.
Толпа, в глазах рябит от белого с красной каймой, просто белого, мельтешат перед лицом фасции ликторов.
Все раздражало.
Носилки опустили, он ступил на землю, оглянулся, дожидаясь Антония, копна рыжих волос на бычьей шее.
Антоний шагнул, хотел что-то сказать, но его чуть придержал пальцами за край тоги Требоний.
Обнял за плечо, увлек в сторону, прислонился спиной к колонне, что-то втолковывал.
Антоний кивал, как всегда невпопад, думая об очередной бабе из какой-нибудь лавки на рынке.
Подбородок недовольно дернулся, он на секунду задержался и шагнул в зал.
Взгляд равнодушно скользнул по напряженным лицам, они всегда были настороже, таили за улыбками страх.
На секунду задержался на одном из лиц.
Мраморном.
Бесцветные, навыкате, как в жизни, глаза Помпея всегда что-то выдергивали из памяти и из сердца.
Он вздохнул, перевел взгляд на пухлые мраморные пальцы, сжимающие свиток.
Кивнул чему-то своему и шагнул к креслу.
Боги мечут кости.
Кто-то сидит в кресле с высокой спинкой, аккуратно разгладив складки тоги.
А кто-то застыл каменным изваянием, еще здесь, но уже навсегда молчалив.
Каска что-то просил.
Он раздраженно отмахнулся, не слушая, но наглец забылся.
Навалился, схватил за тогу, сминая в руке белоснежную ткань.
Кровь бросилась в лицо от возмущения.
Брови гневно сошлись, высокий лоб разрезали морщины, глаза вспыхнули.
Что-то тускло блеснуло и обожгло предплечье.
И еще раз.
Он даже не понял, что это, липкое тепло на руке, гул голосов, прорывающийся из внезапно обрушившегося вязкого тумана.
Рука сама стремилась вперед, острое стило уткнулось в грудь мерзавцу, тот как-то по-бабьи взвизгнул и отшатнулся.
Белое обрушилось со всех сторон.
Сжало, заперло в коробку.
Огромная живая белая масса, сливающаяся в одно целое, лишь головы, как в пантомиме греков с выпученными глазами и раскрытыми в беззвучном крике ртами.
Он попытался оглянуться, куда, зачем…?
Они боялись в лицо.
Он дал им шанс.
Десятки рук, десятки кинжалов, мешая, задевая и раня друг друга.
Он видит взмахи и не чувствует боли.
Он вообще ничего не чувствует.
Он не верит.
Грудь, живот, плечи, лицо, все изрезано.
Ноги слабеют, но рука еще в силах схватиться за окровавленное лезвие и вырвать его, рассекая пальцы.
Он уже не стоит, они держат его давлением своих тел, словно боясь отпустить.
Куда-то смотрят, в глазах крик.
Он поворачивает голову вслед за ними.
Один стоит в стороне.
Бледный, белее своей тоги.
Дрожащие руки, дрожащие губы, дрожащий подбородок.
Их взгляды хлещут его по лицу, заливая румянцем щеки.
Он всхлипывает, делает шаг вперед и всаживает кинжал в живот, наваливаясь всей тяжестью.
Ледяной взгляд обжигает.
Колени подламываются, рука успевает упереться в каменный пол.
Губы чуть кривит усмешка.
Совсем чуть-чуть, край дернулся.
Он отпускает силы, опускается на пол, последним движением запахивая тогу над головой.
Белые тела склоняются над ним.
Взлетают, мешая друг другу, кинжалы.
Лужа крови.
Бессильно разжатая ладонь.
Скомканный клочок записки раба.
«Не ходи в Сенат, Цезарь!!!
Не ходи в Сенат в Мартовские иды…»
Тишина…
Глава 10. Битва при Мунде
17 марта 45 года до н. э. произошла битва при Мунде.
Последняя битва этой гражданской войны.
Последняя битва Цезаря.
Все, кто еще уцелел после Фарсала и Тапса, бежали в Испанию.
Традиционное место сбора римской оппозиции еще со времен Сертория, богатая страна, многолюдная, удобно расположенная.
Тит Лабиен и оба сына Помпея, Гней и Секст, стали последними вождями некогда мощной сенатской оппозиции.
Им было уже давно наплевать на Сенат, на ошметки Республики, на все на свете.
Они дрались за себя, против Цезаря.
Или – или.
До конца.
И Цезарь пришел.
Как всегда небрежно, без долгих сборов и подготовки, уверенный в себе и своих ветеранах.
8 легионов и 6 тысяч конницы, всего около 50 тысяч человек.
Помпеянцы собрали много больше.
13 легионов, легкая пехота, кавалерия, около 85 тысяч.
План Цезаря был прост: выманить врага с холма ложной атакой и разбить.
Атаковали.
План помпеянцев был прост.
Стоять насмерть, не поддаваться на провокации, использовать количественное преимущество.
Стояли.
Тогда цезарианцы пошли на проклятый холм всерьез, без дураков.
Граждане Римской республики, крепко зажав в ладонях мечи, хмуро смотрели с холма на граждан Римской республики, взбиравшихся на холм.
С мечами.
Они сошлись, и помпеянцы оказались сильнее.
Рубились насмерть, и железная лавина дрогнула, двинулась назад, к подножию.
Одна за другой фигурки в красных плащах побежали вниз, преследуемые фигурками в красных плащах.
Это был разгром.
Цезарь вырвал оружие и бросился вперед, крича своим войскам, что хочет умереть здесь.
Везде он дрался за победу, а тут за жизнь, бросил он потом кому-то из своих.
Вслед за диктатором, увлекая за собой бегущих, на шеренги помпеянцев обрушились ветераны Десятого легиона.
В этот момент мавританский царь Богуд решил, что пора.
Нумидийская конница ударила помпеянцам в тыл, обойдя с флангов.
Лабиен отвел несколько когорт для отражения атаки.
Его поняли неправильно.
Войска побежали.
Сдаваться Лабиену было нельзя.