Византийская принцесса

– Дело в том, что сегодня ночью он возьмет ее в свою постель. Если она окажется плодовитой и родит ему сына…

Анастасия не договорила и бесстрастно посмотрела Мураду в глаза.

– Вряд ли он назовет этого младенца своим наследником в обход взрослых сыновей, нас с Сулейманом. Тем более зачать ребенка в его возрасте весьма проблематично, – резко произнес Мурад. – Надеюсь, мама, ты не будешь участвовать в травле этой девочки: ей понадобятся друзья во дворце.

Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом покинул апартаменты.

Что бы его мать и Анастасия ни говорили о честолюбии Теадоры, Мурад знал, что это неправда. Они даже не видели ее, а уже осуждают. Бедняжка, она, должно быть, очень напугана. Скоро ее приведут к этому старому извращенцу. Едва подумав об этом, он опять почувствовал тошноту и понял, что должен немедленно убраться из дворца: не мог он оставаться здесь этой ночью, зная, что невинность его любимой принесут в жертву на алтаре жадности.

Неожиданно откуда-то из густой тени выступила женская фигура с лицом, скрытым под густой вуалью, и быстро проговорила:

– Принцесса хочет, чтобы вы знали: эта ситуация сложилась не по ее воле, – но она выполнит свой долг, как ее учили.

Женщина поспешила прочь, и Мурад чуть было не закричал вслед удаляющейся фигуре, но, одумавшись, решительным шагом направился к конюшне. Там он приказал подать коня, вскочил в седло и поскакал вперед, туда, где маячили вдали горы.

Еще никогда в жизни Теадора не была такой чистой. Ее мыли так тщательно, что она даже испугалась, как бы не стерли саму кожу. С ее тела удалили все до единого волоски, оставив лишь косы, брови и ресницы. Ногти на руках и ногах подстригли очень коротко, чтобы она – пусть даже нечаянно – не поцарапала своего господина и хозяина. Ее косы расплели, и длинные волосы цвета красного дерева так отмыли и натерли шелком, что они блестели и на свету отливали золотом. Ее благоухающая кожа сияла здоровьем, а подошвы ступней и ладони блестели, окрашенные хной.

И только в аметистовых глазах застыла тревога и появился страх. Теадора не понимала, к чему вся эта спешка, а когда попыталась расспросить Али Яхию, тот сначала растерялся, а потом просто отмахнулся от нее, отделавшись общими фразами:

– Принцесса, вы уже несколько лет как замужем. Теперь, когда вы достигли физической зрелости, султан желает принять вас в своей постели. В этом нет ничего странного.

Евнух видел, что такой ответ ее не удовлетворил, и почувствовал себя совсем неуютно, потому что вдруг понял: девочка не повинна в хитрости или кокетстве. Она просто не хочет делить постель с супругом. Теперь Али Яхия был уверен, что принцесса спокойно оставалась бы в монастыре Святой Екатерины, не потребуй ее отец осуществления брака. И это открытие сделало его миссию куда более трудной.

Ровно через четыре часа после захода солнца Али Яхия в сопровождении госпожи Анастасии и госпожи Нилуфер пришел в апартаменты Теадоры, чтобы сопроводить ее к супругу. Две старших жены, разодетые в великолепные шелка, расшитые золотом и драгоценными камнями, являли разительный контраст с молоденькой девушкой в простом белом шелковом халате. Традиции и правила хорошего тона требовали, чтобы они отнеслись к молодой жене хозяина сердечно, желали ей счастья, но ни одна не произнесла ни слова. И если Нилуфер смотрела на девушку с любопытством, то Анастасия – с откровенной злобой.

«Вот, значит, как! – подумала Айрис с негодованием. – Две старые драные кошки!»

Старший евнух повернул к ней голову и быстро проговорил, понизив голос:

– Через пару часов твоя госпожа вернется. Будь готова, ты ей понадобишься!

«О боже! – в ужасе подумала Айрис. – Что они собираются делать с бедной девочкой?»

Невольники почтительно несли паланкин по пустым коридорам гарема, пока наконец не остановились перед огромной двустворчатой бронзовой дверью. Али Яхия помог дрожащей Теадоре спуститься, и в его сопровождении она вошла в покои. Тяжелая дверь с глухим стуком закрылась за ними, и в этом звуке ей послышалось нечто пугающее, неотвратимое.

Теадора оказалась в роскошно декорированной комнате. Мраморные полы покрывали толстые шерстяные ковры, на стенах висели прекрасные шелковые гобелены. В трех углах комнаты стояли искусно выкованные высокие золотые курильницы, распространявшие аромат благовоний. Четвертый угол занимала изразцовая печь, в которой горели яблоневые поленья. С высокого темного потолка с выступающими балками свисали на цепях две серебряные лампы с цветными стеклами, бросая мягкий свет на массивную кровать, установленную на помост. Пространство между резными столбиками балдахина закрывали роскошные занавеси из разноцветного шелка. К этой кровати Али Яхия и подвел Теадору. Тут же – казалось, ниоткуда – появились рабыни и сняли с девушки единственный предмет одежды, который на ней еще оставался.

– Принцесса, ложитесь, пожалуйста, на кровать, – мягко проговорил Али Яхия.

Теадора повиновалась. К ее ужасу, евнух наклонился над ней и мягким шелковым шнуром привязал одну ее руку к столбику кровати, а рабыня тем временем – другую. Ноги ей тоже развели в стороны и таким же манером привязали к столбикам кровами. Теадору охватила паника, она вскрикнула, но евнух тут же ладонью зажал ей рот.

– Ваше высочество, не кричите! Никто не причинит вам вреда. Вы обещаете не визжать, если я уберу руку?

Теадора кивнула, а когда он убрал руку от ее лица, спросила дрожащим голосом:

– Почему меня привязали?

– Потому что таков был приказ султана. Брачный договор предусматривает, что ваш брак должен быть осуществлен не раньше, чем вы достигнете зрелости. Честно говоря, султан намеревался оставить вас в том монастыре, но ваш отец настоял на выполнении всех пунктов заключенного между ними договора.

– Мой отец? – воскликнула Теадора, не веря своим ушам. – На этом настоял мой отец? О боже, как он мог!

– Ваше высочество, ему снова потребовалась помощь султана. Ваша сестра и ее муж доставляют ему неприятности. Последняя треть вашего приданого, включающая оплату золотом и стратегически важную крепость Цимпа, которую мой хозяин очень хочет получить, не будет выплачена до тех пор, пока вы не забеременеете.

Несколько мгновений Теадора молчала, потом с горечью, обращаясь не столько к евнуху, сколько к самой себе, воскликнула:

– И ради этого я так берегла свою девственность! Чтобы меня насильно отдали старику в обмен на отряд солдат, горсть золота и крепость!

Она вздохнула и, помолчав, снова обратила взгляд на евнуха.

– Но зачем господин повелел привязать меня к кровати?

– Потому что вы неопытны в искусстве любви. По своему неведению вы, вероятно, станете сопротивляться и тем самым вызовете неудовольствие султана. У нас не было времени подготовить вас должным образом и научить всему необходимому. Вас привезли во дворец сегодня, потому что это первый плодный день вашего лунного цикла. Вы будете делить постель с султаном четыре ночи, и если после них не понесете, то через месяц мой хозяин возьмет вас снова. Вы будете соединяться с господином до тех пор, пока его труды не принесут плод.

Это ужасающее откровение ошеломило Теадору. Возможно, ей было бы не так больно, если бы она не познала сладость любовных ласк принца Мурада. Должно быть, султан ее ненавидит! Она мысленно прокляла отца за то, что так жестоко предал ее. И в это мгновение ослепляющего озарения Теадора Кантакузин повзрослела.

Али Яхия снова заговорил, и было видно, что он ей сочувствует:

– Принцесса, вас нужно подготовить к приходу господина. Не пугайтесь того, что последует дальше: просто ваше тело еще не готово принять мужчину.

В ответ на ее озадаченный взгляд евнух хлопнул в ладоши, и в комнату вошли две красивые женщины. Каждая держала в руке белое страусовое перо. Они бесшумно уселись на табуреты по бокам от кровати и по кивку главного евнуха начали прикасаться мягкими перьями к ее грудям. Теадора посмотрела на них, ничего не подозревая, но вскоре с изумлением обнаружила, что их мягкие ласки начинают возбуждать ее тело. Ее груди стали наливаться и твердеть, соски увеличились, и в них появилось покалывание. Она тихо ахнула, удивляясь своей реакции. Евнух несколько минут наблюдал за ней из-под полуопущенных век, отмечая про себя каждое ее движение, затем снова хлопнул в ладоши, и к кровати подошли две молоденькие девушки – по сути, дети – и взрослая женщина. Ни слова не говоря, девочки встали по бокам от Теадоры, наклонились над ней и осторожно раздвинули нижние губы. Женщина тоже наклонилась, вынула из рукава длинное остроконечное перо и прикоснулась им к самому чувствительному местечку. Теадора застыла, потрясенная этим пугающим вторжением, но когда попыталась открыть рот, чтобы возразить, ей быстро заткнули его шелковым носовым платком. Это была сладкая пытка, но ее переполняло возмущение. С ней обращались словно с кобылицей, которую ведут на спаривание к жеребцу. Ощущения, сходные с теми, которые она испытывала, когда ее ласкали пальцы Мурада, накатывали на нее волна за волной, и она визжала, хотя и беззвучно. Боже, ну почему ее бедра не могут оставаться неподвижными!